Доброго времени суток, Антон Михайлович. В последнее время совсем нет времени чтобы комментировать Ваши материалы, а иногда очень хочется, но сейчас не могу удержаться. Злоупотребление правом — одна из тех тем, рассуждая о которых мне хочется (вспоминая юмориста М. Евдокимова) взять полено и… Эта тема мне напоминает морской пляж, где дети довольно часто строят замки из песка, такие красивые и такие непрочные. Да быть может слишком, но думаю, что не очень, поскольку когда встает вопрос о понимании права, и я не понимаю идеи права, то здесь я могу выйти за рамки теоретического приличия (аналогичная ситуация со ст. 46 УК РФ, где сказано, что штраф в случае злостного уклонения не может быть заменен лишением свободы, но сказано, что он может быть заменен, скажем, обязательными работами, которые в свою очередь легко заменяются на лишение свободы. В чем идея права?). Ну да ладно, это, как говорит ведущий передачи «Следствие вели...» Л.С. Каневский совсем другая история.
Пафос вступления обусловлен не тем, что данная тема его заслуживает, а тем, что она мне представляется абсолютно несостоятельной. Лично у меня в голове не укладывается, каким образом может быть что-то за рамками дихотомии ПРОТИВОПРАВНОЕ ДЕЯНИЕ-ПРАВОМЕРНОЕ ДЕЯНИЕ.
1. Давайте обратимся к здравому смыслу. Право есть то, что я могу делать. Правонарушение то, что не могу. ВСЁ. Третьего не дано. Тогда о каком злоупотреблении может идти речь? Злоупотребление, думается, дословно означает употребление права во зло третьим лицам (не думаю, что найдется много мазохистов от юриспруденции), тогда проблема становится очевидной: некачественная проработка нормы, которая позволяет ей воспользоваться во вред и проблема здесь не злоупотребления правом, а проблема юридической техники.
2. Злоупотребление правом – конструкция, которая отражена, как мне думается, исключительно в ГК РФ (если брать законодательство РФ), поскольку статья 17 Конституции РФ говорит о недопустимости нарушения прав и свобод других лиц, что не тождественно идее злоупотребления как использования права во вред (о чем говорит ст. 10 ГК РФ). Думается, что это разные вещи.
Вообще мне представляется не совсем ясная ситуация: вроде бы лицо не нарушает норм права, а вроде бы и нарушает, вроде бы и санкции следуют, а вроде бы оно и ни о чем, вроде бы лицо действует во вред, а вроде бы и в рамках предоставленных правом возможностей.
Статья 29 ВДПЧ более адекватно формулирует данный принцип, поскольку говорит о требованиях морали и общего благосостояния в демократическом обществе, но тем не менее не отражает сути злоупотребления.
3. Считаю, что конструкцию злоупотребления правом необходимо оставить исключительно в рамках публично-правовых правоотношений. Приведенный Вами пример это именно то, что необходимо оставить.
Статья 285 УК РФ относительно адекватно формулирует принцип злоупотребления должностными полномочиями, указывая на ряд признаков злоупотребления:
1. Использование служебных полномочий вопреки интересам службы.
2. Деяние совершено из корыстной или иной личной заинтересованности.
3. Деяние повлекло существенное (хотя в данном случае существенного вреда быть не может. Осетрина или свежая или никакая, т.е. либо лицо вышло за рамки своих полномочий, чем нарушило права и свободы других лиц либо нет) нарушение прав и законных интересов граждан…
Т.е. мы имеем реальную ситуацию: есть злоупотребление правом (признаки), следовательно, есть последствия злоупотребления (императивно: уголовная ответственность), поэтому в рамках публично-правовых правоотношений мы имеем полное право говорить о злоупотреблении предоставленным правом, а равно злоупотребление должностными полномочиями.
4. В настоящее время имеется не юридическая (юридико-теоретическая) конструкция «ЗЛОУПОТРЕБЛЕНИЕ ПРАВОМ», а эпифеномен «ЗП», поскольку отсутствие легального определения толкает всех и каждого (включая высшие судебные инстанции) толковать данное понятие по своему, что создает непомерные трудности.
В данном случае мне думается, что данная проблема может быть решена двумя способами:
1. Либо отказ от категории злоупотребления правом (за исключением публично-правовых правоотношений).
2. Либо легальное определение (либо общеюридическое, либо отраслевое).
В противном случае мы так и будем злоупотреблять правом определять данное понятие как хотим.
Хотелось бы провести аналогию с конструкцией «правовая позиция Конституционного Суда». Ситуация один в один. Кто-то говорит, что она есть, кто-то говорит, что нет. Кто-то утверждает, что ее место в мотивировочной части решения КС РФ, кто-то, что в резолютивной и т.д. и т.д. и т.д. И так по сей день.
Очень верно данную ситуацию описал В.А. Сивицкий, сказав «…очевидно, что есть «нечто», имеющее большое значение для конституционно-правовых отношений; оно именуется «правовой позицией Конституционного Суда», но не имеет четкого однозначного определения». В данном случае та же ситуация есть нечто, что именуется злоупотребление правом и оно имеет очень важное значение для нас, но что это такое доподлинно не известно.
Да. Это И. Кант (Критика чистого разума). Вторая цитата это Ж.П. Сартр (Статья «Основополагающая идея феноменологии Э. Гуссерля: интенциональность»/Заслуживает внимания его работа«Проблемы метода»/). К вопросу о самолегетимации факта рефлексии (По рефлекси есть довольно неплохая статья у Георгия Петровича Щедровицкого-http://www.circle.ru/archive/gp74i.html#8) скажу: к данному вопросу позволю себе подойти, можно сказать, из далека. Аналогичная ситуация с юр. герменевтикой. Самолегитимация юр. герменевтики началась тода, когда в оборот вошли философско-методологические основания последней, притом вызваны они были недостаточностью когнитивных техник при интерпретации текстов (в широком смысле). Т.о. в нашем случае «САМО» означает необходимость, как писал И. Кант «из долга», а не «сообразно» ему, обратиться к рефлексии, как к мысли, направленной на саму себя(Как Вы и написали выше). Однако здесь важно отличать онтологическую сущность и гносеологическую сущность данного явления. Т.е.: понятие «Ding an sich»-часто мы слышим как «вещь в себе». Действительно в такой интерпретации это онтологическая сущность любого явления, а вот «вещь сама по себе» это уже та самая рефлексия-гносеология(ЗМЕЯ). Самолегитимация рефлексии это закономерный (a priori) процесс обращения мысли к мысли, как и бытие «сознания в природе сознания о чем-то». Самолегитимирование проходит как закономерное обращение к самопознанию с выходом за границы себя самого, притом главная проблема это та самая «желудочная философия», которая очень часто понимается как подлинная рефлексия).
К вопросу о системе рефлексивных подходов: в данном случае отправной точкой служат наши «способности познания». И. Кант выделял пассивную чувственность и активный рассудок, поэтому выстроить систему направления идеи на саму себя необходимо исходя из разделения первенства основания когнитивной системы:ratio-emotion. Факт использования двух систем познания очевиден, тем не менее многие исследователи опускают либо ratio либо emotion и наступает ситуация, которую описал один из исследователей Канта, изложив его же собственные слова: «чувственность без рассудка слепа, рассудок без чувственности пуст», а значит и итог интеллектуальной деятельности (в данном случае рефлексии) также равен 0.
Полностью согласен с последней фразой. Действительно рефлексия есть преодоление юридико-познавательных форм (принципы, термины, конструкции) и последующий переход сначала к юридико-логической (если можно сказать мыслительной) форме, а уже после действительно к гипотетическим структурам юр. мышления, притом структурам, как мне видится, имманентных не столько самому юр. мышлению, сколько субъективно-спекулятивному разуму объекта-субъекта рефлексии.
Последнее что хотелось бы отметить, так это тот факт, что «все в конечном счете пребывает вовне, все, включая и нас самих, — мы находимся вовне, в мире, в окружении других», поэтому и рефлексия, как процесс познания мыли самой себя должен происходить с выходом за контексты этой самой мысли. Когда змея глотает себя, она думает о том, поглотив и проглотив себя сможет себя познать, однако тем самым она замыкается на самой себе и уже не способна познавать себя изнутри, будучи внутри. Хвост змеи есть то, что должно явиться стимулом к познанию, то, что должно обеспечить «прорыв» к истине. Он не должен быть аморфной онтологией, которая говорит «бери меня и изучай», он должен избегать пасти змеи и тем самым обеспечивать рефлексию.
Извиняюсь за простоту и примитивизм мыслей, просто излагал то, что сразу пришло на ум. По данной теме просто еще не сильно размышлял, хотя вопросы рефлексии, как метода (и именно метода) обдумывать приходилось.
В качестве бреда (это уж точно он) позволю следующие мысли. Юридическое мышление есть разноуровневое знание юридических конструкций — «методологического ключа», как в сфере правовой методологии, так и практической юриспруденции, посредством которого субъект может ориентироваться в сфере юридической догматики и на основе этого знания строить суждения. Пресупозиция каждого в данном вопросе, само собой, будет ограничеваться культурным уровнем и разным уровнем знаний, тем не менее очевидным представляется факт императивного влияния юридических конструкций на юридическое мышление. Юрист видит ситуацию не в действиях, а в совокупности юридических конструкций. Притом, если исходить из принципа прагматичности, то можно сказать, что к юридическим конструкциям возможно относить только то, что напрямую связано с практикой, но не с самой юридической наукой. Исходя из всего сказанного можно сделать вывод о том, что юридическое мышление есть интеллектуально-волевая деятельность по пониманию и применению права, посредством использования юр. конструкций конкретно-унифицированной догмы права. (Юридическое мышление в практическом значении).
К вопросу о рефлексии. Действительно, быть может путь последовательного вскрытия рассматриваемой структуры и поможет осуществить рефлексию, однако необходимо подбирать и выстраивать систему рефлексивных подходов, т.к. «рефлексия есть сознание отношения данных представлений к различным нашим способностям познания» (хорошо если выбранный путь действительно поможет осуществить её). В данном случае необходима самолегитимация факта рефлексии, что a priori вытекает из приведенного факта о предметности юридического мышления. Рефлексия как форма интеллектуально-волевой активности непосредственно связана с познанием (в частности «Я» или себя), поэтому важно помнить, что «познавать — это значит „прорываться к чему-то“, выбираться из влажных недр желудка и устремляться за свои пределы, к тому, что не есть я сам (т.к. у сознания „нет никакого “внутри; оно всегда есть лишь свое собственное „вовне“.»)". Важно понимать также что сознание (рефлексия) существует как «сознание чего-то иного», а не сознание как «Ding an sich»(Таковы общефилософские концепты).
Благодарю за Маркса (Очень своевременно, а то я про него совсем забыл). Однако с ним можно и поспорить, особенно в том месте где он говорит о том, что «Гуго ложно толкует своего учителя Канта, полагая, что так как мы не можем познать истину, то логически мы должны не-истинное, раз оно существует, признать за нечто достоверное.» Гуго не стремился толковать Канта, он выработал свою систему взглядов на право (Кант же не был конкретно правоведом). Г. Гуго мыслил «о праве более в духе Канта, нежели сам Кант, которого взгляд на право находится в довольно слабой связи с его общими метафизическими принципами». С другой стороны, что можно взять с Маркса в этом вопросе, если для него «право никогда не могло быть выше, чем экономический строй и обусловленное им культурное развитие общества». Спор сводится к тому, что материалист Маркс (Помня очевидно про критерий демаркации) требует эмпирического подтверждения, а идеалист Гуго (если можно его так назвать) исходит из метафизических представлений о праве у И. Канта.
Благодарю за разъяснения. К слову, нельзя не сказать о том, что Г. Гуго излагал (хотя и в своей авторской манере, притом более удачной и понятной) идеи кантовского критицизма. Именно Г.Гуго считал, как приверженец истоической школы, что история должна выступить наставницей философии права, хотя данное положение можно подвергнуть довольно серьезной критике. Вообще Гуго, как мне представляется, пытался создать если можно так выразиться, ОТчищенное учение о праве, когда из юридической науки надо было бы «выкинуть» все, что не выходит из источников (такова реализация его историко-систематического метода). (Но это только мнение). Притом я не хочу сказать, что право теряет философские корни, утверждать подобное значит просто заблуждаться. К вопросу о историко-социальных, моментах, хотя больше о последних: а не является ли отсутствие знания о социальных процессах в обществе у Г.Гуго тем, что помешало ему выстроить более полную и качественную систему учения о праве? Думаю, что да.
По моему они говорят о разном. Если Р. Иеринг понимает под догмой философию, историю, догму права, то Цвайгерт и Кетц, понимая догму, не выходят за «пределы… положительного правового материала». Притом Р. Иеринг, как писал Ф.В. Тарановский, «сознавал неизбежность догматизации периодов (при смене правовых систем), но в то же время прекрасно понимал, что за видимой формально-юридической „РЕВОЛЮЦИЕЙ“ скрывается непрерывная „ЭВОЛЮЦИЯ“ социальная». Не думаю, что у Х.Кетца и К. Цвайгерта могли возникнуть подобные идеи. Все таки в разное время жили.
А что же лучше для толкования договора? Приоритет текста или приоритет воли (намерения сторон)? Здесь надо еще подумать. Быть может идея, восходящая к Квинту Муцию Сцеволе куда более продуктивна, да и наш ГК придерживается ее. (ст. 431 в первой части отдает предпочтение буквальному значению условий договора).
Более конкретно процесс толкования развивает (в духе Папиниана) статья 31 Венской конвенции О праве международных договоров от 23 мая 1969:
Договор должен толковаться добросовестно в соответствии с обычным значением, которое следует придавать терминам договора в их контексте, а также в свете объекта и целей договора.
Борьба между текстом и волей идет до сих пор, не смотря на то что началась веке в I до н.э. (Causa Curiana). Вообще толкование, как права, так и договора, как мне кажется, должно происходить, основываясь не только на теории толкования, но и на позициях и категориях юридической герменевтики: текст (в широком смысле), контекст, пресупозиция, условно пропозициональная переменная, «языковая игра», интерпретация, синтагматика и др.
Касательно толкования договора: если обратиться к Дигестам, то в 29 книге, 5 титуле, 3 фрагменте можно найти такую идею: Кто говорит одно, а хочет другого, тот не говорит того, что означают его слова, потому что он этого не хочет, но и не говорит того, что хочет, потому что он не те слова говорит.
Неплохое основание для признания договора несостоятельным.
А вообще если использовать теорию «языковых игр» Л. Витгенштейна можно все что угодно сказать и любое событие как подогнать под норму, так и из этой нормы «выгнать». Вот что сам Л.В. пишет: «Я не могу ошибаться. И если дойдет до худшего, я сделаю свое суждение нормой» (Л.В. «О достоверности» /634/.).
А происходит поиск идеального, истинного теоретического дискурса по теории права. Перед нами неудачный пример. Хотя у него действительно есть некоторые интересные идеи (все таки 620 страниц как никак). Если хотите можно еще пару цитат из книги (то, что расположено на форзаце/актуальность и новизна/): «Данная монография содержит самый актуальный на сегоднящний день материал по теории юриспруденции. по сравнению с другими изданиями этот учебник избавлен, не только от каких бы то ни было идеологических искажений советского периода, но и впервые полностью очищен от застарелых, зачастую даже многовековых, догматических абсурдов. В связи с этим в данном учебнике присутствуют и весьма жесткие оценки того лженаучного псевдоюридического чтива, которым сегодня в избытке наводнены прилавки книжных магазинов и полки библиотек. И критика эта — вполне наглядна, цитируемые многочисленные выдержки из нынешних псевдоучебников по правовым дисциплинам, подробно анализируются с демонстрацией очевидных примитивных ошибок, буквально повсеместно допускаемых так называемыми корифеями правоведения»
И еще один интересный момент: «Поэтому предназначено настоящее издание в первую очередь преподавателям всех без исключения юридических дисциплин, дабы в кратчайшие сроки переосмыслить тот учебный курс, который сегодня они вынуждены читать студентам. Это в частности позволит им на задаваемые слушателями простые очевидные вопросы, НАКОНЕЦ-ТО внятно ответить так, что не будет стыдно посмотреть в глаза, прежде всего самому себе». Вот такой новый научный курс (а если следовать логике, то ДИСкурс) написал И.В. Табарин. Прямо Библия теории права.
Интересно смотреть на цитаты из работ Р. Иеринга, В.В. Лазарева, Е.В. Васьковского и др. классиков или почти классиков правовой мысли. Ну а как вам идея товарища И.В. Табарина относительно вообще факта разделения видов толкования по объему «Современная теория права»(стр. 323): "… происходило выдумывание все новых занимательных разновидностей этой «незаменимой» деятельности (толкования). В результате чего объявились такие ПСЕВДО РАЗНОВИДНОСТИ толкования, как: буквальное (адекватное), распространительное(расширительное), ограничительное...". Наконец итог он подводит так: «Вот это и есть блестящий образчик словоблудия, наглядная иллюстрация демагогического манипулирования сознанием людей. За такое надо в тюрьму сажать, или как минимум с треском выгонять из образовательных учреждений...». Вот вам и вся теория толкования.
Пафос вступления обусловлен не тем, что данная тема его заслуживает, а тем, что она мне представляется абсолютно несостоятельной. Лично у меня в голове не укладывается, каким образом может быть что-то за рамками дихотомии ПРОТИВОПРАВНОЕ ДЕЯНИЕ-ПРАВОМЕРНОЕ ДЕЯНИЕ.
1. Давайте обратимся к здравому смыслу. Право есть то, что я могу делать. Правонарушение то, что не могу. ВСЁ. Третьего не дано. Тогда о каком злоупотреблении может идти речь? Злоупотребление, думается, дословно означает употребление права во зло третьим лицам (не думаю, что найдется много мазохистов от юриспруденции), тогда проблема становится очевидной: некачественная проработка нормы, которая позволяет ей воспользоваться во вред и проблема здесь не злоупотребления правом, а проблема юридической техники.
2. Злоупотребление правом – конструкция, которая отражена, как мне думается, исключительно в ГК РФ (если брать законодательство РФ), поскольку статья 17 Конституции РФ говорит о недопустимости нарушения прав и свобод других лиц, что не тождественно идее злоупотребления как использования права во вред (о чем говорит ст. 10 ГК РФ). Думается, что это разные вещи.
Вообще мне представляется не совсем ясная ситуация: вроде бы лицо не нарушает норм права, а вроде бы и нарушает, вроде бы и санкции следуют, а вроде бы оно и ни о чем, вроде бы лицо действует во вред, а вроде бы и в рамках предоставленных правом возможностей.
Статья 29 ВДПЧ более адекватно формулирует данный принцип, поскольку говорит о требованиях морали и общего благосостояния в демократическом обществе, но тем не менее не отражает сути злоупотребления.
3. Считаю, что конструкцию злоупотребления правом необходимо оставить исключительно в рамках публично-правовых правоотношений. Приведенный Вами пример это именно то, что необходимо оставить.
Статья 285 УК РФ относительно адекватно формулирует принцип злоупотребления должностными полномочиями, указывая на ряд признаков злоупотребления:
1. Использование служебных полномочий вопреки интересам службы.
2. Деяние совершено из корыстной или иной личной заинтересованности.
3. Деяние повлекло существенное (хотя в данном случае существенного вреда быть не может. Осетрина или свежая или никакая, т.е. либо лицо вышло за рамки своих полномочий, чем нарушило права и свободы других лиц либо нет) нарушение прав и законных интересов граждан…
Т.е. мы имеем реальную ситуацию: есть злоупотребление правом (признаки), следовательно, есть последствия злоупотребления (императивно: уголовная ответственность), поэтому в рамках публично-правовых правоотношений мы имеем полное право говорить о злоупотреблении предоставленным правом, а равно злоупотребление должностными полномочиями.
4. В настоящее время имеется не юридическая (юридико-теоретическая) конструкция «ЗЛОУПОТРЕБЛЕНИЕ ПРАВОМ», а эпифеномен «ЗП», поскольку отсутствие легального определения толкает всех и каждого (включая высшие судебные инстанции) толковать данное понятие по своему, что создает непомерные трудности.
В данном случае мне думается, что данная проблема может быть решена двумя способами:
1. Либо отказ от категории злоупотребления правом (за исключением публично-правовых правоотношений).
2. Либо легальное определение (либо общеюридическое, либо отраслевое).
В противном случае мы так и будем злоупотреблять правом определять данное понятие как хотим.
Хотелось бы провести аналогию с конструкцией «правовая позиция Конституционного Суда». Ситуация один в один. Кто-то говорит, что она есть, кто-то говорит, что нет. Кто-то утверждает, что ее место в мотивировочной части решения КС РФ, кто-то, что в резолютивной и т.д. и т.д. и т.д. И так по сей день.
Очень верно данную ситуацию описал В.А. Сивицкий, сказав «…очевидно, что есть «нечто», имеющее большое значение для конституционно-правовых отношений; оно именуется «правовой позицией Конституционного Суда», но не имеет четкого однозначного определения». В данном случае та же ситуация есть нечто, что именуется злоупотребление правом и оно имеет очень важное значение для нас, но что это такое доподлинно не известно.
К вопросу о системе рефлексивных подходов: в данном случае отправной точкой служат наши «способности познания». И. Кант выделял пассивную чувственность и активный рассудок, поэтому выстроить систему направления идеи на саму себя необходимо исходя из разделения первенства основания когнитивной системы:ratio-emotion. Факт использования двух систем познания очевиден, тем не менее многие исследователи опускают либо ratio либо emotion и наступает ситуация, которую описал один из исследователей Канта, изложив его же собственные слова: «чувственность без рассудка слепа, рассудок без чувственности пуст», а значит и итог интеллектуальной деятельности (в данном случае рефлексии) также равен 0.
Полностью согласен с последней фразой. Действительно рефлексия есть преодоление юридико-познавательных форм (принципы, термины, конструкции) и последующий переход сначала к юридико-логической (если можно сказать мыслительной) форме, а уже после действительно к гипотетическим структурам юр. мышления, притом структурам, как мне видится, имманентных не столько самому юр. мышлению, сколько субъективно-спекулятивному разуму объекта-субъекта рефлексии.
Последнее что хотелось бы отметить, так это тот факт, что «все в конечном счете пребывает вовне, все, включая и нас самих, — мы находимся вовне, в мире, в окружении других», поэтому и рефлексия, как процесс познания мыли самой себя должен происходить с выходом за контексты этой самой мысли. Когда змея глотает себя, она думает о том, поглотив и проглотив себя сможет себя познать, однако тем самым она замыкается на самой себе и уже не способна познавать себя изнутри, будучи внутри. Хвост змеи есть то, что должно явиться стимулом к познанию, то, что должно обеспечить «прорыв» к истине. Он не должен быть аморфной онтологией, которая говорит «бери меня и изучай», он должен избегать пасти змеи и тем самым обеспечивать рефлексию.
Извиняюсь за простоту и примитивизм мыслей, просто излагал то, что сразу пришло на ум. По данной теме просто еще не сильно размышлял, хотя вопросы рефлексии, как метода (и именно метода) обдумывать приходилось.
К вопросу о рефлексии. Действительно, быть может путь последовательного вскрытия рассматриваемой структуры и поможет осуществить рефлексию, однако необходимо подбирать и выстраивать систему рефлексивных подходов, т.к. «рефлексия есть сознание отношения данных представлений к различным нашим способностям познания» (хорошо если выбранный путь действительно поможет осуществить её). В данном случае необходима самолегитимация факта рефлексии, что a priori вытекает из приведенного факта о предметности юридического мышления. Рефлексия как форма интеллектуально-волевой активности непосредственно связана с познанием (в частности «Я» или себя), поэтому важно помнить, что «познавать — это значит „прорываться к чему-то“, выбираться из влажных недр желудка и устремляться за свои пределы, к тому, что не есть я сам (т.к. у сознания „нет никакого “внутри; оно всегда есть лишь свое собственное „вовне“.»)". Важно понимать также что сознание (рефлексия) существует как «сознание чего-то иного», а не сознание как «Ding an sich»(Таковы общефилософские концепты).
Более конкретно процесс толкования развивает (в духе Папиниана) статья 31 Венской конвенции О праве международных договоров от 23 мая 1969:
Договор должен толковаться добросовестно в соответствии с обычным значением, которое следует придавать терминам договора в их контексте, а также в свете объекта и целей договора.
Борьба между текстом и волей идет до сих пор, не смотря на то что началась веке в I до н.э. (Causa Curiana). Вообще толкование, как права, так и договора, как мне кажется, должно происходить, основываясь не только на теории толкования, но и на позициях и категориях юридической герменевтики: текст (в широком смысле), контекст, пресупозиция, условно пропозициональная переменная, «языковая игра», интерпретация, синтагматика и др.
Касательно толкования договора: если обратиться к Дигестам, то в 29 книге, 5 титуле, 3 фрагменте можно найти такую идею: Кто говорит одно, а хочет другого, тот не говорит того, что означают его слова, потому что он этого не хочет, но и не говорит того, что хочет, потому что он не те слова говорит.
Неплохое основание для признания договора несостоятельным.
А вообще если использовать теорию «языковых игр» Л. Витгенштейна можно все что угодно сказать и любое событие как подогнать под норму, так и из этой нормы «выгнать». Вот что сам Л.В. пишет: «Я не могу ошибаться. И если дойдет до худшего, я сделаю свое суждение нормой» (Л.В. «О достоверности» /634/.).
И еще один интересный момент: «Поэтому предназначено настоящее издание в первую очередь преподавателям всех без исключения юридических дисциплин, дабы в кратчайшие сроки переосмыслить тот учебный курс, который сегодня они вынуждены читать студентам. Это в частности позволит им на задаваемые слушателями простые очевидные вопросы, НАКОНЕЦ-ТО внятно ответить так, что не будет стыдно посмотреть в глаза, прежде всего самому себе». Вот такой новый научный курс (а если следовать логике, то ДИСкурс) написал И.В. Табарин. Прямо Библия теории права.