Антон Михайлов → Вклад философского идеализма и философского позитивизма в развитие юридической догматики
Важное методологическое влияние на развитие систематизаторской тенденции в ученой юриспруденции континентальной традиции оказала идеалистическая философия органицизма Ф. Шеллинга.
В лекционном курсе «О методе академического изучения» (1802) философ утверждал, что мироздание является единым и целостным организмом, все части которого связаны и взаимно обусловлены, так что изменение в любой части вызывает соответственное изменение в целом. Органическая системность мирового порядка обусловливается лежащим в его основании единым объективным разумом. Поскольку мироздание носит характер единого организма, то и научное знание, по Шеллингу, должно являться системным. Единый организм науки представляет собой целое гармоническое здание, и поэтому каждая отдельная специальность должна быть наперед встроена в это здание, должна знать свое место в нем, свой особенный дух – свободный в духе целого.
Органическая методологическая установка была воспринята юристами начала XIX столетия как парадигмальная: именно с этого исторического времени начинаются попытки построения целостной, «органической» энциклопедии права. Последняя была призвана раскрыть «всеобщее внутреннее понятие права» (К. Пюттер), представить «переведенный в понятие организм» науки (Фридлендер), установить верховные начала права и, исходя из них, выяснить связь различных отраслей правоведения, основные начала предметов наук и установить их как систему, организм (Ф. Вальтер).
Очевидно, что именно философия органицизма позволила ученым-юристам соединить, с одной стороны, метафизические идеи права, над выведением которых работала философия естественного права, и, с другой стороны, континентальную традицию догматической положительной юриспруденции. «Рационалистический элемент идеалистической философии заключается в априорном установлении идей, за которыми признается объективное бытие; эмпирический элемент идеалистической философии заключается в раскрытии в доступных наблюдению явлениях проявления метафизических идей».
Философский идеализм излечивал ученых-юристов от презрительного отношения к фактам, какое царило в рационалистическом естественно-правовом направлении, и приучал их видеть в развитии положительного права метафизические основания, оправдывающие и придающие смысл таким изменениям.
Помимо этого, именно органическая идея – родом из идеализма – дала жизнь философско-правовому учению немецкой исторической школы. Так, естественное саморазвитие права (Naturwuchsigkeit) у Г. Пухты обусловлено господством учения анимизма, имеющего несомненную идеалистическую основу. Подобно идеализму, видевшему всю историю человечества следствием незримого развития метафизической идеи, в анимизме Сталя животворящей силой организма является душа, вызывающая произвольные действия людей, заставляющая биться их сердце, двигаться кровь и т.п. Отсюда у Г. Пухты формируется идея народного духа как духовного первоначала, производящего все из себя в жизни народа, включая право как неотъемлемый «врожденный» институт каждой самобытной нации.
Таким образом, целевое и закономерное развитие мира в идеалистической философии внесло в картину мира начала XIX столетия динамический элемент движения, который был чужд рационализму и который лежит в основе историко-правового направления XIX столетия. Как следствие господства идеалистической философии ученые-юристы пришли к идее непроизвольного развития положительного права – спиритуалистической «эволюции», в основе которой лежит незримое и закономерное саморазвитие метафизической идеи – конечной цели исторического процесса.
Как историческая школа юристов, видевшая первопричиной права народный дух, так и последующая пандектная школа, рассматривавшая всемирное развитие права как развитие духа римского права, – основывались на идеалистической картине мира. Как в исторической, так и в пандектной юриспруденции юристы сначала должны установить метафизическую идею права, а затем описать историю права, представляющую собой раскрытие такой идеи в положительном праве на пути к полному ее осуществлению.
Несмотря на то, что методологически философский («первый») позитивизм О. Конта, Г. Спенсера и Дж.Ст. Милля противостоял идеалистической «картине мира» в том смысле, что отвергал метафизические концепты, которые невозможно верифицировать эмпирическими фактами, вместе с тем от классической научной рациональности и философского идеализма он «впитал» в себя веру в наличие универсальных причинно-следственных закономерностей общественной жизни, способных проявляться в явлениях.
Именно философский позитивизм с новой силой (после физики, говорящей на языке математики, во второй половине XVII в.) погрузил юристов в увлечение наукой: ученые-юристы желали являться частью подлинной науки, которая открывает объективные закономерности общественного развития.
И хотя юристы-позитивисты не воспринимали правоведение лишь частью социологии и рассматривали ее как самостоятельную сферу исследовательской деятельности, тем не менее они переняли у философского позитивизма установку на исследование исключительно внешних, наблюдаемых сторон исследуемых объектов. Поскольку в континентальном праве внешней формой выражения позитивного права традиционно выступали источники права, тексты законодательства, постольку противопоставление философского позитивизма метафизической философии XVIII столетия для ученых-юристов означало возвращение от спекулятивных – по большей части авторских – систем естественного права к исследованию юридической догматики с помощью формально-логического инструментария.
Вплоть до 80-х гг. XIX столетия философский позитивизм, социологический по своим методологическим основаниям (предмет науки – социальные явления), подкреплял отнюдь не социологическую юриспруденцию, а догматическую, поскольку авторитет положительного знания в философии усиливал традиционное для юристов значение положительного права как права установленного публичной властью, действующего в пределах государственной территории и выраженного в официальных источниках права – в противовес естественному праву, остающемуся в сфере мысли и ассоциировавшимся с метафизической стадией развития человечества.
Так, Н.Н. Алексеев хотя и соглашается с тем, что данность норм положительного права гораздо менее «естественна», менее необходима, поскольку лежит в области действия человеческой воли, но вместе с тем помещает юридическую догматику в гносеологические представления философского позитивизма: «Юридическая догматика опытна потому, что она имеет дело с определенным, чисто конкретным материалом – с положительным, установленным действующим или действовавшим правом. Каждая положительная система права является единичным, не повторяющимся историческим фактом, имеет целью изучить этот факт и уяснить его особенности».
Поэтому отнюдь не случайно философский позитивизм, социологический по типу мышления, в доктринальном правосознании юристов 40–80-х гг. XIX в. усиливал позиции догматической юриспруденции, изучающей своего рода «факты» позитивного права в официальных источниках.
Более того, безусловная убежденность философского позитивизма в том, что не только в природе, но и в обществе существуют объективные причинно-следственные закономерности, которые путем наблюдения и индуктивного обобщения призвана открыть позитивная наука, в доктринальном правосознании юристов не могло не укрепить и не усилить представление о том, что и внутри позитивного права существует «жесткая структура», своего рода логический «скелет», на котором основываются все позитивно-правовые положения и который возможно актуализировать при помощи интерпретативной и систематизаторской деятельности юридической догматики.
Синтетическая установка философского позитивизма на построение в перспективе единой системы позитивно-научного знания также не могла не сказаться на континентальной ученой юриспруденции, которая уже несколько веков на разных философско-методологических основаниях выстраивала завершенную систему права (глоссаторские Суммы, философские системы jus naturale, пандекты немецких юристов, энциклопедии права).
Поэтому, несмотря на различные методологические установки философских идеализма и позитивизма, оба этих направления с разных сторон подкрепляли догматические исследования позитивного права.
В лекционном курсе «О методе академического изучения» (1802) философ утверждал, что мироздание является единым и целостным организмом, все части которого связаны и взаимно обусловлены, так что изменение в любой части вызывает соответственное изменение в целом. Органическая системность мирового порядка обусловливается лежащим в его основании единым объективным разумом. Поскольку мироздание носит характер единого организма, то и научное знание, по Шеллингу, должно являться системным. Единый организм науки представляет собой целое гармоническое здание, и поэтому каждая отдельная специальность должна быть наперед встроена в это здание, должна знать свое место в нем, свой особенный дух – свободный в духе целого.
Органическая методологическая установка была воспринята юристами начала XIX столетия как парадигмальная: именно с этого исторического времени начинаются попытки построения целостной, «органической» энциклопедии права. Последняя была призвана раскрыть «всеобщее внутреннее понятие права» (К. Пюттер), представить «переведенный в понятие организм» науки (Фридлендер), установить верховные начала права и, исходя из них, выяснить связь различных отраслей правоведения, основные начала предметов наук и установить их как систему, организм (Ф. Вальтер).
Очевидно, что именно философия органицизма позволила ученым-юристам соединить, с одной стороны, метафизические идеи права, над выведением которых работала философия естественного права, и, с другой стороны, континентальную традицию догматической положительной юриспруденции. «Рационалистический элемент идеалистической философии заключается в априорном установлении идей, за которыми признается объективное бытие; эмпирический элемент идеалистической философии заключается в раскрытии в доступных наблюдению явлениях проявления метафизических идей».
Философский идеализм излечивал ученых-юристов от презрительного отношения к фактам, какое царило в рационалистическом естественно-правовом направлении, и приучал их видеть в развитии положительного права метафизические основания, оправдывающие и придающие смысл таким изменениям.
Помимо этого, именно органическая идея – родом из идеализма – дала жизнь философско-правовому учению немецкой исторической школы. Так, естественное саморазвитие права (Naturwuchsigkeit) у Г. Пухты обусловлено господством учения анимизма, имеющего несомненную идеалистическую основу. Подобно идеализму, видевшему всю историю человечества следствием незримого развития метафизической идеи, в анимизме Сталя животворящей силой организма является душа, вызывающая произвольные действия людей, заставляющая биться их сердце, двигаться кровь и т.п. Отсюда у Г. Пухты формируется идея народного духа как духовного первоначала, производящего все из себя в жизни народа, включая право как неотъемлемый «врожденный» институт каждой самобытной нации.
Таким образом, целевое и закономерное развитие мира в идеалистической философии внесло в картину мира начала XIX столетия динамический элемент движения, который был чужд рационализму и который лежит в основе историко-правового направления XIX столетия. Как следствие господства идеалистической философии ученые-юристы пришли к идее непроизвольного развития положительного права – спиритуалистической «эволюции», в основе которой лежит незримое и закономерное саморазвитие метафизической идеи – конечной цели исторического процесса.
Как историческая школа юристов, видевшая первопричиной права народный дух, так и последующая пандектная школа, рассматривавшая всемирное развитие права как развитие духа римского права, – основывались на идеалистической картине мира. Как в исторической, так и в пандектной юриспруденции юристы сначала должны установить метафизическую идею права, а затем описать историю права, представляющую собой раскрытие такой идеи в положительном праве на пути к полному ее осуществлению.
Несмотря на то, что методологически философский («первый») позитивизм О. Конта, Г. Спенсера и Дж.Ст. Милля противостоял идеалистической «картине мира» в том смысле, что отвергал метафизические концепты, которые невозможно верифицировать эмпирическими фактами, вместе с тем от классической научной рациональности и философского идеализма он «впитал» в себя веру в наличие универсальных причинно-следственных закономерностей общественной жизни, способных проявляться в явлениях.
Именно философский позитивизм с новой силой (после физики, говорящей на языке математики, во второй половине XVII в.) погрузил юристов в увлечение наукой: ученые-юристы желали являться частью подлинной науки, которая открывает объективные закономерности общественного развития.
И хотя юристы-позитивисты не воспринимали правоведение лишь частью социологии и рассматривали ее как самостоятельную сферу исследовательской деятельности, тем не менее они переняли у философского позитивизма установку на исследование исключительно внешних, наблюдаемых сторон исследуемых объектов. Поскольку в континентальном праве внешней формой выражения позитивного права традиционно выступали источники права, тексты законодательства, постольку противопоставление философского позитивизма метафизической философии XVIII столетия для ученых-юристов означало возвращение от спекулятивных – по большей части авторских – систем естественного права к исследованию юридической догматики с помощью формально-логического инструментария.
Вплоть до 80-х гг. XIX столетия философский позитивизм, социологический по своим методологическим основаниям (предмет науки – социальные явления), подкреплял отнюдь не социологическую юриспруденцию, а догматическую, поскольку авторитет положительного знания в философии усиливал традиционное для юристов значение положительного права как права установленного публичной властью, действующего в пределах государственной территории и выраженного в официальных источниках права – в противовес естественному праву, остающемуся в сфере мысли и ассоциировавшимся с метафизической стадией развития человечества.
Так, Н.Н. Алексеев хотя и соглашается с тем, что данность норм положительного права гораздо менее «естественна», менее необходима, поскольку лежит в области действия человеческой воли, но вместе с тем помещает юридическую догматику в гносеологические представления философского позитивизма: «Юридическая догматика опытна потому, что она имеет дело с определенным, чисто конкретным материалом – с положительным, установленным действующим или действовавшим правом. Каждая положительная система права является единичным, не повторяющимся историческим фактом, имеет целью изучить этот факт и уяснить его особенности».
Поэтому отнюдь не случайно философский позитивизм, социологический по типу мышления, в доктринальном правосознании юристов 40–80-х гг. XIX в. усиливал позиции догматической юриспруденции, изучающей своего рода «факты» позитивного права в официальных источниках.
Более того, безусловная убежденность философского позитивизма в том, что не только в природе, но и в обществе существуют объективные причинно-следственные закономерности, которые путем наблюдения и индуктивного обобщения призвана открыть позитивная наука, в доктринальном правосознании юристов не могло не укрепить и не усилить представление о том, что и внутри позитивного права существует «жесткая структура», своего рода логический «скелет», на котором основываются все позитивно-правовые положения и который возможно актуализировать при помощи интерпретативной и систематизаторской деятельности юридической догматики.
Синтетическая установка философского позитивизма на построение в перспективе единой системы позитивно-научного знания также не могла не сказаться на континентальной ученой юриспруденции, которая уже несколько веков на разных философско-методологических основаниях выстраивала завершенную систему права (глоссаторские Суммы, философские системы jus naturale, пандекты немецких юристов, энциклопедии права).
Поэтому, несмотря на различные методологические установки философских идеализма и позитивизма, оба этих направления с разных сторон подкрепляли догматические исследования позитивного права.
Нет комментариев