Рустам Чернов → История Российской Адвокатуры. Людологический обзор.§ 2. История российской адвокатуры до 1864г.
§ 2. История российской адвокатуры до 1864г.
Великий отечественный юрист второй половины XIXв, присяжный поверенный (адвокат) В.Д. Спасович, рассуждая о происхождении российской присяжной адвокатуры в результате судебной реформы Александра II заявлял: «Зоологи доискиваются, но пока не доискались, а верят в первичное самозарождение организма (spontane e generatio). У нас именно имеется пример такого самозарождения. Ничего подобного не было на Руси. Мы все не ex ovo, мы не вылупились из скорлупы, мы без роду и племени».
Не оспаривая данного утверждения, следует отметить, что мода очернять все отечественное в истории, как непригодное к современному использованию давно прошла. Нижеследующий материал должен помочь осознать всю богатую историю профессионального представительства в России, которое во многом не только не уступает истории адвокатуры Рима, но в некоторых отношениях превосходит ее. Прежде всего в анализе отечественной истории следует отказаться от линейного, прогрессивного учета времени (автор Г.В.Ф. Гегель), любой народ развивается в известной степени самоизолированно, несмотря ни на какую глобализацию ( теория локальных цивилизаций О. Шпенглера, Дж. Тойнби, В. Данилевский). Развитие институтов права необходимо тем более рассматривать вне оценочно — прогрессивного сравнительного временного анализа, так как само по себе их наличие еще не гарантирует ничего, а историческая целесообразность усматривается порой только в длительной перспективе планирования (если бы таковое имело место в управлении человеческом).
Исследуя Российскую правовую систему (необходимым элементом которой является адвокатура,) необходимо помнить, что Россия (“Гардарика”) до татаро- монгольского вторжения, в его период, после него подвергалась и подвергается постоянным социальным экспериментам и реформам, которые не могут не оставлять свой след не только в качестве тех или иных институтов, но и в самой методологии проектирования, управления тех или иных социальных систем (в том числе и правовых).
Первое нормативно- правовое регулирование суда (противостоящие обычному праву), представительства в нем, обнаруживается в втором договоре князя Олега с греками (Византия) от 911 г, ставшего результатом удачных совместных военных операций с варягами, он весьма подробно регламентирует пребывание русских на территории Византии, их территориальную подсудность, международное обязательство возвращать имущество греков, потерпевших кораблекрушение, взаимного выкупа, ходатайства за другое лицо (дог. Олега,4 Иг. 13) и возвращения в отечество рабов и пленников. В дальнейшем у Византийцев был позаимствован Судебник царя Константина (или Закон судный людям), который подвергся переработке, послужив основой, в частности, для церковных уставов русских князей, содержащих более подробную регламентацию судопроизводства и в дальнейшем образовавших знаменитую «Русскую правду» (завершенная редакция 1284г). Именно в ней мы впервые находим аналогию римской пары «патрон — клиент», речь идет византийском заимствовании — постановление об ответственности господина за преступление своего холопа (Кар. 131-132), которым по выбору предоставляется два варианта защиты и возмещения (собственными силами или без защиты — выдачей холопа головою). Следует помнить, что архаичный закон не знал разделения на процессуальное и материальное право.
В договоре Новгородцев 1307 г прямо указывается на необходимость судебного представительства аналога римского патрона на суде: «А холопа и половника не судити твоим судьям без господаря».
Новгородская судная грамота середина XV уже более детально регламентирует вопросы представительства в суде, кооптируя ранее принятые в этой области нормативно — правовые акты (вечевые постановления, договорные грамоты), например: «… судите владыке Алексею в правду по номоканону, на суд поняти двема истцом дву бояринов со стороны… ». Суд в России знает в этот период инстанционность (пересуд и доклад) и коллегиальность (судья, представители общины, «судьи, назначенные сторонами», княжеские чиновники) — ср. с синдиками городских общин в Риме. Поверенных (именуемых ответчиками) к суду, вместо себя, могла привлечь любая сторона (ст. 15, 19, 82).
Псковская судная грамота (1467) так же знает институт профессионального представительства интересов заявителя о преступлении (разделения по отраслям права тогда не было) — привод в суд родственников и ходатаев, участие государства в деле и в том случае, если имеется отказ от заявления о совершенном преступлении, частное прощение (функция обвинения при равенстве прав сторон- Пск. Судн. Грамота ст. 58 -одинаковое наименование сторон, стороны- всегда частные лица). Более того институт судебного представительства был так развит, что и Псковская судная грамота и Новгородская судная грамота в некоторых случаях прямо запрещают ходить на суд «помочью» (Новгородская судн. Грамота, 6,13 ), так сказать, искусственно ограничивают защиту в суде путем «пособников». Прогрессивным коренным отличием русских судебников являлось то, что они признавали процессуальную правоспособность и дееспособность и за женщинами (Новг. Судн. Грамота 16,17), и детьми (Пск. Судн. гр. ст. 21) и даже рабами (Новг. Судн. Грам. ст. 22). При этом данным категориям лиц сообщается право иметь любого представителя, за исключением лиц наделенных административной властью (Псковская судн. гр. 68,69). Детально проработано участие профессионального поверенного (наймита): запрещено вести два дела в один и тот же день (Псковская судн. гр. ст. 71), целовать крест за представляемого, то есть приносить присягу (Пск. Судн. гр. 36), уведомление поверенного о дне судебного заседания считается надлежащим уведомлением представляемого (Новг. Судн. Грамота 32) и так далее.
Таким образом, древнее право Руси демонстрирует достаточную степень адекватности в нормативно- правовом регулировании вопроса профессионального представительства в суде, обнаруживая не только аналогию связки «патрон- клиент» (господин- холоп), но и убедительно свидетельствуя о наличии института представителей на профессиональной основе (наймитов). Следует отметить, что рецепция Римского права у нас происходила в обратном порядке — мы не осуществляли административного подчинения Византии, хотя имели к тому возможность, кооптировали таким образом в свое законодательство только то, что представлялось необходимым и практически полезным по праву сильнейшего (ср. первый Договор Олега с греками от 907 и второй от 911г).
Как и в Риме, помимо представителей непосредственно участвовавших в суде, в России в Московский период истории России имеется упоминание о профессиональных консультантах, имеющих статус, как сегодня сказали бы, «независимого наблюдателя» — так называемые «судные мужья» и «целовальники» (Царский судебник 1550г). При этом они так же как и юристы в Риме не состояли на государственной службе, не получали никакого жалования, были инструментом общественного контроля(Суд. Царский 1550 ст. 62, 70,72, Уст. Важс. грам).
Следует отметить, что Москва, получая свою власть от Ордынских ханов не признавала действия ни Новгородской, ни Псковской судной грамоты, обретала себя в собственных законодательных актах, которые тем менее только дополнили и расшили институт профессиональных представителей (наймитов). Так, по Судебнику Великого Князя Ионна Васильевича 1497г в ст. 52 — 54 подробнейшим образом регулируется условия участия в форме полного замещения стороны представителем (наймитом), условия выплаты наймиту вознаграждения, отказа от выплаты вознаграждения. Таким образом, в России так же складывается институт, как вербального представительства (консультации, высказывание мнения, обеспечения гласности и публичности — судные мужи, целовальники), так и непосредственного участия в суде — наймитство. Может испугать сама форма древнерусского судопроизводства — поединок, прочие формы испытаний (ордалии), но с точки зрения истории развития правосудия (не забудем теорию локальных цивилизаций) — это была совершенно адекватная форма снятия социальных противоречий, обеспечивающая баланс интересов в обществе, путем тождественности частного интереса в его налично- заданной действительности к общему (государство, выражающее свою воли правовым образом).
При этом отечественная юриспруденция развивается классически. Изначально (до судебников) всякий процесс был обвинительным, но затем появляется деятельность государства по изобличению «лихих» людей («облихованные») — установление их связей, соучастников, опрос общин и прочее. Процесс разделяется непосредственно на сам суд и на розыск. Государство становится профессиональным представителем потерпевшего, устраняя из суда функцию поединка (ордалии) для пойманного с поличным, короткая процедура казни превращается в процесс, представителем потерпевшего является государство.
Далее, государство Московское впервые обнаруживая необходимость к преодолению значительного пространства в области управления (территориальное единство), вынуждено создать унифицированные органы по отправлению правосудия. Изменяется институт представительства и самого судопроизводства. Если ранее государство предоставляло сторонам лишь условия для решения спора (т. н. процедура «поля» — ордалия в форме поединка), то с ростом необходимости снятия социальных противоречий (целевая функция любого правосудия) на всей своей территории, государство все больше вмешивается в сферу идеального бытия правосудия, внедряя процедуры усечения возможных противоречий- подчиняет правосудие строгим ритуалам, участие в которых должно исключить возможность любого умышленного или неумышленного отклонения от сформированного идеального бытия. Данные управленческие изменения опять находят свою коммуникацию с обществом в существенном изменении судебного представительства.
Так, например, появилась возможность полного отсутствия в суде самого представляемого, действия через представителя без явки в суд, но с условием, что в случае обжалования решения суда оно безусловно отменяется (Уложение царя Алексея Михайловича от 16 июля 1648г. глава Х ст. 108, 109, 149, 156, 157, 185, так же Указной земский приказ от 1622-1648 г V, XII 3 и 12). Эта норма совершенно аналогична норме когниторства в Риме, участие которого требовало одобрения с противоположной стороны и последующего одобрения Доверителем (cautio de rato). При этом следует отметить, что российский законодатель допускал к судебного представительству опять же самый широкий круг лиц, обеспечивая тем самым возможность общества влиять на правосудие (Указная книга судных дел 1588 г гл. ХХ предусматривала специальную возможность для холопов так же быть профессиональными представителями в суде). При этом система допуска к участию в деле, аналогично Римскому праву ( negotiorum gestor'a см. п. 555), была фактической, не требующей, вплоть до 1690 г, специального полномочия (доверенности).
Правило доминирования процессуальной формы является естественным следствием допуска неперсонифицированного круга лиц к правосудию. Процессуальная форма древнего права по сути сегодня осознаваемая нами как ненужная, обременяющая судопроизводство игровая ритуальность, гарантировала и обеспечивала выполнение задач правосудия, форматируя любого участника судопроизводства в необходимом качестве приписывая ему данность качественности особого рода. Равенство всех перед судом рождается вовсе не революционным путем во Франции, а эволюционно вытекает из существа любого судебного процесса, доподлинно преследующего цель восстановления нарушенного социального баланса (снятие возникающего противоречия). И в России, в Московском периоде, государство так же по своему усмотрению вносит некоторые новации в институт процессуальной формы. Так Судебники строго очерчивают те составы преступлений, по которым может проводиться поединок («поле»), это: насильственные преступления («бой»), мошенничество, не возврат займа ( «заемное дело»), уничтожение чужого имущества («пожог»), убийство («душегубство»), бандитизм («разбой»), кража («татьба») — см. Судебник 1497 г ст. 4-7, 69, Судебник царский 1550г — ст. 13- 14, а так же Указная книга судных дел 1588 г V ст. 15. Более того, государство стремится решить таким образом не только вопрос факта, но и вопрос процессуальной допустимости доказательств, новеллой является положение о том, что в случае если свидетели («послухи») одной стороны противоречат в своих показаниях другой стороне между ними назначается поединок, по результатам которого и будет отдано предпочтение показаниям (там же).
Отмена поединка свела функцию представителя к риторике, при этом государство компенсировало допустимость доказательств возможностью представителя участвовать в судебном испытании вместо представляемого (возможность замены при присяге в церкви- «Крестное целование»). В этом проявляется прежде всего заинтересованность снять социальное противоречие немедленно, государству не интересен непосредственно человек как индивидуум, он интересен и необходим в качестве элемента общей системы правосудия, как субъект парадигмы в целом. Об этом же, в принципе, говорит и то, что судебные решения того времени носят вне текстуальный характер. В этом же периоде государство отнимает у потерпевшего право наказания («выдача головою» осужденного, отсюда — уголовная ответственность), становясь само его исполнителем. Впервые в вводится пожизненное заключение (Уставная книга разбойного приказа 1617г, ст. 12).
Как видим, уровень развития юстиции в России, несмотря на Литовское вторжение на Западе, монгольское на всей остальной части, ни в чем в самостоятельности своего развития не уступал Римскому праву, а в некоторых случаях, с учетом количества времени, затраченного на развитие (6 веков русской истории против 22 Римской) превосходил его. Неизвестно чем бы кончилось дело и каких высот достигла бы отечественная юриспруденция, все шло к тому, что судебные решения постепенно бы приобрели обязательный текстуальный характер и поверенным волей- неволей пришлось бы участвовать, как и римcким юристам, в их письменном толковании, если бы не реформы Петра I.
Петру I “не нравились сложные и состязательные формы суда; ему не нравились свобода сторон в назначении цены иска, наем поверенных («нанимают за себя в суд… ябедников, воров и душепродавцев»)». Подобная точка зрения была естественна для самодержца, задумавшего проектирование и внедрение новых социальных систем. В отличии от Римских императоров Петр I не имел возможности положиться на частных юристов представителей в суде, как на авторитет. Если Римское государство вобрало в себя полисное устройство Греции и расширяло свое влияние за счет учреждения сети городов на завоеванных территориях, являясь в этом отношении агрессором (наследие пиратской культуры Греции), экономическое выживание которого зависело от успешности военных действий (естественное основание приобретения рабов в Греции и Риме военное пленение, а в России — наем на службу, холопство), то Россия в то время не могла в такой форме повторить путь Греции и Рима, так как была подвержена внешней агрессии, развивалась в отсутствии повальной грамотности народа (имеется в виду возможность читать и писать), а, соответственно, не могла работать с такой вещью как закон и суд, требующих умения читать, писать от подавляющего большинства населения (в Греции и Риме ситуация совершенно обратная, свидетельство тому многочисленные автографы пиратов Эгейского моря по всему Средиземноморскому побережью, памфлеты на стенах публичных Римских бань). Ничего этого в России при Петре I не наблюдалось.
Развитие института профессиональных судебных представителей с 1716 г (кооптирование в Воинский устав приложения «Краткое изображение процессов») замирает, введение учения о формальном значении доказательств, тайность судопроизводства вместо судоговорения (двухкратный обмен сторонами бумагами) приводит к бюрократизации аппарата государственного управления, который нет возможности ликвидировать по настоящее время, все ритуальные (игровые) процедуры судопроизводства отменяют. Единственное исключение — «очистительная присяга» при недостаточности улик, но и ее заменяют на «оставление в подозрении» (фактически третий вид судебного решения наряду с «виновен-невиновен»).
В 1723 г вводится Устав судопроизводства «О форме суда», который пытается соединить отсутствие игровых ритуалов правосудия с формальной состязательностью, но уже при Екатерине II Указом 27 июля 1765 года отменяется «судоговорение» в суде вообще, вводится исключительно письменное производство, судебный процесс в России окончательно принимает инквизиционный характер (профессиональное представительство трансформируется в «судную комиссию», учреждаемую за счет обвиняемого).
В дальнейшем вплоть до реформы Александра II развития процессуальных полномочий профессионального представителя в судопроизводстве не наблюдается, суд вообще перестает быть делом обычным, становится источником страха для населения и формой реализации властных полномочий высшей государственной власти. Это естественно в связи с боязнью революционных процессов Франции, расширением территории Российской империи. Законодатель идет по пути регулирования статуса и административно- хозяйственной деятельности представителей, которые теперь именуются «стряпчими» (Указ Екатерины от 1775 «Учреждения в губерниях»), их функция больше похожа на функцию вольнонаемных писцов Древнего Египта- составление бумаг по строгой форме, требуемой законом. Ритуал переходит из непосредственно судопроизводства — на бумагу (русская пословица — «бумага все стерпит»- рождается именно в это время). Таким образом, участие неперсонифицированного круга лиц в отправлении правосудия совершенно прекращается, в ХIХ веке рост коррупции таков, что министру юстиции для того, чтобы решить дело своей дочери в суде приходится давать взятку. Дела рассматриваются годами, власть чиновника, в особенности судейского — безгранична и напоминает опять же Восточную деспотию. В предреформенный период законом от 14 мая 1832 вводится понятие «присяжный стряпчий», который нормативно регулирует ничтожное положение профессионального представителя, объединяя в его лице функции профессионального попрошайки от правосудия(«ходатай по делам»), почтальона, писаря, другими функциями закон его не наделяет.
Вместе с тем в ХIХ веке, в предреформенный период, благодаря сохранившимся многочисленным источникам усматривается огромный социальный запрос общества на коммуникацию с властью. Необходимо понимать, что в Новейший период развития западной цивилизации государство приобрело функцию стандартизации любого социального процесса (мера дозволенного), а Уголовный закон — это вообще мера негативно- возможного отношения между государством и обычным человеком. Сообщая определенное управленческое воздействие государство не может руководствоваться исключительно возможностью организованного насилия, мощью своего аппарата, оно обязано надлежащим образом коммуницировать с неперсонифицированным кругом лиц, как в области идеального бытия в возможности (просветительская деятельность в области правого регулирования, развития грамотности и так далее), так и в области действительного (отправление должного правосудия, где сознание лица, обратившегося в суд, определенным образом кооптируется в государственный механизм управления, чем обеспечивается непосредственное бытие государства, его ценностей).
Указанный социальный запрос на общение с государством общества выразил себя в распространении т. н. «уличных адвокатов». Это было фактически повторное зарождение частных юристов (по тому же механизму, что и в Древнем Риме, Греции).
Таким образом, в предреформенный период, в России исходя из практики политического управления, назрела объективная необходимость структурирования сбалансированной социальной системы, позволяющей вернуть суду функцию снятия социальных противоречий, устранив его от репрессий как таковых, вернув тем самым государственной власти первейший метод принуждения — убеждение.
Великий отечественный юрист второй половины XIXв, присяжный поверенный (адвокат) В.Д. Спасович, рассуждая о происхождении российской присяжной адвокатуры в результате судебной реформы Александра II заявлял: «Зоологи доискиваются, но пока не доискались, а верят в первичное самозарождение организма (spontane e generatio). У нас именно имеется пример такого самозарождения. Ничего подобного не было на Руси. Мы все не ex ovo, мы не вылупились из скорлупы, мы без роду и племени».
Не оспаривая данного утверждения, следует отметить, что мода очернять все отечественное в истории, как непригодное к современному использованию давно прошла. Нижеследующий материал должен помочь осознать всю богатую историю профессионального представительства в России, которое во многом не только не уступает истории адвокатуры Рима, но в некоторых отношениях превосходит ее. Прежде всего в анализе отечественной истории следует отказаться от линейного, прогрессивного учета времени (автор Г.В.Ф. Гегель), любой народ развивается в известной степени самоизолированно, несмотря ни на какую глобализацию ( теория локальных цивилизаций О. Шпенглера, Дж. Тойнби, В. Данилевский). Развитие институтов права необходимо тем более рассматривать вне оценочно — прогрессивного сравнительного временного анализа, так как само по себе их наличие еще не гарантирует ничего, а историческая целесообразность усматривается порой только в длительной перспективе планирования (если бы таковое имело место в управлении человеческом).
Исследуя Российскую правовую систему (необходимым элементом которой является адвокатура,) необходимо помнить, что Россия (“Гардарика”) до татаро- монгольского вторжения, в его период, после него подвергалась и подвергается постоянным социальным экспериментам и реформам, которые не могут не оставлять свой след не только в качестве тех или иных институтов, но и в самой методологии проектирования, управления тех или иных социальных систем (в том числе и правовых).
Первое нормативно- правовое регулирование суда (противостоящие обычному праву), представительства в нем, обнаруживается в втором договоре князя Олега с греками (Византия) от 911 г, ставшего результатом удачных совместных военных операций с варягами, он весьма подробно регламентирует пребывание русских на территории Византии, их территориальную подсудность, международное обязательство возвращать имущество греков, потерпевших кораблекрушение, взаимного выкупа, ходатайства за другое лицо (дог. Олега,4 Иг. 13) и возвращения в отечество рабов и пленников. В дальнейшем у Византийцев был позаимствован Судебник царя Константина (или Закон судный людям), который подвергся переработке, послужив основой, в частности, для церковных уставов русских князей, содержащих более подробную регламентацию судопроизводства и в дальнейшем образовавших знаменитую «Русскую правду» (завершенная редакция 1284г). Именно в ней мы впервые находим аналогию римской пары «патрон — клиент», речь идет византийском заимствовании — постановление об ответственности господина за преступление своего холопа (Кар. 131-132), которым по выбору предоставляется два варианта защиты и возмещения (собственными силами или без защиты — выдачей холопа головою). Следует помнить, что архаичный закон не знал разделения на процессуальное и материальное право.
В договоре Новгородцев 1307 г прямо указывается на необходимость судебного представительства аналога римского патрона на суде: «А холопа и половника не судити твоим судьям без господаря».
Новгородская судная грамота середина XV уже более детально регламентирует вопросы представительства в суде, кооптируя ранее принятые в этой области нормативно — правовые акты (вечевые постановления, договорные грамоты), например: «… судите владыке Алексею в правду по номоканону, на суд поняти двема истцом дву бояринов со стороны… ». Суд в России знает в этот период инстанционность (пересуд и доклад) и коллегиальность (судья, представители общины, «судьи, назначенные сторонами», княжеские чиновники) — ср. с синдиками городских общин в Риме. Поверенных (именуемых ответчиками) к суду, вместо себя, могла привлечь любая сторона (ст. 15, 19, 82).
Псковская судная грамота (1467) так же знает институт профессионального представительства интересов заявителя о преступлении (разделения по отраслям права тогда не было) — привод в суд родственников и ходатаев, участие государства в деле и в том случае, если имеется отказ от заявления о совершенном преступлении, частное прощение (функция обвинения при равенстве прав сторон- Пск. Судн. Грамота ст. 58 -одинаковое наименование сторон, стороны- всегда частные лица). Более того институт судебного представительства был так развит, что и Псковская судная грамота и Новгородская судная грамота в некоторых случаях прямо запрещают ходить на суд «помочью» (Новгородская судн. Грамота, 6,13 ), так сказать, искусственно ограничивают защиту в суде путем «пособников». Прогрессивным коренным отличием русских судебников являлось то, что они признавали процессуальную правоспособность и дееспособность и за женщинами (Новг. Судн. Грамота 16,17), и детьми (Пск. Судн. гр. ст. 21) и даже рабами (Новг. Судн. Грам. ст. 22). При этом данным категориям лиц сообщается право иметь любого представителя, за исключением лиц наделенных административной властью (Псковская судн. гр. 68,69). Детально проработано участие профессионального поверенного (наймита): запрещено вести два дела в один и тот же день (Псковская судн. гр. ст. 71), целовать крест за представляемого, то есть приносить присягу (Пск. Судн. гр. 36), уведомление поверенного о дне судебного заседания считается надлежащим уведомлением представляемого (Новг. Судн. Грамота 32) и так далее.
Таким образом, древнее право Руси демонстрирует достаточную степень адекватности в нормативно- правовом регулировании вопроса профессионального представительства в суде, обнаруживая не только аналогию связки «патрон- клиент» (господин- холоп), но и убедительно свидетельствуя о наличии института представителей на профессиональной основе (наймитов). Следует отметить, что рецепция Римского права у нас происходила в обратном порядке — мы не осуществляли административного подчинения Византии, хотя имели к тому возможность, кооптировали таким образом в свое законодательство только то, что представлялось необходимым и практически полезным по праву сильнейшего (ср. первый Договор Олега с греками от 907 и второй от 911г).
Как и в Риме, помимо представителей непосредственно участвовавших в суде, в России в Московский период истории России имеется упоминание о профессиональных консультантах, имеющих статус, как сегодня сказали бы, «независимого наблюдателя» — так называемые «судные мужья» и «целовальники» (Царский судебник 1550г). При этом они так же как и юристы в Риме не состояли на государственной службе, не получали никакого жалования, были инструментом общественного контроля(Суд. Царский 1550 ст. 62, 70,72, Уст. Важс. грам).
Следует отметить, что Москва, получая свою власть от Ордынских ханов не признавала действия ни Новгородской, ни Псковской судной грамоты, обретала себя в собственных законодательных актах, которые тем менее только дополнили и расшили институт профессиональных представителей (наймитов). Так, по Судебнику Великого Князя Ионна Васильевича 1497г в ст. 52 — 54 подробнейшим образом регулируется условия участия в форме полного замещения стороны представителем (наймитом), условия выплаты наймиту вознаграждения, отказа от выплаты вознаграждения. Таким образом, в России так же складывается институт, как вербального представительства (консультации, высказывание мнения, обеспечения гласности и публичности — судные мужи, целовальники), так и непосредственного участия в суде — наймитство. Может испугать сама форма древнерусского судопроизводства — поединок, прочие формы испытаний (ордалии), но с точки зрения истории развития правосудия (не забудем теорию локальных цивилизаций) — это была совершенно адекватная форма снятия социальных противоречий, обеспечивающая баланс интересов в обществе, путем тождественности частного интереса в его налично- заданной действительности к общему (государство, выражающее свою воли правовым образом).
При этом отечественная юриспруденция развивается классически. Изначально (до судебников) всякий процесс был обвинительным, но затем появляется деятельность государства по изобличению «лихих» людей («облихованные») — установление их связей, соучастников, опрос общин и прочее. Процесс разделяется непосредственно на сам суд и на розыск. Государство становится профессиональным представителем потерпевшего, устраняя из суда функцию поединка (ордалии) для пойманного с поличным, короткая процедура казни превращается в процесс, представителем потерпевшего является государство.
Далее, государство Московское впервые обнаруживая необходимость к преодолению значительного пространства в области управления (территориальное единство), вынуждено создать унифицированные органы по отправлению правосудия. Изменяется институт представительства и самого судопроизводства. Если ранее государство предоставляло сторонам лишь условия для решения спора (т. н. процедура «поля» — ордалия в форме поединка), то с ростом необходимости снятия социальных противоречий (целевая функция любого правосудия) на всей своей территории, государство все больше вмешивается в сферу идеального бытия правосудия, внедряя процедуры усечения возможных противоречий- подчиняет правосудие строгим ритуалам, участие в которых должно исключить возможность любого умышленного или неумышленного отклонения от сформированного идеального бытия. Данные управленческие изменения опять находят свою коммуникацию с обществом в существенном изменении судебного представительства.
Так, например, появилась возможность полного отсутствия в суде самого представляемого, действия через представителя без явки в суд, но с условием, что в случае обжалования решения суда оно безусловно отменяется (Уложение царя Алексея Михайловича от 16 июля 1648г. глава Х ст. 108, 109, 149, 156, 157, 185, так же Указной земский приказ от 1622-1648 г V, XII 3 и 12). Эта норма совершенно аналогична норме когниторства в Риме, участие которого требовало одобрения с противоположной стороны и последующего одобрения Доверителем (cautio de rato). При этом следует отметить, что российский законодатель допускал к судебного представительству опять же самый широкий круг лиц, обеспечивая тем самым возможность общества влиять на правосудие (Указная книга судных дел 1588 г гл. ХХ предусматривала специальную возможность для холопов так же быть профессиональными представителями в суде). При этом система допуска к участию в деле, аналогично Римскому праву ( negotiorum gestor'a см. п. 555), была фактической, не требующей, вплоть до 1690 г, специального полномочия (доверенности).
Правило доминирования процессуальной формы является естественным следствием допуска неперсонифицированного круга лиц к правосудию. Процессуальная форма древнего права по сути сегодня осознаваемая нами как ненужная, обременяющая судопроизводство игровая ритуальность, гарантировала и обеспечивала выполнение задач правосудия, форматируя любого участника судопроизводства в необходимом качестве приписывая ему данность качественности особого рода. Равенство всех перед судом рождается вовсе не революционным путем во Франции, а эволюционно вытекает из существа любого судебного процесса, доподлинно преследующего цель восстановления нарушенного социального баланса (снятие возникающего противоречия). И в России, в Московском периоде, государство так же по своему усмотрению вносит некоторые новации в институт процессуальной формы. Так Судебники строго очерчивают те составы преступлений, по которым может проводиться поединок («поле»), это: насильственные преступления («бой»), мошенничество, не возврат займа ( «заемное дело»), уничтожение чужого имущества («пожог»), убийство («душегубство»), бандитизм («разбой»), кража («татьба») — см. Судебник 1497 г ст. 4-7, 69, Судебник царский 1550г — ст. 13- 14, а так же Указная книга судных дел 1588 г V ст. 15. Более того, государство стремится решить таким образом не только вопрос факта, но и вопрос процессуальной допустимости доказательств, новеллой является положение о том, что в случае если свидетели («послухи») одной стороны противоречат в своих показаниях другой стороне между ними назначается поединок, по результатам которого и будет отдано предпочтение показаниям (там же).
Отмена поединка свела функцию представителя к риторике, при этом государство компенсировало допустимость доказательств возможностью представителя участвовать в судебном испытании вместо представляемого (возможность замены при присяге в церкви- «Крестное целование»). В этом проявляется прежде всего заинтересованность снять социальное противоречие немедленно, государству не интересен непосредственно человек как индивидуум, он интересен и необходим в качестве элемента общей системы правосудия, как субъект парадигмы в целом. Об этом же, в принципе, говорит и то, что судебные решения того времени носят вне текстуальный характер. В этом же периоде государство отнимает у потерпевшего право наказания («выдача головою» осужденного, отсюда — уголовная ответственность), становясь само его исполнителем. Впервые в вводится пожизненное заключение (Уставная книга разбойного приказа 1617г, ст. 12).
Как видим, уровень развития юстиции в России, несмотря на Литовское вторжение на Западе, монгольское на всей остальной части, ни в чем в самостоятельности своего развития не уступал Римскому праву, а в некоторых случаях, с учетом количества времени, затраченного на развитие (6 веков русской истории против 22 Римской) превосходил его. Неизвестно чем бы кончилось дело и каких высот достигла бы отечественная юриспруденция, все шло к тому, что судебные решения постепенно бы приобрели обязательный текстуальный характер и поверенным волей- неволей пришлось бы участвовать, как и римcким юристам, в их письменном толковании, если бы не реформы Петра I.
Петру I “не нравились сложные и состязательные формы суда; ему не нравились свобода сторон в назначении цены иска, наем поверенных («нанимают за себя в суд… ябедников, воров и душепродавцев»)». Подобная точка зрения была естественна для самодержца, задумавшего проектирование и внедрение новых социальных систем. В отличии от Римских императоров Петр I не имел возможности положиться на частных юристов представителей в суде, как на авторитет. Если Римское государство вобрало в себя полисное устройство Греции и расширяло свое влияние за счет учреждения сети городов на завоеванных территориях, являясь в этом отношении агрессором (наследие пиратской культуры Греции), экономическое выживание которого зависело от успешности военных действий (естественное основание приобретения рабов в Греции и Риме военное пленение, а в России — наем на службу, холопство), то Россия в то время не могла в такой форме повторить путь Греции и Рима, так как была подвержена внешней агрессии, развивалась в отсутствии повальной грамотности народа (имеется в виду возможность читать и писать), а, соответственно, не могла работать с такой вещью как закон и суд, требующих умения читать, писать от подавляющего большинства населения (в Греции и Риме ситуация совершенно обратная, свидетельство тому многочисленные автографы пиратов Эгейского моря по всему Средиземноморскому побережью, памфлеты на стенах публичных Римских бань). Ничего этого в России при Петре I не наблюдалось.
Развитие института профессиональных судебных представителей с 1716 г (кооптирование в Воинский устав приложения «Краткое изображение процессов») замирает, введение учения о формальном значении доказательств, тайность судопроизводства вместо судоговорения (двухкратный обмен сторонами бумагами) приводит к бюрократизации аппарата государственного управления, который нет возможности ликвидировать по настоящее время, все ритуальные (игровые) процедуры судопроизводства отменяют. Единственное исключение — «очистительная присяга» при недостаточности улик, но и ее заменяют на «оставление в подозрении» (фактически третий вид судебного решения наряду с «виновен-невиновен»).
В 1723 г вводится Устав судопроизводства «О форме суда», который пытается соединить отсутствие игровых ритуалов правосудия с формальной состязательностью, но уже при Екатерине II Указом 27 июля 1765 года отменяется «судоговорение» в суде вообще, вводится исключительно письменное производство, судебный процесс в России окончательно принимает инквизиционный характер (профессиональное представительство трансформируется в «судную комиссию», учреждаемую за счет обвиняемого).
В дальнейшем вплоть до реформы Александра II развития процессуальных полномочий профессионального представителя в судопроизводстве не наблюдается, суд вообще перестает быть делом обычным, становится источником страха для населения и формой реализации властных полномочий высшей государственной власти. Это естественно в связи с боязнью революционных процессов Франции, расширением территории Российской империи. Законодатель идет по пути регулирования статуса и административно- хозяйственной деятельности представителей, которые теперь именуются «стряпчими» (Указ Екатерины от 1775 «Учреждения в губерниях»), их функция больше похожа на функцию вольнонаемных писцов Древнего Египта- составление бумаг по строгой форме, требуемой законом. Ритуал переходит из непосредственно судопроизводства — на бумагу (русская пословица — «бумага все стерпит»- рождается именно в это время). Таким образом, участие неперсонифицированного круга лиц в отправлении правосудия совершенно прекращается, в ХIХ веке рост коррупции таков, что министру юстиции для того, чтобы решить дело своей дочери в суде приходится давать взятку. Дела рассматриваются годами, власть чиновника, в особенности судейского — безгранична и напоминает опять же Восточную деспотию. В предреформенный период законом от 14 мая 1832 вводится понятие «присяжный стряпчий», который нормативно регулирует ничтожное положение профессионального представителя, объединяя в его лице функции профессионального попрошайки от правосудия(«ходатай по делам»), почтальона, писаря, другими функциями закон его не наделяет.
Вместе с тем в ХIХ веке, в предреформенный период, благодаря сохранившимся многочисленным источникам усматривается огромный социальный запрос общества на коммуникацию с властью. Необходимо понимать, что в Новейший период развития западной цивилизации государство приобрело функцию стандартизации любого социального процесса (мера дозволенного), а Уголовный закон — это вообще мера негативно- возможного отношения между государством и обычным человеком. Сообщая определенное управленческое воздействие государство не может руководствоваться исключительно возможностью организованного насилия, мощью своего аппарата, оно обязано надлежащим образом коммуницировать с неперсонифицированным кругом лиц, как в области идеального бытия в возможности (просветительская деятельность в области правого регулирования, развития грамотности и так далее), так и в области действительного (отправление должного правосудия, где сознание лица, обратившегося в суд, определенным образом кооптируется в государственный механизм управления, чем обеспечивается непосредственное бытие государства, его ценностей).
Указанный социальный запрос на общение с государством общества выразил себя в распространении т. н. «уличных адвокатов». Это было фактически повторное зарождение частных юристов (по тому же механизму, что и в Древнем Риме, Греции).
Таким образом, в предреформенный период, в России исходя из практики политического управления, назрела объективная необходимость структурирования сбалансированной социальной системы, позволяющей вернуть суду функцию снятия социальных противоречий, устранив его от репрессий как таковых, вернув тем самым государственной власти первейший метод принуждения — убеждение.
Нет комментариев