Рустам Чернов → О власти. Людологический анализ. Часть 6.
Власть всегда — организованность и детализированность; бытие в возможности должно цепляться за что- то в области действительности и это что – то необходимо должно быть сопоставлено в возможности своей реализации в круге восприятия тому, кому адресована властность функции в отношении содержания результативности. Власть всегда в этом отношении необходимость бытия самое себя в восприятии самое себя.
И власть конечно же для самого субъекта властной организации, он не может ни представить, ни понять каким именно образом реализуется в отношении него то, что есть власть, каким именно механизмом приводится в движение возможность управления, и возможность уничтожения той или иной группы социальных отношений. При этом ощущение загадочности усиливается в отношении восприятия, когда субъект сталкивается с представлением о том, что потенциально возможно в ретроспективности данного представления.
БВВ каждого человека в какой то степени является абсурдным, как целое и в себе понимаемое, и собою истолковываемое. Формообразование самого по себе бытия в возможности весьма сложный процесс. Он складывается из восприятия окружающего в рамках сопоставления встречности и подобия самое себя уже на уровне непосредственных чувственных форм восприятия, но он же является отражением процесса понимания и развития того или иного БВВ непосредственно в самом социуме. В любом случае мы можем говорить том, что со временем возникает запутанный в своей стабильности конгломерат форм усечения, которые обнаруживают сходство с предметами организации (например, животные) в форме возможного предположения подобия и встречности, в то время как сами они продуцированы в этом отношении перцепциями наблюдаемых объектов. Таким образом, создается иллюзия подобия животного нам, в то время как это всего лишь область нашего восприятия самое себя в части методологии возможного познания предмета ощущения. Соответственно, если умножить это на то, что наблюдения, как правило, ведутся не непрерывно, в то время как единожды сформированное понимание в форме той или иной идеи живет неограниченно долгий срок в форме БВВ отдельного ли человека, или социума в целом (тотемная культура, например), можно сказать, что наши представления о мире носят закономерный и весьма предсказуемый характер. Мы живем в изолированности возможности самоощущений, в то время как существует область излишества, область неовеществленного бытия в возможности, которая и есть предмет личного момента в познании.
С властным моментом ситуация несколько сложнее поскольку представления о власти носят не только формальный характер (как, например, пост — копии представлений о социальном устройстве), но так же и реализовываемый характер в действительность. Сам субъект может определить степень преобразования социальной материи. Соответственно, мы не можем позволить себе говорить о власти как о том, что заложено в самом представлении человека и реализовывается через него как носителя того или иного бытия в возможности. Это связно, прежде всего, с тем, что быть субъектом власти – это всегда качественно изменять природу самое себя, то самое sub specie ludi по Хейзинга, «делаться другим». Это всегда качественное изменение самое себя как части движущей причины той ли иной парадигмы бытия в возможности в отношении бытия в действительности. Вопросы, которые ставятся таким образом, всегда находят отражение непосредственно в области анализа социального характера бытия человека, в противовес механически возникающим и обтачиваемым в общественном БВВ форм восприятия животного мира (через обезличенные формы восприятия самое себя). Таким образом, мы можем отметить следующую особенность бытия в возможности человека- свойственность качественного изменения себя, для качественного изменения форм перцепций окружающего. Это и составляет предмет анализа человеческой функции как функции гносеологического бытия человека.
Сама по себе власть возможна именно в среде БВВ. Власть возникает как следствие необходимости определенного качества БВВ. А именно зеркального перехода БВВ в БВД. Власть есть отражение опять же несовершенства общих, самых распространенных представлений о переходе возможного в действительное, чувственного в идеальное, и идеального в чувственное. Вопрос о том, что есть власть всегда ставится применительно к тому в ком есть власть и для кого она есть. Власть не может быть отнесена к области вещи в себе. Она есть общественность и публичность уже потому, что ее идеальное содержание составляет то, что есть доступность множественности субъекта восприятия тому, что есть возможность для всех и каждого, но опять же в области возможного. Может быть, поэтому путь к власти в области действительного представляется столь сложным в самом своем процедурном отношении. Вопросы в отношении власти имеют в основе познания их как объектов уяснения сущности именно людологический аспект, так как без него невозможно установить, что есть власть с точки зрения так называемого «Х-фактора» (одно начинает объясняться через другое, при том, что содержание общее в основе своего использования, а, следовательно это ничего не дает кроме как удваивания значений в отношении предмета познания). Власть это всегда абсолютность и всегда тотальность. Власть не может быть половинчатой в отношении того бытия в возможности, которое она реализовывает в зеркальном соответствии в действительность. Власть возникает именно как свойство такой реализации и именно для парадигм, которым необходима такая реализация для качественности бытия в действительности. Таким бытие в возможности выходит в отношении целостности своей организации за рамки сознания одного человека, в дальнейшем возникает необходимость контроля и содержания того, что есть управление, то есть управление бытия в возможности в соответствии с действительностью, с последующим формообразованием данной действительности через зеркальную реализацию бытия в возможности в действительное. Таким образом, говорить о власти необходимо только на языке четкости формул, на языке формализованного содержания описания значения, языком простоты выражения и языком точного определения содержания исследуемого понятия. Вне этого мы можем анализировать только властно – подобные формы организации, но не саму власть.
Деление самой власти, ее классификация может производиться только по способам обеспечения зеркальности реализации. То, что сегодня мы классифицируем как государственную власть, социальная власть, прочие формы властных взаимоотношений — это всего лишь ретроспективность содержания понятия, которое в принципе не есть возможность пролонгации будущего содержания властных функций. Это не желание быть пророком в отношении того каким будет общественное устройство через определенный промежуток времени, это всего лишь трезвое предложение четкой корректировки того, что в наших силах. И если мы будем говорить о власти как о том, что создано для служения человеку, в форме хотя бы той же государственной власти, то это означает полный провал в отношении возможности структурировать социум разумным образом. Прежде всего, власть – враг всякой общности и неконкретности. Она в самое себя всегда содержание точности и детализированности в отношении бытия в действительности. В отношении противопоставления самое себя, она может прикрываться оперативными формами общего к частному, но это всего лишь ее титульность для неперсонифицированного круга лиц. В остальном же она есть всегда форма бытия конкретно реализовываемого в отношении ситуации здесь и сейчас. Это всегда конгломерат значений, который перетекает в действительность, оформляя ее тем или иным образом, закрепляя за действительностью титульность содержания как по бытию в возможности, так и по форме восприятия той или иной действительности. В отношении власти недопустимо полагать задачу плана общих положений. Такие задачи рождают противоречия, следовательно, решаются в ходе открытости противоречия уже в действительности, в чем не заинтересована сама власть.
И, конечно же, нам следует отметить субъекта властвования. Это всегда человек, лишенный какого – либо абстрактного понимания вопроса на пути к самой власти, из нашего субъекта вымывается возможность всякого умозрения всякого, неконкретного отношения… но при этом сама власть, само государство, например, как средоточие власти является именно умозрительной конструкцией, которая подчиняется определенным законам построения бытия в возможности в отношении форм действительного, формообразования действительного. С этой точки зрения государство уже успешно существует, если создана идея его организации, если создана реальная цепь алгоритмов его воплощения в действительность. Государство больше именно бытие в возможности, чем практичность воспроизведения в действительность в рамках перцепций того или иного субъекта.
Если формирование философии, как системного личного познания общественных парадигм, возникает в срезе формирования поля унифицированной предметности и значений в отношении бытия в возможности «остаточного » типа по сравнению с эмпирически заданными формами, то власть рождается именно как форма теоретического воплощения остаточного типа в реальности. Власть создана для того, чтобы реализовать в действительное то, что есть только бытие в возможности.
При этом существование до властного периода данного бытия в возможности можно отнести только к области дифференциации во времени и пространстве, но ни в коем случае никак не заново изобретенное ( структурируемое бытие в возможности). Власть работает с готовыми формами, которые могли в свое время возникнуть в определенное время и в определенном пространстве, но не имели массового характера ли распространения. Соответствующим образом и движение от хаотичности к организованности можно представить именно как движение к власти. Полная осуществленность наступает только в момент разрушения структурируемого объекта (наивысший предел организации социальной материи в рамках данности восприятия по бытию в возможности). Соответственно, мы можем говорить только том, что данность того или иного уровня познания является так же необходимостью восприятия вне зависимости от того существует ли явление упорядоченно в определенном образе, или же представляет собой форму суммы движущихся элементов к той или иной форме организации. С точки зрения бытия самого явления это абсолютно неважно и анализ данного явления опять же с точки зрения самого явления, который не будет учитывать общего цикла парадигмы бытия данного явления, – ничтожен. Для власти это актуально вдвойне, особенно в области прямых перцепций субъектов властной организации. Недооценить своего противника, или не учесть тот или иной политический момент в его развитии — есть уже проигрыш и соответствующая потеря властного момента властной функции организации.
Тем более что власть всегда навязывает то бытие в возможности, чувственное основание которого принадлежит области ее реализации. Соответственно, по целевой причине, которая несет в себе, в том числе и начало движущей – она есть разрушающее начало для уже устоявшихся парадигм бытия, которые опосредуют то или иное поле эмпирических форм организации до развития властного момента в определенном времени и пространстве.
Соответственно, говорить о власти можно, конечно же, как о преобразующем начале, но в то же время власть становится началом необходимости, существует как заданность форм организации материи неизменная для неограниченного круга лиц.
В то же время констатация их ничтожности в силу самой постановки проблемы как проблемы чисто психологического содержания, или содержания, детерминированного в своей основе психикой как формой коллективного отражения мира. Это неудивительно, если учесть то, что сама по себе психология во многом является наукой беспредметной, и в то же время не относящейся к себе в достаточной степени жестоко, чтобы выковать свой инструментарий познания. Психология есть, конечно же, форма адаптации целого к единичному при том, что первое есть необходимость последнего.
Применительно к власти – психология единственное, что может себе позволить дать в достаточной степени туманность определений, но это ее прерогатива и именно в рамках психологии можно решить почему именно принципиально возможно властвование, как форма объективации бытия единичного духа в общественной среде.
Именно поэтому мы можем говорить о психологии не иначе, как в форме бытия объекта для анализа, но никак о самостоятельной методологической дисциплине, способной развиваться в кругу дифференцированного качественного.
Психология изучает, по сути, собственность сознания и поэтому, конечно, самодостаточна и замкнута в самое себя, так как этого требует необходимость познания; но она не может гарантировать более менее приемлемую картину мира, как только мира в его внутреннем отражении. Так или иначе, психология всегда работает с остаточными формами восприятия, ей неизвестно ничто из области подлинного формообразования, подлинного становления нового как необходимости познания и опознавания. К тому же, психология всегда работает с формами динамического плана, перифериями сознания, совершенно не учитывая мертвые фонды бытия в возможности, которые сами по себе могут не меняться с момента их появления и оставаться определяющими в отношении неограниченного круга временных форм (хотя в этом отношении можно сказать, что мы имели счастливое исключение в виде теории Карла Юнга).
И власть конечно же для самого субъекта властной организации, он не может ни представить, ни понять каким именно образом реализуется в отношении него то, что есть власть, каким именно механизмом приводится в движение возможность управления, и возможность уничтожения той или иной группы социальных отношений. При этом ощущение загадочности усиливается в отношении восприятия, когда субъект сталкивается с представлением о том, что потенциально возможно в ретроспективности данного представления.
БВВ каждого человека в какой то степени является абсурдным, как целое и в себе понимаемое, и собою истолковываемое. Формообразование самого по себе бытия в возможности весьма сложный процесс. Он складывается из восприятия окружающего в рамках сопоставления встречности и подобия самое себя уже на уровне непосредственных чувственных форм восприятия, но он же является отражением процесса понимания и развития того или иного БВВ непосредственно в самом социуме. В любом случае мы можем говорить том, что со временем возникает запутанный в своей стабильности конгломерат форм усечения, которые обнаруживают сходство с предметами организации (например, животные) в форме возможного предположения подобия и встречности, в то время как сами они продуцированы в этом отношении перцепциями наблюдаемых объектов. Таким образом, создается иллюзия подобия животного нам, в то время как это всего лишь область нашего восприятия самое себя в части методологии возможного познания предмета ощущения. Соответственно, если умножить это на то, что наблюдения, как правило, ведутся не непрерывно, в то время как единожды сформированное понимание в форме той или иной идеи живет неограниченно долгий срок в форме БВВ отдельного ли человека, или социума в целом (тотемная культура, например), можно сказать, что наши представления о мире носят закономерный и весьма предсказуемый характер. Мы живем в изолированности возможности самоощущений, в то время как существует область излишества, область неовеществленного бытия в возможности, которая и есть предмет личного момента в познании.
С властным моментом ситуация несколько сложнее поскольку представления о власти носят не только формальный характер (как, например, пост — копии представлений о социальном устройстве), но так же и реализовываемый характер в действительность. Сам субъект может определить степень преобразования социальной материи. Соответственно, мы не можем позволить себе говорить о власти как о том, что заложено в самом представлении человека и реализовывается через него как носителя того или иного бытия в возможности. Это связно, прежде всего, с тем, что быть субъектом власти – это всегда качественно изменять природу самое себя, то самое sub specie ludi по Хейзинга, «делаться другим». Это всегда качественное изменение самое себя как части движущей причины той ли иной парадигмы бытия в возможности в отношении бытия в действительности. Вопросы, которые ставятся таким образом, всегда находят отражение непосредственно в области анализа социального характера бытия человека, в противовес механически возникающим и обтачиваемым в общественном БВВ форм восприятия животного мира (через обезличенные формы восприятия самое себя). Таким образом, мы можем отметить следующую особенность бытия в возможности человека- свойственность качественного изменения себя, для качественного изменения форм перцепций окружающего. Это и составляет предмет анализа человеческой функции как функции гносеологического бытия человека.
Сама по себе власть возможна именно в среде БВВ. Власть возникает как следствие необходимости определенного качества БВВ. А именно зеркального перехода БВВ в БВД. Власть есть отражение опять же несовершенства общих, самых распространенных представлений о переходе возможного в действительное, чувственного в идеальное, и идеального в чувственное. Вопрос о том, что есть власть всегда ставится применительно к тому в ком есть власть и для кого она есть. Власть не может быть отнесена к области вещи в себе. Она есть общественность и публичность уже потому, что ее идеальное содержание составляет то, что есть доступность множественности субъекта восприятия тому, что есть возможность для всех и каждого, но опять же в области возможного. Может быть, поэтому путь к власти в области действительного представляется столь сложным в самом своем процедурном отношении. Вопросы в отношении власти имеют в основе познания их как объектов уяснения сущности именно людологический аспект, так как без него невозможно установить, что есть власть с точки зрения так называемого «Х-фактора» (одно начинает объясняться через другое, при том, что содержание общее в основе своего использования, а, следовательно это ничего не дает кроме как удваивания значений в отношении предмета познания). Власть это всегда абсолютность и всегда тотальность. Власть не может быть половинчатой в отношении того бытия в возможности, которое она реализовывает в зеркальном соответствии в действительность. Власть возникает именно как свойство такой реализации и именно для парадигм, которым необходима такая реализация для качественности бытия в действительности. Таким бытие в возможности выходит в отношении целостности своей организации за рамки сознания одного человека, в дальнейшем возникает необходимость контроля и содержания того, что есть управление, то есть управление бытия в возможности в соответствии с действительностью, с последующим формообразованием данной действительности через зеркальную реализацию бытия в возможности в действительное. Таким образом, говорить о власти необходимо только на языке четкости формул, на языке формализованного содержания описания значения, языком простоты выражения и языком точного определения содержания исследуемого понятия. Вне этого мы можем анализировать только властно – подобные формы организации, но не саму власть.
Деление самой власти, ее классификация может производиться только по способам обеспечения зеркальности реализации. То, что сегодня мы классифицируем как государственную власть, социальная власть, прочие формы властных взаимоотношений — это всего лишь ретроспективность содержания понятия, которое в принципе не есть возможность пролонгации будущего содержания властных функций. Это не желание быть пророком в отношении того каким будет общественное устройство через определенный промежуток времени, это всего лишь трезвое предложение четкой корректировки того, что в наших силах. И если мы будем говорить о власти как о том, что создано для служения человеку, в форме хотя бы той же государственной власти, то это означает полный провал в отношении возможности структурировать социум разумным образом. Прежде всего, власть – враг всякой общности и неконкретности. Она в самое себя всегда содержание точности и детализированности в отношении бытия в действительности. В отношении противопоставления самое себя, она может прикрываться оперативными формами общего к частному, но это всего лишь ее титульность для неперсонифицированного круга лиц. В остальном же она есть всегда форма бытия конкретно реализовываемого в отношении ситуации здесь и сейчас. Это всегда конгломерат значений, который перетекает в действительность, оформляя ее тем или иным образом, закрепляя за действительностью титульность содержания как по бытию в возможности, так и по форме восприятия той или иной действительности. В отношении власти недопустимо полагать задачу плана общих положений. Такие задачи рождают противоречия, следовательно, решаются в ходе открытости противоречия уже в действительности, в чем не заинтересована сама власть.
И, конечно же, нам следует отметить субъекта властвования. Это всегда человек, лишенный какого – либо абстрактного понимания вопроса на пути к самой власти, из нашего субъекта вымывается возможность всякого умозрения всякого, неконкретного отношения… но при этом сама власть, само государство, например, как средоточие власти является именно умозрительной конструкцией, которая подчиняется определенным законам построения бытия в возможности в отношении форм действительного, формообразования действительного. С этой точки зрения государство уже успешно существует, если создана идея его организации, если создана реальная цепь алгоритмов его воплощения в действительность. Государство больше именно бытие в возможности, чем практичность воспроизведения в действительность в рамках перцепций того или иного субъекта.
Если формирование философии, как системного личного познания общественных парадигм, возникает в срезе формирования поля унифицированной предметности и значений в отношении бытия в возможности «остаточного » типа по сравнению с эмпирически заданными формами, то власть рождается именно как форма теоретического воплощения остаточного типа в реальности. Власть создана для того, чтобы реализовать в действительное то, что есть только бытие в возможности.
При этом существование до властного периода данного бытия в возможности можно отнести только к области дифференциации во времени и пространстве, но ни в коем случае никак не заново изобретенное ( структурируемое бытие в возможности). Власть работает с готовыми формами, которые могли в свое время возникнуть в определенное время и в определенном пространстве, но не имели массового характера ли распространения. Соответствующим образом и движение от хаотичности к организованности можно представить именно как движение к власти. Полная осуществленность наступает только в момент разрушения структурируемого объекта (наивысший предел организации социальной материи в рамках данности восприятия по бытию в возможности). Соответственно, мы можем говорить только том, что данность того или иного уровня познания является так же необходимостью восприятия вне зависимости от того существует ли явление упорядоченно в определенном образе, или же представляет собой форму суммы движущихся элементов к той или иной форме организации. С точки зрения бытия самого явления это абсолютно неважно и анализ данного явления опять же с точки зрения самого явления, который не будет учитывать общего цикла парадигмы бытия данного явления, – ничтожен. Для власти это актуально вдвойне, особенно в области прямых перцепций субъектов властной организации. Недооценить своего противника, или не учесть тот или иной политический момент в его развитии — есть уже проигрыш и соответствующая потеря властного момента властной функции организации.
Тем более что власть всегда навязывает то бытие в возможности, чувственное основание которого принадлежит области ее реализации. Соответственно, по целевой причине, которая несет в себе, в том числе и начало движущей – она есть разрушающее начало для уже устоявшихся парадигм бытия, которые опосредуют то или иное поле эмпирических форм организации до развития властного момента в определенном времени и пространстве.
Соответственно, говорить о власти можно, конечно же, как о преобразующем начале, но в то же время власть становится началом необходимости, существует как заданность форм организации материи неизменная для неограниченного круга лиц.
В то же время констатация их ничтожности в силу самой постановки проблемы как проблемы чисто психологического содержания, или содержания, детерминированного в своей основе психикой как формой коллективного отражения мира. Это неудивительно, если учесть то, что сама по себе психология во многом является наукой беспредметной, и в то же время не относящейся к себе в достаточной степени жестоко, чтобы выковать свой инструментарий познания. Психология есть, конечно же, форма адаптации целого к единичному при том, что первое есть необходимость последнего.
Применительно к власти – психология единственное, что может себе позволить дать в достаточной степени туманность определений, но это ее прерогатива и именно в рамках психологии можно решить почему именно принципиально возможно властвование, как форма объективации бытия единичного духа в общественной среде.
Именно поэтому мы можем говорить о психологии не иначе, как в форме бытия объекта для анализа, но никак о самостоятельной методологической дисциплине, способной развиваться в кругу дифференцированного качественного.
Психология изучает, по сути, собственность сознания и поэтому, конечно, самодостаточна и замкнута в самое себя, так как этого требует необходимость познания; но она не может гарантировать более менее приемлемую картину мира, как только мира в его внутреннем отражении. Так или иначе, психология всегда работает с остаточными формами восприятия, ей неизвестно ничто из области подлинного формообразования, подлинного становления нового как необходимости познания и опознавания. К тому же, психология всегда работает с формами динамического плана, перифериями сознания, совершенно не учитывая мертвые фонды бытия в возможности, которые сами по себе могут не меняться с момента их появления и оставаться определяющими в отношении неограниченного круга временных форм (хотя в этом отношении можно сказать, что мы имели счастливое исключение в виде теории Карла Юнга).
Нет комментариев