Антон Михайлов → Англо-американская юриспруденция и континентальная юридическая догматика
В отличие от законодательно фундированных систем романо-германского права, в прецедентной англо-американской традиции действующее право не сводится к нормам писаного законодательства.
Существенное, а во многих частноправовых институтах и решающее значение имеет право, созданное судьями, в котором уже несколько веков господствует понимание того, что каждая новая ситуация, имеющая «разумные отличия» от ранее разрешенных судьями, должна породить новый, креативный прецедент; судья не должен «замыкать» действующее содержание права в его позитивированных формах, поскольку в основе осуществления правосудия лежит идея социальной справедливости, а не механического правоприменения, основанного исключительно на правилах формальной логики.
Как указал Ж.-Л. Бержель, «право, проистекающее из прецедентов судебной практики питается вниманием к справедливости в большей мере, чем к общим и абстрактным правилам». С выводом французского теоретика права согласны и немецкие компаративисты, отмечающие, что «в исследовании конкретных особенностей фактической стороны какого-либо дела, в выявлении отличий этого дела от других, подобных ему… англо-американская судебная практика тщательнее и точнее, а в обосновании решений более открыта и честна, чем континентальная, которая стремится насильственно втиснуть каждую жизненную ситуацию в заранее разработанную классификацию и потому проявляет склонность к чрезмерному упрощению, чтобы тем самым ее можно было быстро подогнать под первый попавшийся «руководящий принцип».
Если юристы романо-германской семьи безусловно подчиняют юридическую значимость ситуации модельным юридическим фактам в нормах права, то юристы общего права – в силу прецедентного мышления – склонны первоначально скрупулезно исследовать фактическую сторону дела, основываясь при этом не на нормах права, а на профессиональном опыте, и только затем приступать к ее – порой весьма «мягкой» и творческой, не подчиненной алгоритму – «юридической квалификации».
Поэтому на континенте норма писаного права, законодательства, воспринимается как непререкаемая «альфа и омега», безусловное основание профессиональных юридических практик, в то время как в системе общего права она рассматривается только как материал для судейской интерпретации, в результате которой ее содержание может расширяться или сужаться в rationes decidendi, а словесная форма выражения – претерпевать существенные изменения. Есть основания согласиться с О.Е. Рычаговой в том, что «романо-германская правовая система исходит из когерентного понимания истины, а англосаксонская – из корреспондентского, то есть адекватности норм права прежде всего самим реалиям жизни».
Несмотря на консерватизм английского судейского корпуса, в нем господствует убеждение о том, что жизнь общества никогда не стоит на месте, и поэтому ни один правотворец не может стоять выше времени и разработать темпорально инвариантную, законченную систему норм, тем самым свести роль судей к «озвучивающим устам законодательства», как намеревались еще французские просветители.
Сама культура прецедентного права, многовековой судебный обычай разрешения дел по принципу подобия сделали юристов общего права более восприимчивыми не к законченной систематике права, а к процессуальному анализу. Если в странах цивилистической традиции господствует концепция, согласно которой «право состоит главным образом из определенного числа фиксированных норм, содержащихся в текстах, сгруппированных чаще всего в кодексы», то сторонники прецедентной традиции предпочитают кодифицированному праву процессуальный подход и «case method».
Более того, англо-американская юридическая традиция основана на исторически сформировавшемся убеждении, что именно судьи призваны развивать позитивное право, приспосабливая его к социальным реалиям. В признании возможности появления качественно новых, правопорождающих социальных ситуаций, выраженных в судебных делах и требующих для осуществления справедливости новых норм, и состоит большая «открытость» прецедентного, нежели «законодательного» права.
Вполне закономерно и то, что именно в американской правовой системе широко распространены представления «реалистов» (нормоскептиков), согласно которым решающим фактором для разрешения дела выступают не нормы права, а «конкретная социальная и экономическая среда, в которой возникло рассматриваемое дело». По сути, «реалистические» представления в американской юриспруденции первой половины XX столетия были призваны акцентировать процессуальную природу права, не терпящую «застывания» в форме абстрактных принципов, понятий и норм, а также показать ограниченность «ортодоксальных» взглядов, обсуловливающих правоприменительную деятельность системой норм и принципов права, действующих без какого-либо влияния индивидуального правосознания правоприменителей.
Существенное, а во многих частноправовых институтах и решающее значение имеет право, созданное судьями, в котором уже несколько веков господствует понимание того, что каждая новая ситуация, имеющая «разумные отличия» от ранее разрешенных судьями, должна породить новый, креативный прецедент; судья не должен «замыкать» действующее содержание права в его позитивированных формах, поскольку в основе осуществления правосудия лежит идея социальной справедливости, а не механического правоприменения, основанного исключительно на правилах формальной логики.
Как указал Ж.-Л. Бержель, «право, проистекающее из прецедентов судебной практики питается вниманием к справедливости в большей мере, чем к общим и абстрактным правилам». С выводом французского теоретика права согласны и немецкие компаративисты, отмечающие, что «в исследовании конкретных особенностей фактической стороны какого-либо дела, в выявлении отличий этого дела от других, подобных ему… англо-американская судебная практика тщательнее и точнее, а в обосновании решений более открыта и честна, чем континентальная, которая стремится насильственно втиснуть каждую жизненную ситуацию в заранее разработанную классификацию и потому проявляет склонность к чрезмерному упрощению, чтобы тем самым ее можно было быстро подогнать под первый попавшийся «руководящий принцип».
Если юристы романо-германской семьи безусловно подчиняют юридическую значимость ситуации модельным юридическим фактам в нормах права, то юристы общего права – в силу прецедентного мышления – склонны первоначально скрупулезно исследовать фактическую сторону дела, основываясь при этом не на нормах права, а на профессиональном опыте, и только затем приступать к ее – порой весьма «мягкой» и творческой, не подчиненной алгоритму – «юридической квалификации».
Поэтому на континенте норма писаного права, законодательства, воспринимается как непререкаемая «альфа и омега», безусловное основание профессиональных юридических практик, в то время как в системе общего права она рассматривается только как материал для судейской интерпретации, в результате которой ее содержание может расширяться или сужаться в rationes decidendi, а словесная форма выражения – претерпевать существенные изменения. Есть основания согласиться с О.Е. Рычаговой в том, что «романо-германская правовая система исходит из когерентного понимания истины, а англосаксонская – из корреспондентского, то есть адекватности норм права прежде всего самим реалиям жизни».
Несмотря на консерватизм английского судейского корпуса, в нем господствует убеждение о том, что жизнь общества никогда не стоит на месте, и поэтому ни один правотворец не может стоять выше времени и разработать темпорально инвариантную, законченную систему норм, тем самым свести роль судей к «озвучивающим устам законодательства», как намеревались еще французские просветители.
Сама культура прецедентного права, многовековой судебный обычай разрешения дел по принципу подобия сделали юристов общего права более восприимчивыми не к законченной систематике права, а к процессуальному анализу. Если в странах цивилистической традиции господствует концепция, согласно которой «право состоит главным образом из определенного числа фиксированных норм, содержащихся в текстах, сгруппированных чаще всего в кодексы», то сторонники прецедентной традиции предпочитают кодифицированному праву процессуальный подход и «case method».
Более того, англо-американская юридическая традиция основана на исторически сформировавшемся убеждении, что именно судьи призваны развивать позитивное право, приспосабливая его к социальным реалиям. В признании возможности появления качественно новых, правопорождающих социальных ситуаций, выраженных в судебных делах и требующих для осуществления справедливости новых норм, и состоит большая «открытость» прецедентного, нежели «законодательного» права.
Вполне закономерно и то, что именно в американской правовой системе широко распространены представления «реалистов» (нормоскептиков), согласно которым решающим фактором для разрешения дела выступают не нормы права, а «конкретная социальная и экономическая среда, в которой возникло рассматриваемое дело». По сути, «реалистические» представления в американской юриспруденции первой половины XX столетия были призваны акцентировать процессуальную природу права, не терпящую «застывания» в форме абстрактных принципов, понятий и норм, а также показать ограниченность «ортодоксальных» взглядов, обсуловливающих правоприменительную деятельность системой норм и принципов права, действующих без какого-либо влияния индивидуального правосознания правоприменителей.
Нет комментариев