Антон Михайлов → Естественное право: языковые значения "естественного"
Как известно, юриспруденция неразрывно связана с естественным языком, для которого вполне закономерна полисемия. Когда современный студент или исследователь сталкивается с проблематикой естественного права, он попадает не только в историко-культурный текст с определенными коннотациями, но и в сети естественного языка, из которых далеко не каждый способен «выпутаться» и субстанционально различать «естественные» значения естественного права. Настоящая заметка призвана обратить внимание на полисемию слова «естественное» и следующую из нее многоплановость значений естественного права, которая лишь в определенной мере соответствует историко-культурному тексту.
Можно выделить, как минимум, пять смысловых значений прилагательного «естественное», которые имеют отношение и к правовой сфере.
Во-первых, нам свойственно противопоставлять естественное сверхъестественному, т.е. обыденное, привычное, способное быть понятым человеком — непривычному, неординарному, чудесному, не могущему быть объясненным в системе известных нам понятий.
Если применить данное противопоставление к правовой сфере, то естественное право будет пониматься как право, проистекающее из природы человека и/или всего живого и внешнего мира, окружающего человека, его явлений, процессов. Такое естественное право соразмерно человеку, поскольку оно для человека привычно, обыденно, соответствует его природе и противопоставляется праву сверхъестественного — чудесного, божественного, космического — высшего по отношению к человеческому.
Если естественное право способно быть понято разумом человека, то право сверхъестественное постигается лишь через чудесное — откровение, видения, интуицию, молитву. Естественное право, противопоставленное сверхъестественному праву, — это традиции, обыкновения, «заветы отцов», т.е. обычное право всех традиционных правовых систем, когда-либо существовавших и ныне существующих; сверхъестественное же право — это божественные заповеди, данные через откровения праведникам, святым. Особенно ярко такое понимание «естественного» проявится в эпоху Нового времени, когда новое jus naturale как рационально постигаемое будет противопоставлено естественному праву схоластической культуры, верившей в «писаный разум» Corpus Iuris и выводившей именно из него универсальные максимы права.
В то же время такое противопоставление, действительно имевшее место в истории права, было бы неправильно абсолютизировать: что-то является высшим по отношению к чему-либо лишь потому, что «высшее» и «низшее» находятся в одной системе координат, т.е. составляют единое целое в более широком рассмотрении.
Именно в силу изначальной связанности «естественного» и «сверхъестественного», на наш взгляд, в традиционных правовых системах обычаи (наиболее «естественное» для традиционных культур право) своим источником имеют божественное. В религиозных правовых системах Западного средневековья «естественное» право, «запечатленное в сердце человека», соответствующее природе человека, также подчинено высшему, «сверхъестественному» праву, потому как источник всего живого, творец всего сущего, в том числе и природы человека, — Бог. Так, в системе Аквината естественное право – есть отражение божественного права в разуме человека; божественное и естественное право противопоставляются праву человеческому как неизменный стандарт изменчивому.
Во-вторых, «естественное» можно понимать как естественный, здравый смысл, как очевидность, аксиому, не требующую доказательств.
В романе «Идиот» Ф.М. Достоевский пишет: «Мы понимаем, что если тут нет права юридического, то зато есть право человеческое, натуральное; право здравого смысла и голос совести, и пусть это право наше не записано ни в каком гнилом человеческом кодексе, но благородный и честный человек, то есть всё равно что здравомыслящий человек, обязан оставаться благородным и честным человеком даже и в тех пунктах, которые не записаны в кодексах». На связь естественного права с очевидным указывает и тот факт, что в тексте американской Декларации Независимости, одобренном вторым континентальным конгрессом, слова Т. Джефферсона «прирожденные и неотчуждаемые» права были заменены термином «очевидные», а в самом тексте Конституции США первоначально не нашли своего закрепления.
Естественное право в таком смысле — это совокупность юридических аксиом, т.е. юридических правил, носящих, как правило, неписаный характер, не требующих доказательств и лежащих в основе различных правовых систем.
Так, известный русский цивилист и теоретик права социологического направления С.А. Муромцев на древнеримском юридическом материале приводит примеры таких логически очевидных и потому представлявшихся древнеримским юристам «естественными» правил: «от природы справедливо, чтобы никто не обогащался от ущерба, понесенного другим»; «ничто так ни естественно, как уничтожение юридического отношения способом, однородным с тем способом, которым отношение установлено», «соглашаться могут все лица» и др.
Тем не менее, необходимо отметить, что в «очевидных» правилах поведения всегда присутствует больший или меньший элемент осознания и оценки. Оценочный, субъективный компонент «очевидных» правил поведения выражается в прямо противоположных взглядах на «естественное» в определенных ситуациях: так, сабинианцы в Древнем Риме, исходя из «очевидной» абсолютности права собственности, полагали, что «естественный разум» требует, чтобы переделанная вещь оставалась за собственником материала, в то время как ценители труда могут посчитать «очевидным» прямо противоположное — то, чтобы переделанная вещь переходила в собственность специфиента. «Вечный» вопрос о существовании универсальных юридических аксиом до сих пор остается открытым, равно как и вопрос о степени культурно-исторической обусловленности «очевидных» (и потому «естественных») юридических правил. Например, известный французский антрополог права Н. Рулан прямо указывает на культурную обусловленность «естественных» очевидностей.
В-третьих, естественное довольно часто противопоставляется искусственно созданному, общественному, культурному. «Природным, в противоположность искусству и культуре, мы называем то, что возникает само собою и не создано другими» — отмечал Г. Риккерт. Данная трактовка естественного права была особенно популярна в Новое время, в эпоху расцвета концепции врожденных, неотчуждаемых «естественных» прав человека (на свободу вероисповедания, собственность, свободу слова, и т.д.).
Как писал о естественно-правовой школе А.Д. Градовский: «Провозглашение свободы… было равносильно возвращению к природе, признанию условий и законов природы, искаженных искусственною организациею общества. Мы знаем, какое значение для людей XVIII столетия имело слово «природа», «естественность». Закон природы есть закон вечный, совершенный в противоположность преходящим и плохим законам искусственных обществ; это закон разума в противоположность предписаниям невежества, суеверия и недобросовестности, поддержанной людским легковерием; для того чтобы возвратиться к законам природы, человек должен обратиться к здравому, вернее, общему смыслу (sens commun), освобожденному от всего, что дают искусственное воспитание, предания, обычаи. Воззвание к природе было сильным оружием против общественного строя с его искусственною иерархиею, условными нравами, фижмами, париками, мушками, парадами и салонною жизнью», — писал русский историк и государствовед А.Д. Градовский.
В этом смысле естественное право — это совокупность юридических правил поведения, которые вытекают из природы человека, соответствуют его физиологическим потребностям, безусловным рефлексам; это та часть правового, которая не создана общественными явлениями и процессами, существует до и помимо их; та часть права, с которой все социальное имеет дело как с непреложной природной данностью.
Не касаясь в данной части работы противоречивых взглядов на те нормы права, которые, по мнению юснатуралистов, следуют из природы человека, следует отметить, что проблема отграничения природного от социального, которую необходимо решить до того, как говорить о содержании естественного права как антипода права социального, крайне сложна и, скорее всего, неразрешима.
Любой исследователь, анализирующий сферу природы, смотрит на природу из сферы социального: язык, убеждения, ценности и многие потребности исследователя являются продуктом общества; исследователь хотя и в состоянии минимизировать их влияние, но вместе с тем не может полностью «вычеркнуть» их из процесса исследования. Следовательно, не представляется возможным утверждать, что то, что мы наблюдаем в природном, не есть отражение социального в природном. Человек – в силу самой своей «природы» – обречен «стоять на границе» природного и социального, поскольку он является продуктом их взаимодействия и поэтому менее всего подходит в качестве субъекта исследования, ставящего задачу отграничения природного от социального. В современной этнологии является аксиоматичным то, что «процесс становления человека происходит во взаимосвязи с окружающей средой, причем эта среда является как природной, так и человеческой. Не только выживание ребенка зависит от определенных социальных порядков, но и направление его организмического развития социально детерминировано. С самого рождения человека большая часть его биологического существа подвергается постоянному вмешательству со стороны общества».
В силу указанных причин человек не может ни точно провести границы сферы природного, ни определенно судить о содержании природного как антипода социального, поэтому, на наш взгляд, ставший в Новое время популярным дискурс о природных данностях в праве, с которыми любое общество и государство призвано считаться, гарантировать и защищать, является не более чем попыткой утвердить с помощью мира природы собственные ценности, что является весьма мудрой для правителя и потенциально опасной для общества правовой политикой (ведь к природе апеллировали не только французские просветители Нового времени, И. Кант и кантианцы, но и итальянские фашисты и немецкие национал-социалисты).
В-четвертых, естественность может пониматься как свобода, добровольность и противопоставляться принуждению.
Отсюда естественное право — это «живое», «свободное», самоорганизующееся право, автономное от всех публичных и частных принудительных механизмов, которое вытекает из природы определенных сообществ (народностей, общин, племен, организаций), реализуется добровольно на основе привычки, осознания взаимной пользы, проявляется в обычной или договорной форме, и потому является более простым и эффективным, нежели нормы государственно оформленного права, соблюдаемого под страхом наказания, применения мер принуждения.
Такое видение естественного права было свойственно Ж.-Ж. Руссо и некоторым французским просветителям; в их глазах оно представало как то свободное «инстинктивное» право, которым пользовался человек в «естественном», догосударственном состоянии. Именно такое «естественное» право могло бы установиться, по воззрениям просветителей, если бы пропало государство и созданные им законы.
Можно также указать и на Г. Гроция, который противопоставлял естественное право волеустановленному, т.е. естественное право существует потому, что таковы явления и процессы природы, оно ни Богом, ни человеком никогда не устанавливалось: действительно, в отношении подавляющего большинства обычно-правовых норм в силу объективных причин (временная отдаленность, механизм возникновения обычаев) невозможно точно указать на воли их конкретных создателей.
Концепции корпоративного права, автономного от государственной власти, придерживались сторонники социологической школы права (Е. Эрлих, Г. Канторович и др.); для обозначения такого «естественного» права они использовали термин «живое» или «свободное» право и противопоставляли его «книжному» или «бумажному» праву как реальное, действующее, функционирующее право мертвому, застывшему, неадекватно отражающему социальные реалии праву государства. Например, известный немецкий юрист, представитель школы «свободного права» Г. Канторович определял естественное право как особый вид «свободного права». Известный социолог Л. Гумплович писал: «В такие моменты (социальной трансформации, когда «старое» право не соответствует новым социальным отношениям — А.М.) право стремится из темного недра фактических отношений к дневному свету и появляется на свет среди тяжелых мук родов. Но это отнюдь не право природы, не право разума, которое существует независимо от времени и отношений; это в каждом отдельном случае — право, коренящееся в фактических отношениях, — конечно, естественное и разумное, так как оно соответствует этим отношениям, рождается ими».
Естественное право как свободное, добровольно соблюдающееся право может быть эффективным только в том случае, если система его норм на протяжении длительного времени, жизни нескольких поколений интериоризировалась в форме традиций, нравов в сознание населения; такое естественное право эффективно лишь в ситуации пониженной критической оценки его норм, при которой практически исключаются его нарушения; как только степень критичности повышается, повышается не только сознательное соблюдение предписаний, но и сознательное их нарушение, против которого по определению бессильно «свободное», «добровольное» естественное право, лишенное каких-либо принудительных санкций. Поэтому такое «естественное» право может существовать в относительно замкнутых культурных образованиях, живущих на основе традиций, при условии медленного темпа социальных изменений внутри таких обществ. Абсолютно же «свободное», добровольно соблюдаемое «естественное» право, которое полностью тождественно сознанию его субъектов, по-видимому, представляет собой не более чем недостижимый идеал.
В-пятых, для многих людей естественность означает нормальность, т.е. соответствие типичному, наиболее часто встречающемуся, среднестатистическому в том или ином обществе поведению.
В таком контексте можно определить естественное право как совокупность правил поведения, соответствующих наиболее часто встречающемуся, распространенному стандарту поведения в том или ином обществе, социальной группе.
В таком смысле для некоторых ранних цивилизаций естественным считалось сжигать жену на могиле мужа, для античного мира естественными представлялись отношения господина и раба — говорящего орудия; для эпохи Реформации естественным было воспринимать заповеди Библии в качестве священных норм безусловного, аксиоматичного характера и сжигать на кострах ведьм, их нарушающих; для немецкого общества тридцатых-сороковых годов XX века естественным представлялось отнимать собственность у евреев и убивать всех представителей «низших» рас: наиболее типичное, распространенное, «естественное» в границах того или иного общества может быть весьма далеким от современных гуманистических идеалов «цивилизованных» государств.
Важно также отметить, что чем выше степень конформизма определенного общества или социальной группы, тем жестче, категоричнее будут и правила поведения такого «естественного» права, тем меньше будет противоречий в представлениях о таком естественном праве; чем ниже степень конформизма общества, чем более «разноликим» оно является в культурном разрезе, тем более разнообразными будут представления о таком естественном праве, тем более мягкими, диспозитивными станут его нормы, некоторые из которых могут перейти в ранг рекомендательных.
Естественное как наиболее типичное, распространенное можно оценивать в разных масштабах — социальной группы, страты, слоя, общества, группы родственных обществ, всего мира. Соответственно, те правила поведения, которые считаются «естественными» в одной социальной группе, страте вполне могут оказаться «неестественными» в глазах представителей другой социальной группы, страты, общества.
Помимо социокультурной подвижности норм такого «естественного права» следует отметить, что понимаемое таким образом естественное право будет нуждаться в дополнительных признаках, которые позволят отграничить сферу права от сферы морали, религии, нравов, политических норм.
В истории правовых учений было немало мыслителей, которые понимали естественное право как всеобщее основание правового, совокупность юридических правил, встречающихся у всех народов мира, т.е. естественное право понималось именно с позиций нормального, типичного, само собой разумеющегося в масштабах всего человеческого.
Вопрос о реальном наличии или отсутствии норм такого «естественного» права должен быть решен в рамках кросскультурных исследований.
Можно выделить, как минимум, пять смысловых значений прилагательного «естественное», которые имеют отношение и к правовой сфере.
Во-первых, нам свойственно противопоставлять естественное сверхъестественному, т.е. обыденное, привычное, способное быть понятым человеком — непривычному, неординарному, чудесному, не могущему быть объясненным в системе известных нам понятий.
Если применить данное противопоставление к правовой сфере, то естественное право будет пониматься как право, проистекающее из природы человека и/или всего живого и внешнего мира, окружающего человека, его явлений, процессов. Такое естественное право соразмерно человеку, поскольку оно для человека привычно, обыденно, соответствует его природе и противопоставляется праву сверхъестественного — чудесного, божественного, космического — высшего по отношению к человеческому.
Если естественное право способно быть понято разумом человека, то право сверхъестественное постигается лишь через чудесное — откровение, видения, интуицию, молитву. Естественное право, противопоставленное сверхъестественному праву, — это традиции, обыкновения, «заветы отцов», т.е. обычное право всех традиционных правовых систем, когда-либо существовавших и ныне существующих; сверхъестественное же право — это божественные заповеди, данные через откровения праведникам, святым. Особенно ярко такое понимание «естественного» проявится в эпоху Нового времени, когда новое jus naturale как рационально постигаемое будет противопоставлено естественному праву схоластической культуры, верившей в «писаный разум» Corpus Iuris и выводившей именно из него универсальные максимы права.
В то же время такое противопоставление, действительно имевшее место в истории права, было бы неправильно абсолютизировать: что-то является высшим по отношению к чему-либо лишь потому, что «высшее» и «низшее» находятся в одной системе координат, т.е. составляют единое целое в более широком рассмотрении.
Именно в силу изначальной связанности «естественного» и «сверхъестественного», на наш взгляд, в традиционных правовых системах обычаи (наиболее «естественное» для традиционных культур право) своим источником имеют божественное. В религиозных правовых системах Западного средневековья «естественное» право, «запечатленное в сердце человека», соответствующее природе человека, также подчинено высшему, «сверхъестественному» праву, потому как источник всего живого, творец всего сущего, в том числе и природы человека, — Бог. Так, в системе Аквината естественное право – есть отражение божественного права в разуме человека; божественное и естественное право противопоставляются праву человеческому как неизменный стандарт изменчивому.
Во-вторых, «естественное» можно понимать как естественный, здравый смысл, как очевидность, аксиому, не требующую доказательств.
В романе «Идиот» Ф.М. Достоевский пишет: «Мы понимаем, что если тут нет права юридического, то зато есть право человеческое, натуральное; право здравого смысла и голос совести, и пусть это право наше не записано ни в каком гнилом человеческом кодексе, но благородный и честный человек, то есть всё равно что здравомыслящий человек, обязан оставаться благородным и честным человеком даже и в тех пунктах, которые не записаны в кодексах». На связь естественного права с очевидным указывает и тот факт, что в тексте американской Декларации Независимости, одобренном вторым континентальным конгрессом, слова Т. Джефферсона «прирожденные и неотчуждаемые» права были заменены термином «очевидные», а в самом тексте Конституции США первоначально не нашли своего закрепления.
Естественное право в таком смысле — это совокупность юридических аксиом, т.е. юридических правил, носящих, как правило, неписаный характер, не требующих доказательств и лежащих в основе различных правовых систем.
Так, известный русский цивилист и теоретик права социологического направления С.А. Муромцев на древнеримском юридическом материале приводит примеры таких логически очевидных и потому представлявшихся древнеримским юристам «естественными» правил: «от природы справедливо, чтобы никто не обогащался от ущерба, понесенного другим»; «ничто так ни естественно, как уничтожение юридического отношения способом, однородным с тем способом, которым отношение установлено», «соглашаться могут все лица» и др.
Тем не менее, необходимо отметить, что в «очевидных» правилах поведения всегда присутствует больший или меньший элемент осознания и оценки. Оценочный, субъективный компонент «очевидных» правил поведения выражается в прямо противоположных взглядах на «естественное» в определенных ситуациях: так, сабинианцы в Древнем Риме, исходя из «очевидной» абсолютности права собственности, полагали, что «естественный разум» требует, чтобы переделанная вещь оставалась за собственником материала, в то время как ценители труда могут посчитать «очевидным» прямо противоположное — то, чтобы переделанная вещь переходила в собственность специфиента. «Вечный» вопрос о существовании универсальных юридических аксиом до сих пор остается открытым, равно как и вопрос о степени культурно-исторической обусловленности «очевидных» (и потому «естественных») юридических правил. Например, известный французский антрополог права Н. Рулан прямо указывает на культурную обусловленность «естественных» очевидностей.
В-третьих, естественное довольно часто противопоставляется искусственно созданному, общественному, культурному. «Природным, в противоположность искусству и культуре, мы называем то, что возникает само собою и не создано другими» — отмечал Г. Риккерт. Данная трактовка естественного права была особенно популярна в Новое время, в эпоху расцвета концепции врожденных, неотчуждаемых «естественных» прав человека (на свободу вероисповедания, собственность, свободу слова, и т.д.).
Как писал о естественно-правовой школе А.Д. Градовский: «Провозглашение свободы… было равносильно возвращению к природе, признанию условий и законов природы, искаженных искусственною организациею общества. Мы знаем, какое значение для людей XVIII столетия имело слово «природа», «естественность». Закон природы есть закон вечный, совершенный в противоположность преходящим и плохим законам искусственных обществ; это закон разума в противоположность предписаниям невежества, суеверия и недобросовестности, поддержанной людским легковерием; для того чтобы возвратиться к законам природы, человек должен обратиться к здравому, вернее, общему смыслу (sens commun), освобожденному от всего, что дают искусственное воспитание, предания, обычаи. Воззвание к природе было сильным оружием против общественного строя с его искусственною иерархиею, условными нравами, фижмами, париками, мушками, парадами и салонною жизнью», — писал русский историк и государствовед А.Д. Градовский.
В этом смысле естественное право — это совокупность юридических правил поведения, которые вытекают из природы человека, соответствуют его физиологическим потребностям, безусловным рефлексам; это та часть правового, которая не создана общественными явлениями и процессами, существует до и помимо их; та часть права, с которой все социальное имеет дело как с непреложной природной данностью.
Не касаясь в данной части работы противоречивых взглядов на те нормы права, которые, по мнению юснатуралистов, следуют из природы человека, следует отметить, что проблема отграничения природного от социального, которую необходимо решить до того, как говорить о содержании естественного права как антипода права социального, крайне сложна и, скорее всего, неразрешима.
Любой исследователь, анализирующий сферу природы, смотрит на природу из сферы социального: язык, убеждения, ценности и многие потребности исследователя являются продуктом общества; исследователь хотя и в состоянии минимизировать их влияние, но вместе с тем не может полностью «вычеркнуть» их из процесса исследования. Следовательно, не представляется возможным утверждать, что то, что мы наблюдаем в природном, не есть отражение социального в природном. Человек – в силу самой своей «природы» – обречен «стоять на границе» природного и социального, поскольку он является продуктом их взаимодействия и поэтому менее всего подходит в качестве субъекта исследования, ставящего задачу отграничения природного от социального. В современной этнологии является аксиоматичным то, что «процесс становления человека происходит во взаимосвязи с окружающей средой, причем эта среда является как природной, так и человеческой. Не только выживание ребенка зависит от определенных социальных порядков, но и направление его организмического развития социально детерминировано. С самого рождения человека большая часть его биологического существа подвергается постоянному вмешательству со стороны общества».
В силу указанных причин человек не может ни точно провести границы сферы природного, ни определенно судить о содержании природного как антипода социального, поэтому, на наш взгляд, ставший в Новое время популярным дискурс о природных данностях в праве, с которыми любое общество и государство призвано считаться, гарантировать и защищать, является не более чем попыткой утвердить с помощью мира природы собственные ценности, что является весьма мудрой для правителя и потенциально опасной для общества правовой политикой (ведь к природе апеллировали не только французские просветители Нового времени, И. Кант и кантианцы, но и итальянские фашисты и немецкие национал-социалисты).
В-четвертых, естественность может пониматься как свобода, добровольность и противопоставляться принуждению.
Отсюда естественное право — это «живое», «свободное», самоорганизующееся право, автономное от всех публичных и частных принудительных механизмов, которое вытекает из природы определенных сообществ (народностей, общин, племен, организаций), реализуется добровольно на основе привычки, осознания взаимной пользы, проявляется в обычной или договорной форме, и потому является более простым и эффективным, нежели нормы государственно оформленного права, соблюдаемого под страхом наказания, применения мер принуждения.
Такое видение естественного права было свойственно Ж.-Ж. Руссо и некоторым французским просветителям; в их глазах оно представало как то свободное «инстинктивное» право, которым пользовался человек в «естественном», догосударственном состоянии. Именно такое «естественное» право могло бы установиться, по воззрениям просветителей, если бы пропало государство и созданные им законы.
Можно также указать и на Г. Гроция, который противопоставлял естественное право волеустановленному, т.е. естественное право существует потому, что таковы явления и процессы природы, оно ни Богом, ни человеком никогда не устанавливалось: действительно, в отношении подавляющего большинства обычно-правовых норм в силу объективных причин (временная отдаленность, механизм возникновения обычаев) невозможно точно указать на воли их конкретных создателей.
Концепции корпоративного права, автономного от государственной власти, придерживались сторонники социологической школы права (Е. Эрлих, Г. Канторович и др.); для обозначения такого «естественного» права они использовали термин «живое» или «свободное» право и противопоставляли его «книжному» или «бумажному» праву как реальное, действующее, функционирующее право мертвому, застывшему, неадекватно отражающему социальные реалии праву государства. Например, известный немецкий юрист, представитель школы «свободного права» Г. Канторович определял естественное право как особый вид «свободного права». Известный социолог Л. Гумплович писал: «В такие моменты (социальной трансформации, когда «старое» право не соответствует новым социальным отношениям — А.М.) право стремится из темного недра фактических отношений к дневному свету и появляется на свет среди тяжелых мук родов. Но это отнюдь не право природы, не право разума, которое существует независимо от времени и отношений; это в каждом отдельном случае — право, коренящееся в фактических отношениях, — конечно, естественное и разумное, так как оно соответствует этим отношениям, рождается ими».
Естественное право как свободное, добровольно соблюдающееся право может быть эффективным только в том случае, если система его норм на протяжении длительного времени, жизни нескольких поколений интериоризировалась в форме традиций, нравов в сознание населения; такое естественное право эффективно лишь в ситуации пониженной критической оценки его норм, при которой практически исключаются его нарушения; как только степень критичности повышается, повышается не только сознательное соблюдение предписаний, но и сознательное их нарушение, против которого по определению бессильно «свободное», «добровольное» естественное право, лишенное каких-либо принудительных санкций. Поэтому такое «естественное» право может существовать в относительно замкнутых культурных образованиях, живущих на основе традиций, при условии медленного темпа социальных изменений внутри таких обществ. Абсолютно же «свободное», добровольно соблюдаемое «естественное» право, которое полностью тождественно сознанию его субъектов, по-видимому, представляет собой не более чем недостижимый идеал.
В-пятых, для многих людей естественность означает нормальность, т.е. соответствие типичному, наиболее часто встречающемуся, среднестатистическому в том или ином обществе поведению.
В таком контексте можно определить естественное право как совокупность правил поведения, соответствующих наиболее часто встречающемуся, распространенному стандарту поведения в том или ином обществе, социальной группе.
В таком смысле для некоторых ранних цивилизаций естественным считалось сжигать жену на могиле мужа, для античного мира естественными представлялись отношения господина и раба — говорящего орудия; для эпохи Реформации естественным было воспринимать заповеди Библии в качестве священных норм безусловного, аксиоматичного характера и сжигать на кострах ведьм, их нарушающих; для немецкого общества тридцатых-сороковых годов XX века естественным представлялось отнимать собственность у евреев и убивать всех представителей «низших» рас: наиболее типичное, распространенное, «естественное» в границах того или иного общества может быть весьма далеким от современных гуманистических идеалов «цивилизованных» государств.
Важно также отметить, что чем выше степень конформизма определенного общества или социальной группы, тем жестче, категоричнее будут и правила поведения такого «естественного» права, тем меньше будет противоречий в представлениях о таком естественном праве; чем ниже степень конформизма общества, чем более «разноликим» оно является в культурном разрезе, тем более разнообразными будут представления о таком естественном праве, тем более мягкими, диспозитивными станут его нормы, некоторые из которых могут перейти в ранг рекомендательных.
Естественное как наиболее типичное, распространенное можно оценивать в разных масштабах — социальной группы, страты, слоя, общества, группы родственных обществ, всего мира. Соответственно, те правила поведения, которые считаются «естественными» в одной социальной группе, страте вполне могут оказаться «неестественными» в глазах представителей другой социальной группы, страты, общества.
Помимо социокультурной подвижности норм такого «естественного права» следует отметить, что понимаемое таким образом естественное право будет нуждаться в дополнительных признаках, которые позволят отграничить сферу права от сферы морали, религии, нравов, политических норм.
В истории правовых учений было немало мыслителей, которые понимали естественное право как всеобщее основание правового, совокупность юридических правил, встречающихся у всех народов мира, т.е. естественное право понималось именно с позиций нормального, типичного, само собой разумеющегося в масштабах всего человеческого.
Вопрос о реальном наличии или отсутствии норм такого «естественного» права должен быть решен в рамках кросскультурных исследований.
Нет комментариев