Степан Хухарев → Инстинкты и неотвратимость наказания
Современная наука пытается понять природу человека с самых разных ракурсов. Свои представления есть у биологии, психологии, социологии, экономики, права, антропологии и так далее. Иногда они совпадают, иногда противоречат друг другу, но если сформулировать вопрос уже, общий вектор попытаться вывести можно. В данном случае я, отвечая на один из вопросов своего коллеги, хотел бы сопоставить влияние природы и воспитания на поведение человека и продемонстрировать определенные последствия этого влияния.
Для начала необходимо понять, что человек – животное, но не только животное. Сирл (John Searle, The construction of social reality) выводит в качестве основного отличия – самоосознание. Все это перекликается с выводами Дарвина и эволюционных психологов, утверждающих, что несмотря на наличие множества подобий в поведении человека и других высших животных, люди – единственные моральные животные, поскольку только они способны “сопоставлять свои прошлые и будущие действия и побуждения, одобряя или не одобряя их”. Отсюда вытекает ключевая функция космологических представлений – давать социальные нормы вопреки нашим инстинктам. (“Повелитель мух” Голдинга может стать неплохой иллюстрацией).
Инстинкты эти носят двойственный характер. Юм раскрывал эту двойственность, с одной стороны, через “элементы змеи и волка”, с другой стороны, через “частицу голубя”. (См. также полемику Руссо-Гоббс). Современная биология подтверждает такое разделение. Первая часть отвечает служение нашим личным интересам, вторая часть – за служение личным интересам через родственников и друзей, от которых можно ожидать компенсацию за доброту.
Многие из этих инстинктов можно объяснить в терминах включенной приспособленности наших эгоистичных предков, живших стаями охотников-собирателей. С учетом временного шага, большая часть нашей биологии и инстинктов была определена именно тогда. Теория взаимного альтруизма, основанная на игре услуга-за-услугу в бесконечно повторяющейся дилемме заключенного с неизбежностью предсказывает определенную кооперацию и симпатию между ее участниками. Многие моральные инстинкты служили в ту эпоху именно средством противодействия уклонению в этой игре с ненулевой суммой – генетическом соперничестве с собратьями, сотрудничество с которыми в некоторых задачах приносит прямые выгоды. Но еще большие выгоды приобретаются, если можно сжульничать и жить в роли “безбилетника”, то есть уклоняться от издержек в условиях открытого доступа к результату совместной деятельности.
Однако этих инстинктов, включая такие базовые моральные инстинкты, недостаточно в условиях городской цивилизации со значительным числом разовых транзакций с чужаками, которых ты видишь первый и возможно последний раз в жизни. Стратегии применимые в ситуации многократно повторяющейся дилеммы заключенного, не работают в разовых, “одноходовых” ситуациях. Именно здесь в разных формах включается воспитание.
Понимание этих процессов ведет ко множеству выводов в самых разных социальных науках, но, исходя из заданного мне коллегой вопроса, меня интересует только один вывод. Социальные механизмы разного рода созданы как средство обеспечения неотвратимое наказания за принятие роли “безбилетника”. Фактически, это единственное (хоть и выраженное в самых разных формах) препятствие такому поведению. Именно отсюда в праве во многом интуитивно возникло понимание важности не столько строгости наказания, сколько его неотвратимости. Именно поэтому в стране, в которой строгость наказания компенсируется необязательностью его исполнения, таких безбилетников будет непропорционально много. Не потому что люди “хуже”, просто инстинктивная природа охотника-собирателя просвечивает через культуру ярче. Но если неотвратимость наказания обеспечить, если за нарушения будут стабильно бить по рукам, то состояние общества улучшится и без протестантской этики западной Европы.
Изначально опубликовано в блоге Sceptic lawyer. Можете оставлять комментарии здесь или там.
Для начала необходимо понять, что человек – животное, но не только животное. Сирл (John Searle, The construction of social reality) выводит в качестве основного отличия – самоосознание. Все это перекликается с выводами Дарвина и эволюционных психологов, утверждающих, что несмотря на наличие множества подобий в поведении человека и других высших животных, люди – единственные моральные животные, поскольку только они способны “сопоставлять свои прошлые и будущие действия и побуждения, одобряя или не одобряя их”. Отсюда вытекает ключевая функция космологических представлений – давать социальные нормы вопреки нашим инстинктам. (“Повелитель мух” Голдинга может стать неплохой иллюстрацией).
Инстинкты эти носят двойственный характер. Юм раскрывал эту двойственность, с одной стороны, через “элементы змеи и волка”, с другой стороны, через “частицу голубя”. (См. также полемику Руссо-Гоббс). Современная биология подтверждает такое разделение. Первая часть отвечает служение нашим личным интересам, вторая часть – за служение личным интересам через родственников и друзей, от которых можно ожидать компенсацию за доброту.
Многие из этих инстинктов можно объяснить в терминах включенной приспособленности наших эгоистичных предков, живших стаями охотников-собирателей. С учетом временного шага, большая часть нашей биологии и инстинктов была определена именно тогда. Теория взаимного альтруизма, основанная на игре услуга-за-услугу в бесконечно повторяющейся дилемме заключенного с неизбежностью предсказывает определенную кооперацию и симпатию между ее участниками. Многие моральные инстинкты служили в ту эпоху именно средством противодействия уклонению в этой игре с ненулевой суммой – генетическом соперничестве с собратьями, сотрудничество с которыми в некоторых задачах приносит прямые выгоды. Но еще большие выгоды приобретаются, если можно сжульничать и жить в роли “безбилетника”, то есть уклоняться от издержек в условиях открытого доступа к результату совместной деятельности.
Однако этих инстинктов, включая такие базовые моральные инстинкты, недостаточно в условиях городской цивилизации со значительным числом разовых транзакций с чужаками, которых ты видишь первый и возможно последний раз в жизни. Стратегии применимые в ситуации многократно повторяющейся дилеммы заключенного, не работают в разовых, “одноходовых” ситуациях. Именно здесь в разных формах включается воспитание.
Понимание этих процессов ведет ко множеству выводов в самых разных социальных науках, но, исходя из заданного мне коллегой вопроса, меня интересует только один вывод. Социальные механизмы разного рода созданы как средство обеспечения неотвратимое наказания за принятие роли “безбилетника”. Фактически, это единственное (хоть и выраженное в самых разных формах) препятствие такому поведению. Именно отсюда в праве во многом интуитивно возникло понимание важности не столько строгости наказания, сколько его неотвратимости. Именно поэтому в стране, в которой строгость наказания компенсируется необязательностью его исполнения, таких безбилетников будет непропорционально много. Не потому что люди “хуже”, просто инстинктивная природа охотника-собирателя просвечивает через культуру ярче. Но если неотвратимость наказания обеспечить, если за нарушения будут стабильно бить по рукам, то состояние общества улучшится и без протестантской этики западной Европы.
Изначально опубликовано в блоге Sceptic lawyer. Можете оставлять комментарии здесь или там.
Нет комментариев