Альтернатива особенно и не нужна, просто тесты должны быть другими. В конце концов у составителей олимпиады есть целый год, чтобы придумать новые задания. А то создаётся такое ощущение, что за месяц до проведения олимпиады составители заданий открывают первый попавшийся ФЗ и берут из него вопросы.
Согласен. Тем более олимпиада готовит не компьютер, для которого размер оперативной памяти очень важен, а человека, который должен уметь применять знания и уметь понять сущность проблемы, чтобы прийти к единственно верному решению.
«Я бы победителей такой олимпиады никуда бы не брал». А кого тогда брать? И для чего тогда проводятся эти олимпиады? Разве не для выявления самых способных ещё со школьной скамьи?
Структура нормальная: тест, а потом задачи. Но преобладают всё же тесты, причём тесты с очень казуистичными и формальными вопросами. И с каждым годом всё хуже и хуже. Скоро будут требовать знание всех статей ГК по номерам :-)
Задание с открытым вариантом ответа (задачи, соотношения и т.д.) уже тем лучше тестовых, что, отвечая на них невольно приходится обосновывать свой ответ, показывая знания по нескольким смежным вопросам и умение рассуждать и логически мыслить.
Кстати, о зарплате: я подполковник, старший следователь-важняк, выслуга — 16 лет. Так вот при всем этом оклад по должности у меня 4052 рубля 00 коп., оклад по званию — 2848 рублей 00 коп. Со всеми накрутками, в том числе с ночными и выходными — в среднем 26 тыс. в месяц. Ну а теперь прикиньте, сколько получает лейтенант?! Про рядовой и сержантский состав я уже вообще молчу.
Нургалиев, конечно же, уже открестился от этого «милицейского новшества», сказав, что это самодеятельность региональных органов внутренних дел. Но тенденция настораживает…
А почему так много минусов? Кого-то раздражает, что в милиции есть люди, которые готовы рисковать жизнью для защиты мира и спокойствия, для защиты граждан от преступности?
Я всё-таки решил написать комментарий. Для этого я выделил несколько пунктов, которых касались в дискуссии все судьи, и выскажусь по их поводу:
1) О влиянии общественного мнения. Я не согласен с судьёй Хэнди. Нельзя ориентироваться при принятии решения на общественное мнение, так как оно чисто эмоционально реагирует на факты и не может объективно оценить ситуацию. А если говорить про то, что нельзя вбивать клин между народом и государственной властью, поэтому нужно принять то решение, которое хотят видеть люди, то тогда мы вмешиваем судей в политику. А судебная власть должна быть вне политики. Легитимность власти – это не цель судьи. Цель судьи – вынести справедливый и правосудный приговор. Поэтому судьи не должны ориентироваться на общественное мнение.
2) О помиловании Президента. Аргументы такие же. Судьи не должны ориентироваться на чьё-либо мнение кроме своего собственного. Не важно чьё это мнение: общества или Президента. Суд должен быть независим. Поэтому нужно принимать такое решение, которое при своей реализации будет соответствовать справедливости. Нельзя принимать решение, рассчитывая на помилование Президента или на отсутствие такого помилования.
3) О территории. Тут я соглашусь с судьёй Таттингом. Во-первых, принятие позиции о том, что спелеологи находились вне области действия права, порождает множество логических противоречий, и если принять такую позицию, то в будущем это вызовет множество правовых проблем. Во-вторых, спелеологи всю жизнь провели в области права Содружества. Их правосознание и правовая культура формировалась под влиянием той правовой системы, которая существует в Содружестве. Соответственно они сами стали частью той правовой системы, которая действует в этом государстве. И когда спелеологи попали в пещеру, то они принесли с собой ту правовую систему, в которой они жили. Ведь право действует не только в пространстве, ни и по кругу лиц. Поэтому говорить о том, что они вышли из области действия права нельзя. В-третьих, территориальный принцип не имеет ограничений по глубине проникновения под землю.
В-четвёртых, нельзя сказать, что они вышли из состояния «гражданского общества» и вошли в «естественное состояние». Вернуться в «естественное состояние» уже невозможно. Общество изменило человека настолько, что независимо от места нахождения человек всё равно находится в состоянии «гражданского общества».
В-пятых, так как статут о запрете убийств действовал до того, как они попали в пещеру, то на них действует презумпция знания закона.
Подводя итог можно сделать два вывода: они не вышли из области действия права и они знали о запрете убийства под страхом смерти.
4) О договоре. Судья Фостер говорил о том, что, так как государство образовалось по причине заключения общественного договора, то высшей силой обладает именно договор, поэтому съедение Ветмора было совершено законно, так как оно было совершено в соответствии с договором спелеологов. Я сам тоже придерживаюсь концепции общественного договора, но общественный договор неразрывно связан с естественными правами человека. Но Джон Локк выделил у естественных прав человека два фундаментальных ограничения: нельзя нарушать естественные права других людей и нельзя отчуждать свои права. Есть два обоснования для этих ограничений: а) теологическое – люди принадлежат Богу, это он наделил человека естественными правами, и соответственно только Бог может ими распоряжаться, а человек не может нарушать чужие права и отчуждать свои; б) эти ограничения существуют для защиты естественных прав человека, признание этих ограничений обеспечивает существование остальных прав. Наоборот отказ от этих ограничений приводит к большему рабству и несвободе, чем те, которые когда-либо существовали в истории. Поэтому эти ограничения являются естественными обязанностями человека, которые существуют для установления и защиты естественных прав человека. В связи с этим необходимо признать, что Ветмор не мог заключить договор, который предусматривал возможность его съедения. И неважно вышел он из договора, поддержал его, всё равно договор не имеет силы, а соответственно не может давать другим спелеологам право съесть Ветмора.
5) О необходимой обороне. Тут я солидарен с мнением судьи Кина: «Масштаб исключения в пользу самозащиты, как оно применялось этим судом, ясен: оно применимо к случаям сопротивления агрессивной угрозе своей жизни. Поэтому более чем ясно, что рассмотренный нами случай не охватывается этим исключением, поскольку Ветмор никак не угрожал жизни обвиняемых». Больше мне добавить нечего: нет агрессивного нападения, значит нет необходимой обороны. Это не оправдание для спелеологов.
6) О праве и морали. Здесь я не согласен с судьёй Кином. Нельзя забывать про мораль. Судья Кин подходит к вынесению приговора со стороны позитивного права. Но я считаю, что позитивное право – это лишь форма, в которой естественное право выражает себя и приобретает общеобязательную силу. Поэтому не прав судья Фостер, который, забывая о позитивном праве, руководствуется только естественным правом, и также не прав судья Кин, который, забывая о естественном праве и морали, руководствуется только позитивным правом, только «буквой закона». При вынесении такого решения нельзя обойтись без привлечения представлений о морали, о естественном праве, и ограничить себя лишь позитивным правом.
7) О крайней необходимости. Это самый трудный, как мне кажется, вопрос. Он состоит из двух частей: а) была ли ситуация, которая угрожала жизни спелеологов и вынуждала их на противоправные действия? б) допустимо ли в такой ситуации причинение смерти человеку? Отвечу на них: а) на этот вопрос я отвечаю утвердительно, спелеологи находились в пещере на грани голодной смерти б) здесь я отвечу, нет. Я допускаю отнять жизнь человека ради спасения других людей при условии, что иначе было нельзя. Но в данном случае, съев Ветмора, они лишь продлили своё существование, а их спасение всё равно целиком зависело от работы спасателей, поэтому я считаю, что их действия должны быть признаны совершёнными не в состоянии крайней необходимости. Спелеологи совершили преступление.
Итог: в итоге я оказался в ситуации судьи Таттинга. Логически рассуждая я пришёл к выводу о преступности действий спелеологов, но внутренне ощущение не позволяет мне приговорить их к смертной казни. Постараюсь представить, что бы я сделал, находясь на месте судьи.
Во-первых, я, логически следуя за судьёй Таттингом, пришёл к выводу о том, что действия спелеологов были преступны. Совершение преступление влечёт наказание. Поэтому спелеологи должны понести ответственность.
Во-вторых, очень правильно сказал судья Кин: «Но я верю, что судебное освобождение от ответственности в долгосрочной перспективе принесет больше вреда, чем трудные решения. Трудные случаи могут даже иметь некоторую нравственную ценность, возвращая людям понимание их собственной ответственности в отношении права, которое, в конечном итоге, — их творение, и напоминая им, что не существует принципа личной благости, которая может исправить ошибки их представителей». Это ещё один аргумент в пользу их наказания.
В-третьих, нельзя забывать о необычности и экстраординарности этого дела. Также нельзя забывать о моральной стороне этого дела, ведь как я уже говорил, моральная сторона очень важна. Поэтому я считаю, что в данном случае можно, нарушив «букву закона» и норму позитивного права, вынести решение, предусматривающее наказание мягче предусмотренного в статуте.
Учитывая всё это, я на месте судьи признал бы спелеологов виновными в убийстве Ветмора, но назначил бы им условное наказание.
Экспертизы направлены на установление фактических обстоятельств. Если экспертиза проведена на должном уровне, то она устанавливает лишь какой-либо факт с определенной точностью. А полиграф практически сразу выносит приговор, показывая виновность или невиновность человека. На его основе нельзя делать вывод о событии, можно либо верить его результатам, либо не верить. А зачем нужен в процессе такой спорный аспект. Пример: допустим судья спрашивает совета по делу у какого-либо уважаемого судьи или криминалиста, а тот отвечает: я думаю человек виновен/невиновен. Сомневаюсь, что это поможет судье. Лишь собьёт. И полиграф практически делает также.
Я сужу лишь в рамках того, что о практике применения детектора говорится в открытых источниках информации. Если есть строгое обоснование, которое докажет практически 100% эффективность детектора, то я буду за. Я и сейчас в основном против использования детектора, как доказательства в суде, а в бытовом употреблении сколько угодно. Просто вокруг детектора столько мифов о его непогрешимости. Одно название чего стоит «детектор лжи». Поэтому если он войдёт в массовое употребление, то есть опасность, что многие забудут о других способах проверки информации. А также этическая составляющая несколько смущает.
Это всё равно косвенные признаки. Если бы был какой-либо фактор, неразрывно связанный с ложью. То есть, человек врёт — этот фактор проявляется, не врёт — не проявляется. Нечто объективно показывающее ложь. Как отпечатки пальцев объективно характеризуют человека. А эти признаки — косвенные проявления лжи, могут проявляться, могут не проявляться, а могут проявляться по-другому.
К вопросу о ДНК-тесте и полиграфе. Полиграф определяет ложность или истинность по косвенным признакам лжи (пульс, дыхание, потоотделение и т.д.), а ДНК-тест проводится, основываясь на прямом сравнении двух цепочек ДНК, а не на косвенных признаках. То есть родство определяют не по одинаковому цвету волос, глаз, кожи и другим косвенным признакам, а по фактическому соответствию генотипа.
Доказательство должно устанавливать фактические обстоятельства, а детектор лжи практически сразу выносит приговор, говоря врёт человек, убеждая в своей невиновности, или нет. Никакого фактического обстоятельства результаты проверки на полиграфе не доказывают, а только предлагают спорное заключение.
Полиграф (детектор лжи) анализирует дыхание, сердцебиение, электрическое сопротивление кожи и другие физиологические параметры.
Во-первых, результаты точно не говорят о том, лжёт человек или нет. Они лишь говорят, какой у человека пульс, дыхание и т.д. а анализировать эти результаты должен эксперт, причём диапазон толкования довольно широк. Одни и те же данные разные эксперты могут интерпретировать как ложь или как правду.
Во-вторых, точно не известно, как алкоголь, наркотики и иные вещества воздействуют на показания детектора.
В-третьих, у многих людей разные реакции на одни и те же события. И наоборот один человек с определёнными показаниями детектора лжёт, а другой с теми же показаниями говорит правду.
В-четвёртых, очень сильные эмоции по разным поводам часто дают схожие результаты.
В-пятых, полиграф может определить только эмоцию, но не причину эмоции. Страх может означать и виновность, и невиновность. И так с любыми результатами. Любой результат полиграфа является спорным.
В-шестых, в 2003 году Национальная Академия Наук США признала результаты полиграфа «ненадёжными, ненаучными и предвзятыми». И процент у полиграфа выше, конечно, чем у обычного гадания, но недостаточно.
Поэтому результаты тестирования на полиграфе ненадёжны и спорны, если они будут использоваться в качестве доказательств в суде, то это вызовет лишь путаницу.
1) О влиянии общественного мнения. Я не согласен с судьёй Хэнди. Нельзя ориентироваться при принятии решения на общественное мнение, так как оно чисто эмоционально реагирует на факты и не может объективно оценить ситуацию. А если говорить про то, что нельзя вбивать клин между народом и государственной властью, поэтому нужно принять то решение, которое хотят видеть люди, то тогда мы вмешиваем судей в политику. А судебная власть должна быть вне политики. Легитимность власти – это не цель судьи. Цель судьи – вынести справедливый и правосудный приговор. Поэтому судьи не должны ориентироваться на общественное мнение.
2) О помиловании Президента. Аргументы такие же. Судьи не должны ориентироваться на чьё-либо мнение кроме своего собственного. Не важно чьё это мнение: общества или Президента. Суд должен быть независим. Поэтому нужно принимать такое решение, которое при своей реализации будет соответствовать справедливости. Нельзя принимать решение, рассчитывая на помилование Президента или на отсутствие такого помилования.
3) О территории. Тут я соглашусь с судьёй Таттингом. Во-первых, принятие позиции о том, что спелеологи находились вне области действия права, порождает множество логических противоречий, и если принять такую позицию, то в будущем это вызовет множество правовых проблем. Во-вторых, спелеологи всю жизнь провели в области права Содружества. Их правосознание и правовая культура формировалась под влиянием той правовой системы, которая существует в Содружестве. Соответственно они сами стали частью той правовой системы, которая действует в этом государстве. И когда спелеологи попали в пещеру, то они принесли с собой ту правовую систему, в которой они жили. Ведь право действует не только в пространстве, ни и по кругу лиц. Поэтому говорить о том, что они вышли из области действия права нельзя. В-третьих, территориальный принцип не имеет ограничений по глубине проникновения под землю.
В-четвёртых, нельзя сказать, что они вышли из состояния «гражданского общества» и вошли в «естественное состояние». Вернуться в «естественное состояние» уже невозможно. Общество изменило человека настолько, что независимо от места нахождения человек всё равно находится в состоянии «гражданского общества».
В-пятых, так как статут о запрете убийств действовал до того, как они попали в пещеру, то на них действует презумпция знания закона.
Подводя итог можно сделать два вывода: они не вышли из области действия права и они знали о запрете убийства под страхом смерти.
4) О договоре. Судья Фостер говорил о том, что, так как государство образовалось по причине заключения общественного договора, то высшей силой обладает именно договор, поэтому съедение Ветмора было совершено законно, так как оно было совершено в соответствии с договором спелеологов. Я сам тоже придерживаюсь концепции общественного договора, но общественный договор неразрывно связан с естественными правами человека. Но Джон Локк выделил у естественных прав человека два фундаментальных ограничения: нельзя нарушать естественные права других людей и нельзя отчуждать свои права. Есть два обоснования для этих ограничений: а) теологическое – люди принадлежат Богу, это он наделил человека естественными правами, и соответственно только Бог может ими распоряжаться, а человек не может нарушать чужие права и отчуждать свои; б) эти ограничения существуют для защиты естественных прав человека, признание этих ограничений обеспечивает существование остальных прав. Наоборот отказ от этих ограничений приводит к большему рабству и несвободе, чем те, которые когда-либо существовали в истории. Поэтому эти ограничения являются естественными обязанностями человека, которые существуют для установления и защиты естественных прав человека. В связи с этим необходимо признать, что Ветмор не мог заключить договор, который предусматривал возможность его съедения. И неважно вышел он из договора, поддержал его, всё равно договор не имеет силы, а соответственно не может давать другим спелеологам право съесть Ветмора.
5) О необходимой обороне. Тут я солидарен с мнением судьи Кина: «Масштаб исключения в пользу самозащиты, как оно применялось этим судом, ясен: оно применимо к случаям сопротивления агрессивной угрозе своей жизни. Поэтому более чем ясно, что рассмотренный нами случай не охватывается этим исключением, поскольку Ветмор никак не угрожал жизни обвиняемых». Больше мне добавить нечего: нет агрессивного нападения, значит нет необходимой обороны. Это не оправдание для спелеологов.
6) О праве и морали. Здесь я не согласен с судьёй Кином. Нельзя забывать про мораль. Судья Кин подходит к вынесению приговора со стороны позитивного права. Но я считаю, что позитивное право – это лишь форма, в которой естественное право выражает себя и приобретает общеобязательную силу. Поэтому не прав судья Фостер, который, забывая о позитивном праве, руководствуется только естественным правом, и также не прав судья Кин, который, забывая о естественном праве и морали, руководствуется только позитивным правом, только «буквой закона». При вынесении такого решения нельзя обойтись без привлечения представлений о морали, о естественном праве, и ограничить себя лишь позитивным правом.
7) О крайней необходимости. Это самый трудный, как мне кажется, вопрос. Он состоит из двух частей: а) была ли ситуация, которая угрожала жизни спелеологов и вынуждала их на противоправные действия? б) допустимо ли в такой ситуации причинение смерти человеку? Отвечу на них: а) на этот вопрос я отвечаю утвердительно, спелеологи находились в пещере на грани голодной смерти б) здесь я отвечу, нет. Я допускаю отнять жизнь человека ради спасения других людей при условии, что иначе было нельзя. Но в данном случае, съев Ветмора, они лишь продлили своё существование, а их спасение всё равно целиком зависело от работы спасателей, поэтому я считаю, что их действия должны быть признаны совершёнными не в состоянии крайней необходимости. Спелеологи совершили преступление.
Итог: в итоге я оказался в ситуации судьи Таттинга. Логически рассуждая я пришёл к выводу о преступности действий спелеологов, но внутренне ощущение не позволяет мне приговорить их к смертной казни. Постараюсь представить, что бы я сделал, находясь на месте судьи.
Во-первых, я, логически следуя за судьёй Таттингом, пришёл к выводу о том, что действия спелеологов были преступны. Совершение преступление влечёт наказание. Поэтому спелеологи должны понести ответственность.
Во-вторых, очень правильно сказал судья Кин: «Но я верю, что судебное освобождение от ответственности в долгосрочной перспективе принесет больше вреда, чем трудные решения. Трудные случаи могут даже иметь некоторую нравственную ценность, возвращая людям понимание их собственной ответственности в отношении права, которое, в конечном итоге, — их творение, и напоминая им, что не существует принципа личной благости, которая может исправить ошибки их представителей». Это ещё один аргумент в пользу их наказания.
В-третьих, нельзя забывать о необычности и экстраординарности этого дела. Также нельзя забывать о моральной стороне этого дела, ведь как я уже говорил, моральная сторона очень важна. Поэтому я считаю, что в данном случае можно, нарушив «букву закона» и норму позитивного права, вынести решение, предусматривающее наказание мягче предусмотренного в статуте.
Учитывая всё это, я на месте судьи признал бы спелеологов виновными в убийстве Ветмора, но назначил бы им условное наказание.
Во-первых, результаты точно не говорят о том, лжёт человек или нет. Они лишь говорят, какой у человека пульс, дыхание и т.д. а анализировать эти результаты должен эксперт, причём диапазон толкования довольно широк. Одни и те же данные разные эксперты могут интерпретировать как ложь или как правду.
Во-вторых, точно не известно, как алкоголь, наркотики и иные вещества воздействуют на показания детектора.
В-третьих, у многих людей разные реакции на одни и те же события. И наоборот один человек с определёнными показаниями детектора лжёт, а другой с теми же показаниями говорит правду.
В-четвёртых, очень сильные эмоции по разным поводам часто дают схожие результаты.
В-пятых, полиграф может определить только эмоцию, но не причину эмоции. Страх может означать и виновность, и невиновность. И так с любыми результатами. Любой результат полиграфа является спорным.
В-шестых, в 2003 году Национальная Академия Наук США признала результаты полиграфа «ненадёжными, ненаучными и предвзятыми». И процент у полиграфа выше, конечно, чем у обычного гадания, но недостаточно.
Поэтому результаты тестирования на полиграфе ненадёжны и спорны, если они будут использоваться в качестве доказательств в суде, то это вызовет лишь путаницу.