Антон Михайлов → Мораль и позитивное право западной традиции
Одним из наиболее сложных и многогранных вопросов является взаимодействие морали и позитивного права. Отрицать факт взаимодействия между данными нормативными регуляторами человеческого поведения нельзя. Даже в современном западном обществе, в котором разграничение права и морали «аксиоматично» проводится на уровне обыденного сознания по вполне определенным критериям, ни позитивное право не в состоянии полностью отделиться непреодолимым «железным занавесом» от морали, ни общественная или групповая мораль не в силах действовать в абсолютном вакууме, не испытывая воздействие норм позитивного права – хотя бы по той простой причине, что у данных социальных регуляторов, в конечном счете, единая «среда» их формирования и действия (и право, и мораль неразрывно связаны с «материальными условиями жизни общества» и с общественным сознанием (общепринятые ценности, цели), у них общие фундаментальные ценности (справедливость, социальная стабильность и др.), их способы (запрет, обязывание) и предметы регулирования (социально значимое поведение людей) необходимым образом частично пересекаются. Поэтому вполне справедливым представляется нам суждение В.П. Малахова о том, что между правом и моралью «имеются качественные различия на уровне целей, но не ценностей. Между ними функциональные различия, а не структурные и не сущностные» (Малахов В.П. Концепция философии права. М., 2007. С 462.)
Принципиально важным представляется также указать, что четкое разграничение моральных и юридических норм проводится далеко не во всех культурных системах: его не существовало в древних традиционных обществах, в западном средневековом обществе, в котором религиозная мораль одновременно находила и позитивно-правовое оформление, гарантировалась и защищалась государством в рамках судебного процесса, нормы морали и права неразрывно связаны (не отдифференцированы) во многих правовых системах современного мира – в мусульманском, традиционном, иногда между ними не проводится четкой границы и в социалистических правовых системах («революционное правосознание рабочего класса»). Четкое разделение данных социальных норм впервые начинает проводиться лишь в Древнем Риме в середине IIIв. до н.э., когда правовая система по своему характеру приобретает самостоятельный, «отдифференцированный» характер, право четко отграничивается от иных социальных норм: завершается формирование сословия профессиональных практикующих юристов (судей, адвокатов и др.), профессиональных правоведов и регулярного юридического образования (университеты, школы-гильдии), формирование массива юридических текстов, норм и процедур (Г.Дж. Берман). Об окончательной «эмансипации» права от религиозных, морально-нравственных, корпоративных систем социального регулирования в романо-германской правовой семье на уровне правовой доктрины можно с XIIв., а на уровне юридической практики – лишь с XVIIв., в то время как в англо-американской правовой семье в XII-XIIIвв. формируется относительно самостоятельная система регулярного академического юридического образования и правовых текстов, а на уровне юридической практики дифференциация общего права английского королевства от системы морально-нравственных и религиозных норм произошла в большей степени также в XIIIв. Разумеется, множество факторов порождает глобальный для социального регулирования процесс отдифференциации права от иных социальных норм, но среди этих факторов существенное значение имеет культурная гетерогенность социума, несущая с собой качественную морально-нравственную разнородность различных социальных групп. Целенаправленно обсуждаться философами и юристами вопрос о сходствах и различиях права и морали начинает лишь в XVII столетии (Х. Томазий, С. Пуффендорф и др.).
Поэтому, на наш взгляд, различение права и морали – есть вопрос не онтологический, а вопрос социокультурных интерпретаций, придания значений и их реализации в социальном взаимодействии; данный вопрос не может быть адекватно рассмотрен в рамках субъект-объектной научной парадигмы, когда исследователь (субъект) беспристрастно познает свойства права и морали как объектов, якобы самостоятельно существующих в обществе, независимо от его сознания. В силу данного принципиального методологического полагания, на наш взгляд, не существует единственно верного решения вопроса об «онтологических» сходствах и различиях права и морали.
Принципиально важным представляется также указать, что четкое разграничение моральных и юридических норм проводится далеко не во всех культурных системах: его не существовало в древних традиционных обществах, в западном средневековом обществе, в котором религиозная мораль одновременно находила и позитивно-правовое оформление, гарантировалась и защищалась государством в рамках судебного процесса, нормы морали и права неразрывно связаны (не отдифференцированы) во многих правовых системах современного мира – в мусульманском, традиционном, иногда между ними не проводится четкой границы и в социалистических правовых системах («революционное правосознание рабочего класса»). Четкое разделение данных социальных норм впервые начинает проводиться лишь в Древнем Риме в середине IIIв. до н.э., когда правовая система по своему характеру приобретает самостоятельный, «отдифференцированный» характер, право четко отграничивается от иных социальных норм: завершается формирование сословия профессиональных практикующих юристов (судей, адвокатов и др.), профессиональных правоведов и регулярного юридического образования (университеты, школы-гильдии), формирование массива юридических текстов, норм и процедур (Г.Дж. Берман). Об окончательной «эмансипации» права от религиозных, морально-нравственных, корпоративных систем социального регулирования в романо-германской правовой семье на уровне правовой доктрины можно с XIIв., а на уровне юридической практики – лишь с XVIIв., в то время как в англо-американской правовой семье в XII-XIIIвв. формируется относительно самостоятельная система регулярного академического юридического образования и правовых текстов, а на уровне юридической практики дифференциация общего права английского королевства от системы морально-нравственных и религиозных норм произошла в большей степени также в XIIIв. Разумеется, множество факторов порождает глобальный для социального регулирования процесс отдифференциации права от иных социальных норм, но среди этих факторов существенное значение имеет культурная гетерогенность социума, несущая с собой качественную морально-нравственную разнородность различных социальных групп. Целенаправленно обсуждаться философами и юристами вопрос о сходствах и различиях права и морали начинает лишь в XVII столетии (Х. Томазий, С. Пуффендорф и др.).
Поэтому, на наш взгляд, различение права и морали – есть вопрос не онтологический, а вопрос социокультурных интерпретаций, придания значений и их реализации в социальном взаимодействии; данный вопрос не может быть адекватно рассмотрен в рамках субъект-объектной научной парадигмы, когда исследователь (субъект) беспристрастно познает свойства права и морали как объектов, якобы самостоятельно существующих в обществе, независимо от его сознания. В силу данного принципиального методологического полагания, на наш взгляд, не существует единственно верного решения вопроса об «онтологических» сходствах и различиях права и морали.
Нет комментариев