Вопрос о отграничении науки от лженауки всегда был актуальным вопросом философии и социальных наук, но почему-то в науке права такой вопрос не рассматривается так тщательно. И это при том, что юриспруденцию можно назвать самой близкой к жизни наукой, непосредственно влияющей на действительность, и, во многом, формирующей её. Цена ошибки здесь на порядок выше, чем цена ошибки в какой-нибудь физике. Там ошибка может привести к каким-то материальным потерям на производстве, здесь ошибка ломает человеческие судьбы. Значительной части социальных потрясений, вплоть до революций или гражданских войн, а кроме того ужасов тоталитаризма можно было бы избежать, если бы не было этих фундаментальных ошибок и противоречий в науке права, если бы с самого начала вопрос о науке и лженауке в юриспруденции ставился бы так же остро, как в физике, химии и биологии. Конечно, наука права, как наиболее близкая к жизненной практике наука, постоянно претерпевает серьёзные изменения, более того, право во многом зависит от таких субъективных вещей, как власть и государство. Это усложняет задачу, но мы можем попытаться хотя бы выяснить, что является предметом науки права. В первую очередь, это правоотношения агентов различного гражданского статуса. И мы можем разобраться, каким образом наука может изучать эти правоотношения, каким образом правовые отношения вообще подпадают под научный анализ, становятся изучаемыми, иными словами, по аналогии с понятием социального действия в социологии, нужно установить значение понятия правосоциального действия.

С одной стороны, историческая школа верит в национальную самобытность правовой истории каждого народа, с другой стороны, она постулирует универсальный «закон» правогенеза, на основе опыта обобщения истории исключительно римского права: от народного правосознания через обычное право, затем к «праву юристов» и в окончании генезиса права – к кодифицированному законодательству.

Римские юристы сумели выступить в качестве гениальных мыслителей, которые смогли обобщить и систематизировать социально-правовой опыт. По справедливому мнению Н.Н. Тарасова, у римских юристов господствует инженерный тип мышления. Они относились к праву так же, как и к строительным сооружениям, т.е. имело место именно целевое практическое, а не познавательное отношение. Здесь юридическое сознание формируется как сознание инженерного типа, которое создает работающие сооружения (конструкции), сами конструкции и правила оперирования с ними.

1. Не совсем ясно, почему современные учебники по теории права практически не касаются вопроса о существовавших в правоведении учениях о субъективном праве. Скорее всего, имеется, некоторое communis opinio, однако, скажем, в учении о происхождении государства, в котором подавляющее большинство юридического сообщества идет по стопам Ф. Энгельса и советских историков, антропологов, тем не менее другие теории происхождения государства, пусть и на допотопном уровне, но излагаются.

Несмотря на мнение авторитетного историка права Ф.В. Тарановского о том, что средневековые юристы восприняли не только римское право как ratio scripta, но и все римское правоведение с его приемами, методом исследовательской деятельности, мы считаем, что некорректно вести родословную континентальной юридической догматики от римского правоведения.

Интересную историю рассказал Президент.

Здесь все: и право, и несчастная любовь и проблема оценки на экзамене

Многие компаративисты указывают на бросающуюся в глаза близость классического римского права именно к практически ориентированной англо-американской прецедентной традиции, построенной на приеме аналогии, а не к нормативно «закрытым» законодательным системам романо-германской правовой семьи, функционирующим практически исключительно на основе дедуктивных заключений.

Вопреки расхожим представлениям о происхождении романо-германской правовой семьи от римского права следует указать на историческую обоснованность позиции, согласно которой генетической основой континентального права является схоластическая традиция, деятельность средневековых докторов права – глоссаторов. Далеко не случайно Ф.К. Савиньи называл труды основателя болонской школы глоссаторов Ирнерия «исходным пунктом юридической литературы нового мира» [1].