Курбатов Алексей →  Два вопроса по требованиям о применении мер гражданско-правовой ответственности или о противоречиях между судебными актами

1. О моменте начала течения срока исковой давности

На практике появился ряд примеров, когда срок исковой давности по дополнительным требованиям кредиторов о применении мер гражданско-правовой ответственности (о взыскании процентов за пользование чужими денежными средствами или о взыскании неустойки) пытаются исчислять с момента исполнения основного обязательства. При этом в качестве основания кредиторы ссылаются на ряд решений арбитражных судов, в частности, на постановление Президиума Высшего Арбитражного Суда РФ от 10.02.2009 N 11778/08, в котором делается вывод, что «обязательство по уплате этих процентов (имеются в виду проценты за пользование чужими денежными средствами) считается возникшим не с момента просрочки исполнения основного обязательства, а с истечением периода, за который эти проценты начисляются».
В то же время необходимо учитывать следующее.
Согласно п. 1 ст. 196 Гражданского кодекса РФ общий срок исковой давности составляет три года со дня, определяемого в соответствии со ст. 200 этого Кодекса.
В соответствие со ст. 200 Гражданского кодекса РФ, если законом не установлено иное (т. е. по общему правилу), течение срока исковой давности начинается со дня, когда лицо узнало или должно было узнать о нарушении своего права и о том, кто является надлежащим ответчиком по иску о защите этого права. По обязательствам с определенным сроком исполнения моментом, когда лицо узнает о нарушении своего права, является окончание срока исполнения обязательства.
Предусмотренным законом случаем, когда изменяется момент начала течения срока исковой давности, является перерыв течения срока исковой давности, который связывается с совершением обязанным лицом действий, свидетельствующих о признании долга. После перерыва течение срока исковой давности начинается заново, время, истекшее до перерыва, не засчитывается в новый срок (ст. 203 Гражданского кодекса РФ). В других случаях речь идет не об изменении момента начала течения срока исковой давности, а о его приостановлении.
Что касается перерыва течения срока исковой давности, то согласно п. 25 постановления Пленума Верховного Суда РФ от 29.09.2015 N 43 «О некоторых вопросах, связанных с применением норм Гражданского кодекса Российской Федерации об исковой давности» «срок исковой давности по требованию о взыскании неустойки (ст. 330 Гражданского кодекса РФ) или процентов, подлежащих уплате по правилам ст. 395 Гражданского кодекса РФ, исчисляется отдельно по каждому просроченному платежу, определяемому применительно к каждому дню просрочки.
При этом признание обязанным лицом основного долга, в том числе в форме его уплаты, само по себе не может служить доказательством, свидетельствующим о признании дополнительных требований кредитора (в частности, неустойки, процентов за пользование чужими денежными средствами), а также требований по возмещению убытков, и, соответственно, не может расцениваться как основание перерыва течения срока исковой давности по дополнительным требованиям и требованию о возмещении убытков».
До принятия указанного постановления Пленума Верховного Суда РФ аналогичное положение содержалось в п. 23 совместного постановления Пленума Верховного Суда РФ от 12.11.2001 N 15 и Пленума Высшего Арбитражного Суда РФ от 15.11.2001 N 18 «О некоторых вопросах, связанных с применением норм Гражданского кодекса Российской Федерации об исковой давности».
Соответственно исковая давность по требованиям о взыскании процентов за пользование чужими денежными средствами или о взыскании неустойки должна исчисляться в соответствие с общим правилом со дня, когда кредитор узнал или должен был узнать о нарушении своего права, т. е. со дня, следующего за днем, когда окончился срок исполнения обязательства.
Ссылки на иные подходы в судебно-арбитражной практике не могут быть приняты во внимание, поскольку:
1) в действующем до 06.08.2014 п. 2 ст. 13 Федерального конституционного закона от 28.04.1995 N 1-ФКЗ «Об арбитражных судах в Российской Федерации» было закреплено, что по вопросам своего ведения Пленум Высшего Арбитражного Суда РФ принимает постановления, обязательные для арбитражных судов в Российской Федерации. Соответственно акты Президиума Высшего Арбитражного Суда РФ и иные решения арбитражных судов не могли противоречить постановлениям Пленума Высшего Арбитражного Суда РФ.
В настоящее время в отношении Пленума Верховного Суда РФ обязательность его актов можно вывести из системного толкования положений о том, что он дает судам разъяснения по вопросам судебной практики в целях обеспечения единообразного применения законодательства (п. 3 ст. 5 Федеральный конституционный закон от 05.02.2014 N 3-ФКЗ «О Верховном Суде Российской Федерации») и что неправильное применение норм материального, а в некоторых случаях процессуального права является основанием для изменения или отмены вышестоящими судами решений нижестоящих судов;
2) согласно п. 1 ст. 3 Федерального конституционного закона от 04.06.2014 N 8-ФКЗ «О внесении изменений в Федеральный конституционный закон «Об арбитражных судах в Российской Федерации» и статью 2 Федерального конституционного закона «О Верховном Суде Российской Федерации» разъяснения по вопросам судебной практики применения законов и иных нормативных правовых актов арбитражными судами, данные Пленумом Высшего Арбитражного Суда РФ, сохраняют свою силу до принятия соответствующих решений Пленумом Верховного Суда РФ. Соответственно иные акты Высшего Арбитражного Суда РФ уже не могут рассматриваться как выражающие официальную позицию высшего судебного органа.

2. О снижении размера неустойки (штрафа, пени)

Также на практике возник ряд случаев, когда размер неустойки (штрафа, пени) снижается не в соответствие с требованиями ст. 333 Гражданского кодекса РФ, а через институт недопустимости злоупотребления правом.
Согласно конституционно-правовому смыслу ст. 333 Гражданского кодекса РФ, выявленному Конституционным Судом РФ и выраженному в п. 2 мотивировочной части Определения от 21.12.2000 N 263-О «Об отказе в принятии к рассмотрению жалобы гражданина Наговицына Юрия Александровича на нарушение его конституционных прав частью первой статьи 333 Гражданского кодекса Российской Федерации», «гражданское законодательство предусматривает неустойку в качестве способа обеспечения исполнения обязательств и меры имущественной ответственности за их неисполнение или ненадлежащее исполнение, а право снижения неустойки предоставлено суду в целях устранения явной ее несоразмерности последствиям нарушения обязательств.
В соответствии ч. 3 ст. 55 Конституции РФ именно законодатель устанавливает основания и пределы необходимых ограничений прав и свобод гражданина в целях защиты прав и законных интересов других лиц. Это касается и свободы договора при определении на основе федерального закона таких его условий, как размеры неустойки — они должны быть соразмерны указанным в этой конституционной норме целям.
Предоставленная суду возможность снижать размер неустойки в случае ее чрезмерности по сравнению с последствиями нарушения обязательств является одним из правовых способов, предусмотренных в законе, которые направлены против злоупотребления правом свободного определения размера неустойки, т. е., по существу, — на реализацию требования ч. 3 ст. 17 Конституции РФ (конституционное закрепление недопустимости злоупотребления правом – прим. автора), согласно которой осуществление прав и свобод человека и гражданина не должно нарушать права и свободы других лиц. Именно поэтому в ч. 1 ст. 333 Гражданского кодекса РФ речь идет не о праве суда, а, по существу, о его обязанности установить баланс между применяемой к нарушителю мерой ответственности и оценкой действительного (а не возможного) размера ущерба, причиненного в результате конкретного правонарушения, что не может рассматриваться как нарушение ст. 35 Конституции РФ».
Как отмечает сам Конституционный Суд РФ, «юридической силой решения Конституционного Суда Российской Федерации, в котором выявляется конституционно-правовой смысл нормы, обусловливается невозможность применения (а значит — прекращение действия) данной нормы в неконституционном истолковании, т.е. утрата ею силы на будущее время в любом ином — расходящемся с выявленным конституционно-правовым — смысле, допускавшемся в прежнем ее понимании. Это означает, что, по общему правилу, с момента вступления решения Конституционного Суда Российской Федерации в силу такая норма не должна толковаться каким-либо иным образом и применяться в каком-либо ином смысле…
Решение Конституционного Суда Российской Федерации, которым в результате выявления конституционно-правового смысла нормы устраняется ее действие в неконституционном истолковании, обладает обратной силой в отношении дел заявителей, обратившихся в Конституционный Суд Российской Федерации, т. е. влечет для них те же последствия, что и решение, которым норма признается не соответствующей Конституции Российской Федерации. Дела этих заявителей во всяком случае подлежат пересмотру компетентными органами безотносительно к истечению пресекательных сроков обращения в эти органы и независимо от того, предусмотрены ли соответствующие основания для пересмотра дела в иных, помимо Федерального конституционного закона «О Конституционном Суде Российской Федерации», актах» (см., например, п. 3.4 мотивировочной части постановления Конституционного Суда РФ от 26.02.2010 N 4-П «По делу о проверке конституционности части второй статьи 392 Гражданского процессуального кодекса Российской Федерации в связи с жалобами граждан А.А. Дорошка, А.Е. Кота и Е.Ю. Федотовой»).
К сожалению, Пленум Верховного Суда РФ при принятии постановления Пленума Верховного Суда РФ от 24.03.2016 N 7 «О применении судами некоторых положений Гражданского кодекса Российской Федерации об ответственности за нарушение обязательств» дал буквальное, а не системно-логическое толкование по данному вопросу.
В то же время, исходя из приведенных правовых позиций Конституционного Суда РФ, неустойка не может выступать в качества способа обогащения кредитора за счет просрочившего должника, что означает обязанность суда рассматривать вопрос о злоупотреблении правом в любом случае.
В соответствие с п.п. 1 и 2 ст. 10 Гражданского кодекса РФ не допускаются осуществление гражданских прав исключительно с намерением причинить вред другому лицу, а также иное заведомо недобросовестное осуществление гражданских прав (злоупотребление правом). В случае несоблюдения этих требований, суд, арбитражный суд или третейский суд с учетом характера и последствий допущенного злоупотребления отказывает лицу в защите принадлежащего ему права полностью или частично, а также применяет иные меры, предусмотренные законом.
Поскольку уменьшение размера неустойки это обязанность суда в целях недопущения злоупотребления правом со стороны кредитора, то возникает вопрос о конституционности таких положений как:
— о снижении размера неустойки судом в случае, если обязательство нарушено лицом, осуществляющим предпринимательскую деятельность, только при условии заявления должника о таком уменьшении (п. 1 ст. 333 Гражданского кодекса РФ, п. 71 постановления Пленума Верховного Суда РФ от 24.03.2016 N 7);
— об уменьшении неустойки, определенной договором и подлежащей уплате лицом, осуществляющим предпринимательскую деятельность, только в исключительных случаях, если будет доказано, что взыскание неустойки в предусмотренном договором размере может привести к получению кредитором необоснованной выгоды (п. 2 ст. 333 Гражданского кодекса РФ, п. 77 постановления Пленума Верховного Суда РФ от 24.03.2016 N 7);
— об установлении предела для снижения неустойки на уровне ключевой ставки Банка России (п. 72 постановления Пленума Верховного Суда РФ от 24.03.2016 N 7).
Такие же вопросы возникают и в отношении процентов за пользование чужими денежными средствами, также как и неустойка являющихся мерой гражданско-правовой ответственности, размер которых уменьшается по похожим правилам (п. 6 ст. 395 Гражданского кодекса РФ).
Возникновение подобных противоречий является следствием полной разбалансированности деятельности различных ветвей судебной системы. Частными проявлениями такой разбалансированности являются, с одной стороны, отсутствие серьезного осмысления вопроса о понятии «конституционность» (на это обращалось внимание в книге «Защита прав и законных интересов в условиях «модернизации» правовой системы России», Москва, ЮСТИЦИНФОРМ, 2013 г., с. 103), с другой стороны, полное игнорирование конституционных требований при гражданско-правовом регулировании вопросов ответственности (на это обращалось внимание в статье «Проценты по статье 317.1 ГК РФ: невыполненное системно-логическое толкование и непройденный тест на конституционность», «Законы России: опыт, анализ, практика», 2016 г., № 7, с 35).

Нет комментариев