Благодарю Вас за развернутый ответ. Еще раз просмотрел соответствующие разделы Вашей интересной монографии «Генезис континентальной юридической догматики» и вижу, что Вы по этому поводу уже, в общем-то, высказывались — значит я недостаточно внимательно прочел ее. Касательно встречных вопросов, если позволите, постараюсь ответить, нарушив последовательность их постановки.
1) Доктрина — Догма.
Признаюсь, что встречающиеся в отечественной литературе попытки разделения догмы и доктрины права мне не до конца ясны. Если взять в качестве примера, допустим, подход, предложенный видным ученым В.С. Нерсисянцем, то можно предположить, что это деление, скорее всего, весьма условно. Сильно рискуя ошибиться в точности формулировок, все же попытаюсь обобщенно воспроизвести его суждения. Догма — общепринятые в юриспруденции исходные основные положения о позитивном праве, его установлении и действии. Учение о догме именуется доктриной. Доктрина — собирательное понятие, включающее в себя совокупность суждений, трактовок о позитивном праве. Доктрина разрабатывает и обосновывает определенные юридико-познавательные формы, в рамках которых осуществляется юридическое конструирование, выявляются принципы, вырабатывается специфическая юридическая терминология. При этом совокупность юридико-познавательных форм составляет содержание догмы.
Итак, догма (как исходные установки) суть содержание доктрины (которая есть учение о догме), а доктрина (в качестве юридико-познавательных форм) суть содержание догмы.
При всем уважении, представляется, что подход, демонстрируемый В.С. Нерсисянцем, основан на логическом круге. Еще более туманны по этому поводу рассуждения другого, не менее именитого теоретика — С.С. Алексеева, хотя, если я правильно понимаю, он также разделяет эти два понятия.
Очевидно, что приведенной ссылки на мнения двух (пусть даже авторитетных) ученых (возможно, даже превратно понятых мною) явно недостаточно, чтобы делать окончательные выводы относительно соотношения догмы и доктрины, но исходя из того, что было прочитано (а, согласитесь, количество современных работ, обращенных к указанной проблематике, как это ни парадоксально, сравнительно невелико), думается я не преувеличу, если скажу, что «иные» точки зрения сводятся либо к непосредственному воспроизведению озвученных указанными учеными позиций, либо, несмотря на некоторые уточнения, стилистические отличия и пр., в сущности, не далеко уходят от заданных ими смысловых рамок.
Поэтому дело даже не в том, различаю ли я догму и доктрину, дело в другом — мне не встречались работы, где было бы показано, для чего на терминологическом уровне необходимо вводить подобные различения.
2) Концептуализация.
Я осознаю, что с моей стороны неправильно использовать понятия, которые достаточно трудно с ходу однозначно интерпретировать. Возможно, было бы целесообразно вместо термина «концептуализация» использовать термин «научно-исследовательская программа», однако и в этом случае нельзя избежать возникновения некоторых нежелательных ассоциаций. Поэтому, если зачтете в качестве ответа, скажу Вам, что под концептуализацией можно понимать все перечисленное Вами (т.е. и философско-онтологическую рамку, и теорию права ...). Быть может, следующий пункт несколько разъяснит позицию.
3) Ф.К. фон Савиньи
Как известно, центральным понятием в творчестве Савиньи становится идея Народного Духа. Здесь не стоит вдаваться в подробности относительно того, что именно стоит за идеей Народного Духа: относится к сфере культурологии и идентично понятию «культура» либо представляет собой «коллективное Я» (в психологическом смысле), из которого юристы экспонируют Народный Дух. Связь права и Народного Духа указывает на восприятие Савиньи идей Шлейермахера. Но проект Савиньи заключается в том, что он ставит проблематику в абсолютно новой плоскости по отношению к прежней истории догматики: система догматических предложений больше не ограничивается собственно нормативной системой, но связана также с реальной системой, в качестве которой Савиньи вводит представление о правоотношении. В этой части на Савиньи заметно влияние философских идей Шмида, а дополнительная точка отсчета — реальная система требовалась для придания дисциплине характера научности в кантовской вариации. (Читал Вашу статью «Немецкая историческая школа — разновидность „социологизма“ как типа понимания права?»; видимо, вопрос о том, что скрывается за понятием «Народный Дух», стал одной из предпосылок дискуссии с А.В. Поляковым). Г.Ф. Пухта
Несмотря на определенную приверженность исторической школе права, творчество Пухты тем не менее характеризуется заимствованием идей Шеллинга, что объясняет явные натурфилософские аналогии (понятия — живые существа, право — зародыш, право — становящийся организм и пр.). Между тем Пухта сосредотачивает внимание именно на логической составляющей, отходя в этом от Савиньи и подготавливая почву для юриспруденции понятий. Р. фон Иеринг
Являясь учеником Пухты и первоначально даже развивая его идеи, Иеринг впоследствии отходит от него и выделяет идею систематизации и «очищения» понятий, пытаясь одновременно придать юриспруденции особую натуралистическую форму. Имеет ли какое-либо отношение к естественным наукам естественно-исторический метод Иеринга, заключающийся в последовательных операциях анализа, концентрации и конструкции? — вопрос достаточно спорный. Отличительной особенностью творчества Иеринга становится то, что он не мыслит догматику в качестве автономной системы, тем самым порывая с Пухтой. Намечая в работе «Задача современной юриспруденции» противопоставление юриспруденции рецептивной и продуктивной, Иеринг обесценивает последовательное логическое мышление, т.к. понимаемая «продуктивным» образом юриспруденция более не может быть реконструируема средствам формальной логики, она получает возможность, конструируя, создавать нечто новое: то, чего не было в обрабатываемом материале.
Антон Михайлович, а не могли бы Вы более подробно прояснить момент связанный с тем, что "[В] юридической догматике проблема истинности исследования не стоит, поскольку объект и предмет исследования совпадают...". Именно в части совпадения объекта и предмета исследования. Кроме того, насколько, на Ваш взгляд, справедливо вести речь о юридической догматике как таковой, ведь даже концептуализации догматик (именно так, во множественном числе — догматик), которые сформировались в XIX в. (Савиньи, Пухта, Иеринг) по своим исходным установкам и методологическим посылкам достаточно серьезно отличаются друг от друга.
1) Доктрина — Догма.
Признаюсь, что встречающиеся в отечественной литературе попытки разделения догмы и доктрины права мне не до конца ясны. Если взять в качестве примера, допустим, подход, предложенный видным ученым В.С. Нерсисянцем, то можно предположить, что это деление, скорее всего, весьма условно. Сильно рискуя ошибиться в точности формулировок, все же попытаюсь обобщенно воспроизвести его суждения.
Догма — общепринятые в юриспруденции исходные основные положения о позитивном праве, его установлении и действии. Учение о догме именуется доктриной.
Доктрина — собирательное понятие, включающее в себя совокупность суждений, трактовок о позитивном праве. Доктрина разрабатывает и обосновывает определенные юридико-познавательные формы, в рамках которых осуществляется юридическое конструирование, выявляются принципы, вырабатывается специфическая юридическая терминология. При этом совокупность юридико-познавательных форм составляет содержание догмы.
Итак, догма (как исходные установки) суть содержание доктрины (которая есть учение о догме), а доктрина (в качестве юридико-познавательных форм) суть содержание догмы.
При всем уважении, представляется, что подход, демонстрируемый В.С. Нерсисянцем, основан на логическом круге. Еще более туманны по этому поводу рассуждения другого, не менее именитого теоретика — С.С. Алексеева, хотя, если я правильно понимаю, он также разделяет эти два понятия.
Очевидно, что приведенной ссылки на мнения двух (пусть даже авторитетных) ученых (возможно, даже превратно понятых мною) явно недостаточно, чтобы делать окончательные выводы относительно соотношения догмы и доктрины, но исходя из того, что было прочитано (а, согласитесь, количество современных работ, обращенных к указанной проблематике, как это ни парадоксально, сравнительно невелико), думается я не преувеличу, если скажу, что «иные» точки зрения сводятся либо к непосредственному воспроизведению озвученных указанными учеными позиций, либо, несмотря на некоторые уточнения, стилистические отличия и пр., в сущности, не далеко уходят от заданных ими смысловых рамок.
Поэтому дело даже не в том, различаю ли я догму и доктрину, дело в другом — мне не встречались работы, где было бы показано, для чего на терминологическом уровне необходимо вводить подобные различения.
2) Концептуализация.
Я осознаю, что с моей стороны неправильно использовать понятия, которые достаточно трудно с ходу однозначно интерпретировать. Возможно, было бы целесообразно вместо термина «концептуализация» использовать термин «научно-исследовательская программа», однако и в этом случае нельзя избежать возникновения некоторых нежелательных ассоциаций. Поэтому, если зачтете в качестве ответа, скажу Вам, что под концептуализацией можно понимать все перечисленное Вами (т.е. и философско-онтологическую рамку, и теорию права ...). Быть может, следующий пункт несколько разъяснит позицию.
3) Ф.К. фон Савиньи
Как известно, центральным понятием в творчестве Савиньи становится идея Народного Духа. Здесь не стоит вдаваться в подробности относительно того, что именно стоит за идеей Народного Духа: относится к сфере культурологии и идентично понятию «культура» либо представляет собой «коллективное Я» (в психологическом смысле), из которого юристы экспонируют Народный Дух. Связь права и Народного Духа указывает на восприятие Савиньи идей Шлейермахера. Но проект Савиньи заключается в том, что он ставит проблематику в абсолютно новой плоскости по отношению к прежней истории догматики: система догматических предложений больше не ограничивается собственно нормативной системой, но связана также с реальной системой, в качестве которой Савиньи вводит представление о правоотношении. В этой части на Савиньи заметно влияние философских идей Шмида, а дополнительная точка отсчета — реальная система требовалась для придания дисциплине характера научности в кантовской вариации. (Читал Вашу статью «Немецкая историческая школа — разновидность „социологизма“ как типа понимания права?»; видимо, вопрос о том, что скрывается за понятием «Народный Дух», стал одной из предпосылок дискуссии с А.В. Поляковым).
Г.Ф. Пухта
Несмотря на определенную приверженность исторической школе права, творчество Пухты тем не менее характеризуется заимствованием идей Шеллинга, что объясняет явные натурфилософские аналогии (понятия — живые существа, право — зародыш, право — становящийся организм и пр.). Между тем Пухта сосредотачивает внимание именно на логической составляющей, отходя в этом от Савиньи и подготавливая почву для юриспруденции понятий.
Р. фон Иеринг
Являясь учеником Пухты и первоначально даже развивая его идеи, Иеринг впоследствии отходит от него и выделяет идею систематизации и «очищения» понятий, пытаясь одновременно придать юриспруденции особую натуралистическую форму. Имеет ли какое-либо отношение к естественным наукам естественно-исторический метод Иеринга, заключающийся в последовательных операциях анализа, концентрации и конструкции? — вопрос достаточно спорный. Отличительной особенностью творчества Иеринга становится то, что он не мыслит догматику в качестве автономной системы, тем самым порывая с Пухтой. Намечая в работе «Задача современной юриспруденции» противопоставление юриспруденции рецептивной и продуктивной, Иеринг обесценивает последовательное логическое мышление, т.к. понимаемая «продуктивным» образом юриспруденция более не может быть реконструируема средствам формальной логики, она получает возможность, конструируя, создавать нечто новое: то, чего не было в обрабатываемом материале.