СХ → О советах старших товарищей
Для затравки цитата из интервью Председателя ВАС Иванова: «В нашей стране с учетом нашей апелляционной системы нет жесткой связи между судьей и вышестоящим судьей, так как не понятно, к какому из судей в апелляции попадет конкретное дело, в отличие от судов общей юрисдикции, где всегда есть свой кассатор, у которого можно спросить. При этом у наших судей есть проблемы, особенно при внесении изменений в законодательство, когда споры возникают в массовом порядке.»
Лично у меня возникает вопрос, является ли жесткая связь между судьей и вышестоящим судом (куратором, зональным и т.п.) ценностью? Ведь с точки зрения независимости суда, да и с точки зрения принципа непосредственного исследования доказательств «советы старших товарищей» не так уж безобидны. Судья вышестоящего суда, посоветовавший принять определенное решение, при пересмотре дела в вышестоящей инстанции, вероятно, не сможет критически относиться к судебному акту, вынесенному на основе его рекомендаций. На эту тему многократно высказывались и ученые, и практикующие юристы. Остается надеяться, что эта зараза на систему арбитражных судов не перекинется.
Однако Иванов (что примечательно) фактически обнажает очень спорную практику судов общей юрисдикции, при том что не так давно один из небезызвестных судей и руководитель вышестоящего суда фактически отрицали как практику «позвонить и посоветоваться», так и её применение при вынесении приговора по одному очень нашумевшему уголовному делу.
Лично у меня возникает вопрос, является ли жесткая связь между судьей и вышестоящим судом (куратором, зональным и т.п.) ценностью? Ведь с точки зрения независимости суда, да и с точки зрения принципа непосредственного исследования доказательств «советы старших товарищей» не так уж безобидны. Судья вышестоящего суда, посоветовавший принять определенное решение, при пересмотре дела в вышестоящей инстанции, вероятно, не сможет критически относиться к судебному акту, вынесенному на основе его рекомендаций. На эту тему многократно высказывались и ученые, и практикующие юристы. Остается надеяться, что эта зараза на систему арбитражных судов не перекинется.
Однако Иванов (что примечательно) фактически обнажает очень спорную практику судов общей юрисдикции, при том что не так давно один из небезызвестных судей и руководитель вышестоящего суда фактически отрицали как практику «позвонить и посоветоваться», так и её применение при вынесении приговора по одному очень нашумевшему уголовному делу.
Думаю, что никакой ценности в наличии жесткой связи между судьей и вышестоящим судьей нет!
Это, по-моему, прописная истина.
Европейский суд по правам человека, насколько я знаю, тоже так считает.
С уважением
Судьи СОЮ приведут Вам по меньшей мере три причины сохранения такого положения дел:
1) уменьшение количества отмен судебных актов;
2) ликвидация пробелов в образовании судей судов 1 инстанции;
3) формирование единообразной судебной практики хотя бы в пределах одного СОЮ.
Полностью поддерживаю Дмитрия.
Все три аргумента могут быть приведены (и приводятся в реальности) в разных случаях: иногда совет старшего товарища ликвидирует пробелы в знаниях (а иногда множит ошибочный подход старшего товарища — добавим от себя), иногда (почти всегда — добавим от себя) совет старшего товарища уменьшает количество отмен. Ликвидация пробелов в знаниях в идеале должна уменьшать количество отмен, поэтому пункты 1 и 2 не только не взаимоисключающи, но и вполне благообразно дополняют друг друга.
Кроме того, практика показывает, что если какое-то решение вынесено по общему недомыслию старшего и младшего товарищей, то можно лоб об стену расколотить, но вышестоящий СОЮ не отменит даже ошибочное решение.
Постараюсь, аргументировать про «прописную истину» ;)
На международно-правовом уровне положение о независимом и беспристрастном суде, гарантирующем верховенство права в обществе, содержится в статье 3 Устава Совета Европы и статье 6 Европейской конвенции о защите прав человека и основных свобод 1950 года.
В соответствии с указанными документами суд — орган, созданный на основе закона для независимого и беспристрастного осуществления правосудия при разрешении на основе норм права и в ходе справедливого разбирательства любого вопроса, относящегося к его компетенции.
Кроме того, суд, должен обладать следующими основными качествами, которые характеризуют его как орган власти:
— независимость;
— беспристрастность.
Подразумевается независимость внешняя (от давления извне), а также внутренняя (от давления изнутри) (Сальвиа М де. Прецеденты Европейского суда по правам человека. СПб., 2004. с. 440).
Принцип подчинения судей «только закону» применим и к организации внутренней структуры судебной власти.
Иерархическая организация судебной власти (подчинение судей председателям судов или судьям вышестоящих инстанций) являлось бы явным нарушением указанного выше принципа.
Судьи осуществляют различные функции, но между ними не существует иерархии. Между судьями действует естественно-правовой принцип: "Равный над равным власти не имеет".
В документах Консультативного совета европейских судей указано, что «судья при осуществлении своих обязанностей не является чьим-нибудь наёмным работником; судья замещает государственную должность. Таким образом, судья служит только закону и несёт ответственность только перед законом».
Поэтому, является аксиомой то, что судья, разрешая дело, не действует по приказу или указанию третьих лиц внутри или вне судебной власти".
Думаю, что инакомыслящие («инако» по сравнению с участниками данной дискуссии), могли бы привести Вам довод о том, что " совет старшего товарища" имеет характер консультации, доброй помощи и т.п. необязывающей коммуникации, не имеющей ничего общего с приказами и указаниями третьих лиц внутри или вне судебной власти. Ну, вроде информации о самых свежих веяниях и новых подходах в толковании норм права, которые распространяются на совещаниях судей, совместных конференциях и занятиях судей, например, закончившихся 8 апреля 2011 года… ну, Вы меня понимаете, думаю. Да? ))
Как указывает Т.Н. Нешатаева в статье «Независимый суд: от международного стандарта к реализации без имитаций» дискреционные полномочия судей могут иметь различные характеристики и направленность. Европейский суд по правам человека (ЕСПЧ) неоднократно признавал недопустимой подчинённость судей чиновникам — судебным, военным, депутатским и прочим.
В каждом из соответствующих дел судом установлено, что элемент подчинения судьи чиновнику носил скрытый, невыраженный характер, основывался на действующем национальном законодательстве, соответствовал традициям данной страны. Однако у спорящих сторон возникали разумные сомнения, что судья, находящийся в подчинении у административного лица, способен вершить правосудие независимо.
Во всех этих случаях ЕСПЧ, тчательно изучая все элементы судебного процесса, при установлении элементов подчинённости, дискреции в статусе судей приходил к выводу о нарушении статьи 6 Европейской конвенции по правам человека.
В настоящее время подобные искажения положения о независимом суде выявлены лишь в отношении — Франции, Польши, Италии и других. Против России подобные решения, прямо указывающие на нарушение независимости, ещё не выносились.
При этом, думаю, нужно помнить, что для России Европейская конвенция о защите прав человека и основных свобод 1950 года и устав Совета Европы обязательны (Федеральный закон от 30.03.1998 № 54-ФЗ «О ратификации Конвенции о защите прав человека и основных свобод и Протоколов к ней»).
Если искажение судебной независимости, установление её видимости были зафиксированы ЕСПЧ, то подобное толкование искажение следует считать общеобязательным и юридически недопустимым.
Указанное вытекает из положений Федерального закона от 30.03.1998 № 54-ФЗ «О ратификации Конвенции о защите прав человека и основных свобод и Протоколов к ней»: «Российская Федерация в соответствии со ст. 46 Конвенции признает ipso facto и без специального соглашения юрисдикцию ЕСПЧ обязательной по вопросам толкования и применения Коневнции и Протоколов к ней» (Зорькин В.Д. Современный мир, право и Конституция. М., 2010. с. 38).
Внутренняя независимость обеспечивает принятие судейского решения только на основании конституции и законов, а не на основании указаний, данных вышестоящими судьями.
Рекомендация № R(94)12 Комитета министров Совета Европы «О независимости, эффективности и роли судей» предусматривает:
«В процессе принятия решений судьи должны быть независимы и способны действовать без каких-либо ограничений, ненадлежащего влияния, побуждения, угроз или вмешательства, прямого или косвенного, с какой бы то ни было стороны или по какой бы то ни было причине. Закон должен предусматривать санкции в отношении лиц, стремящихся оказать влияние на судей каким-либо из этих способов.
Судьи должны иметь неограниченную свободу разрешать дела беспристрастно, в соответствии со своей совестью и своим толкованием фактов и согласно господствующим нормам права. судьи не должны быть обязаны докладывать существо своих дел кому бы то ни было вне судебной процедуры» (принцип l.2.d).
Консультативный совет европейских судей, даёт такой комментарий в Заключении № 1:
"… Трудность заключается скорее в определении того, что является ненадлежащим влиянием, а также в установлении необходимого баланса между, например, необходимостью защищать судебный процесс от искажения и давления, будь то со стороны политических сил, прессы или иных источников, и интересами открытого обсуждения вопросов публичного значения в общественной жизни и в свободной прессе.
Судьи должны осознать, что они являются публичными фигурами и что им не следует быть слишком чувствительными или слишком уязвимыми" (п. 63).
Поэтому, судье не следует ставить себя в положение, в котором его независимость или беспристрастность может вызывать сомнение.
В качестве примера, можно привести решение ЕСПЧ, в котором указано: «Чтобы решить, может ли суд считаться независимым, как этого требует статья 6, видимость также может приобретать значение» (Сальвиа М. де. Прецеденты Европейского суда по правам человека. СПб., 2004. С. 440).
С уважением
Прошу Вас, Дмитрий, не обижайтесь, но уж больно обширны цитаты, и неочевидна (для меня) их связь с предметом обсуждения.
Если Вас не затруднит, ответьте мне, пожалуйста, на вопрос, противоречит ли цитировавшейся Вами практике ЕСПЧ проведение совещаний, учёб, конференций судей, научно-консультативных советов etc.?
В данном посте Вы пишите, что с точки зрения независимости суда, да и с точки зрения принципа непосредственного исследования доказательств «советы старших товарищей» не так уж безобидны.
Судья вышестоящего суда, посоветовавший принять определенное решение, при пересмотре дела в вышестоящей инстанции, вероятно, не сможет критически относиться к судебному акту, вынесенному на основе его рекомендаций.
То есть, как я понял, Вы считаете, что принцип независимости судьи, при принятии судебных актов, может быть нарушен, если судья будет принимать судебный акт, на основе рекомендаций, судьи вышестоящего суда!
Извините, но снова приведу цитату! ;)
Вот что говорил Председатель ВАС РФ выступая на Третьих Сенатских Чтениях в Конституционном Суде Российской Федерации 19 марта 2010 года «Речь о прецеденте»:
«Мы приложили немало усилий, чтобы разрушить в нашей системе связь между судьей и вышестоящим судьей, который пересматривает его дела.
Ради этого мы и создавали систему апелляционных судов, чтобы было неясно, к кому попадет дело, рассмотренное судьей первой инстанции, чтобы тот, кто находится в более высоком суде, не мог диктовать свою позицию суду нижестоящему.
Мы сознательно разрушали эту связь.
Создание апелляционных судов была нацелено и на то, чтобы была большая вариативность у сторон, чтобы они могли достичь большего эффекта, когда неизвестно, какую позицию займет суд вышестоящей инстанции по отношению к данному делу.
Преюдициальный запрос еще в большей мере дает свободу судьям и делает их менее зависимыми от вышестоящих судов.
У каждого судьи появляется право выбора — решить дело самому или подать запрос в высший суд».
И ещё позволю одну цитату, из этой же речи, простите :) «Принцип правовой определенности — более высокая ценность, чем независимость судьи.
Иначе можно дойти до абсурдного вывода о том, что судья не должен соблюдать закон, если это противоречит его внутреннему убеждению. К тому же судья нижестоящего суда всегда может решить, что рассматриваемое им дело не подпадает под прецедент, сформированный высшим судом…»
Эти, а также другие цитаты в ответах на Ваши комментарии, я привожу, во-первых, чтобы показать, что не только нас с Вами волнует проблема поднятая Вами в данном топике.
Во-вторых, чтобы аргументировать свой тезис о «прописной истине».
В третьих, чтобы показать тонкость и трудность в определении того, что можно назвать ненадлежащим влиянием на судью.
Вы говорите о проведении совещаний, учёб, конференций судей, научно-консультативных советов и соотношении данных мероприятий с требованиями предъявляемыми нормами ЕСПЧ.
Думаю, что в этих мероприятиях нет ничего предосудительного и они не будет привносить сомнения в законности, независимости при принятии судьёй судебного акта, если тот, кто находится в более высоком суде, не может диктовать свою позицию суду нижестоящему.
А для того, чтобы привести примеры как этого добиться, я и привёл высказывания А.А. Иванова, о создании апелляционных судов;
преюдициальный запрос;
прецедент, сформированный высшим судом.
Также хочу отметить, что выступая на ежегодном совещании председателей арбитражных судов в Ростове-на-Дону 07 апреля 2011 года
А.А. Иванов сказал, что ВАС РФ разработал законопроект, предусматривающий введение института судебного запроса в качестве дополнительного механизма оперативного реагирования на отсутствие единообразия в правоприменительной практике.
Вот эти меры, думаю, будут как раз способствовать учёту правовой позиции ВАС РФ в тех случаях, когда выявляется неопределённость в толковании и применении нормы права.
А Вы что думаете?
В приведенных Вами цитатах очень примечателен (но не для этой дискуссии, а в целом для позиции ВАС) следующий пассаж Иванова: «Принцип правовой определенности — более высокая ценность, чем независимость судьи.» В общем, конечно, тут нужно было бы онеметь…
Принцип независимости судей и подчинения их только конституции и федеральному закону является одним из важнейших конституционных принципов. Отчего именно этот принцип стал объектом наибольших нападок со стороны отдельных выпускников ЛГУ остается только предполагать, но интересно, что в своих критических выступлениях они намеренно или по незнанию неверно называют этот принцип, а затем вульгарно его интерпретируют, сводя к произволу, к коему он не имеет отношения (прием доведения до абсурда: «Иначе можно дойти до абсурдного вывода о том, что судья не должен соблюдать закон, если это противоречит его внутреннему убеждению» потому и редко используется в научной дискуссии, что представляет собой, в значительной степени спекуляцию). Это приводит к абсолютизации власти высшей судебной инстанции. Что интересно, высшая инстанция выводится из сферы действия принципа, поскольку начинает фактически сама творить закон, а нижестоящие суды (нижестоящие в смысле инстанционности, а не подчиненности!) фактически теряют независимость. Таким образом, принцип независимости судей и подчинения их только конституции и федеральным законам совершенно выхолащивается из практики арбитражных судов ( СОЮ намеренно не затрагиваю).
Живописное «У каждого судьи появляется право выбора — решить дело самому или подать запрос в высший суд» демонстрирует, что подача запроса в вышестоящий суд — это не самостоятельное решение дела судом первой инстанции, а как раз ситуация, противоположная той, когда «тот, кто находится в более высоком суде, не мог диктовать свою позицию суду нижестоящему». На мой взгляд очевидно противоречие между заявленными целями и способами их достижения.
Единообразие правоприменительной практики только тогда имеет значение, когда служит цели равенства всех перед законом и судом, однако такая цель, к сожалению, не ставится, а единообразие правоприменительной практики приравнивается к слепому следованию позиции однажды высказанной Президиумом и Пленумом ВАС позиции. Опасаюсь, что интеллектуальная деятельность судей арбитражных судов постепенно сведется к подписанию решений, вынесенных на основе запросов в вышестоящие суды. В этом случае возникнет вопрос, нужен ли такой арбитражный суд? Конкуренция юрисдикций велика, а проигрыш в ней российских арбитражных судов ведет и к проигрышу всей юридической системы, в т.ч. системы оказания юридических услуг, юридического образования etc. Критикуемый принцип «посоветуйся со старшим товарищем», к сожалению, проникает в систему арбитражных судов, поскольку предполагает диктат позиции высшего суда, изменчивость которой непредсказуема и которая не связана фактически ничем (не станем же мы предполагать, что наше Федеральное Собрание будет формировать аутентичное толкование федеральных законов). При этом такой диктат будет возможен по каждому конкретному делу (чем более громкому, тем более очевидным будет такой диктат), а не в виде некоего «обобщения практики». Мне будет искренне жаль, если арбитражные суды превратятся в клон СОЮ, конкурентность которых при рассмотрении споров по гражданским делам (в широком смысле) находится ниже критики.
По известной причине не рассчитываю на публичное согласие с высказанной позицией, но надеюсь, что дискуссия была полезной нам обоим.
Благодарю.
Вот, на мой вгляд, интересный материал, про преюдициальную процедуру в странах Европейского сообщества.
«В целом исследователи и политологи науки о европейском праве соглашаются, что преюдициальная процедура приобрела большое значение в праве Европейских Сообществ. Она внесла большой вклад во всестороннее признание приоритета права ЕС в общем и предварительных решений Суда ЕС в частности».
Почему у Вас процедура преюдициального запроса вызывает такое неприятие?
А как же Европа?
С уважением
Дмитрий, материал, конечно, интересный, но брать за образец подход, в нем обозначенный следовало бы с большой осторожностью, поскольку для его перенесения в нашу действительность имеются препятствия в виде несовпадения некоторых ключевых моментов, источником которых является только один факт: Европа — не государство (а равно Европейские сообщества — не государства, Европейский союз — не государство).
Исходя из этой очевидной посылки следует признать, что Суд ЕС имеет строго ограниченную юрисдикцию, в которую входят, в основном, вопросы толкования Договора о ЕС и соответствующих наднациональных актов, применяемых национальными судами в конкретном деле.
В нашем же случае интерпретатор, во-первых, получает возможность толковать любую правовую норму, а, во-вторых, сам в дальнейшем может поучаствовать в вынесении окончательного судебного акта по существу.
Кроме того, без преюдициальной процедуры Суда ЕС толкование соответствующих общеевропейских актов могло бы разниться от страны к стране, что, очевидно, неприемлемо, и в отсутствие единого наднационального судебного органа (коим Суд ЕС, по общему убеждению, не является) такая практика не могла бы быть исправлена.
В России у высшей судебной инстанции имеются все возможности для приведения практики национальных судов (пусть даже только специализированных — арбитражных) к единству. В последние несколько лет высшая судебная инстанция имеет возможность принимать такие решения, которые влекут пересмотр «неправильно» рассмотренных дел. Отчего бы не пользоваться таким порядком формирования единой судебной практики, а требовать все новых полномочий, против наличия которых имеются аргументы (степень серьезности аргументов может обсуждаться)? Может быть дело не только (или не столько) в единой судебной практике?