Трактовка естественного права как совокупности неотъемлемых прав человека, закрепленных в международно-правовых актах и конституциях государств, – является логически неизбежным результатом попытки совместить традиционное для юристов современности позитивистское правопонимание (право — совокупность общеобязательных норм, принятых государственной властью в соответствии с легитимной процедурой, содержащихся в формальных источниках права и гарантированных возможностью применения мер государственного принуждения) с убежденностью в универсальности либеральной идеологии прав человека, ставшей международным эталоном для «цивилизованных» государств.

В юридической литературе практически отсутствуют попытки реконструировать возможный диалог между «идеальными типами» понимания права. В представленном материале предпринята попытка развернутого ответа «идеального представителя» юридического позитивизма на критику его положений с позиции естественно-правового подхода к существу права.

Уже давно замечено, что человек начинает рефлектировать, оценивать ситуацию гораздо чаще тогда, когда он ей недоволен, когда ему кажется, что с ним обошлись несправедливо, негуманно. Именно в эти минуты сознание человека начинает противопоставлять существующий порядок социальной регуляции иному порядку вещей, при котором справедливость, правда, добро, равенство всегда побеждают и остаются при этом неизменными, не зависящими от прихотей публичной власти, а кара Фемиды естественного правосудия всегда достигает своей цели, воздавая каждому по делам его. “Указания на высшее естественное право обыкновенно вызывались не мелкими и неважными противоречиями закона с жизнью, а крупными и серьезными конфликтами положительного порядка с нравственным сознанием. Из этих конфликтов и развивались обыкновенно учения естественного права” – писал известный русский правовед П.И. Новгородцев.

Одним из наиболее сложных и многогранных вопросов является взаимодействие морали и позитивного права. Отрицать факт взаимодействия между данными нормативными регуляторами человеческого поведения нельзя. Даже в современном западном обществе, в котором разграничение права и морали «аксиоматично» проводится на уровне обыденного сознания по вполне определенным критериям, ни позитивное право не в состоянии полностью отделиться непреодолимым «железным занавесом» от морали, ни общественная или групповая мораль не в силах действовать в абсолютном вакууме, не испытывая воздействие норм позитивного права – хотя бы по той простой причине, что у данных социальных регуляторов, в конечном счете, единая «среда» их формирования и действия (и право, и мораль неразрывно связаны с «материальными условиями жизни общества» и с общественным сознанием (общепринятые ценности, цели), у них общие фундаментальные ценности (справедливость, социальная стабильность и др.), их способы (запрет, обязывание) и предметы регулирования (социально значимое поведение людей) необходимым образом частично пересекаются. Поэтому вполне справедливым представляется нам суждение В.П. Малахова о том, что между правом и моралью «имеются качественные различия на уровне целей, но не ценностей. Между ними функциональные различия, а не структурные и не сущностные» (Малахов В.П. Концепция философии права. М., 2007. С 462.)