Артур Зурабян → «Транснефть» против Сбербанка. Кто и почему мог выиграть от спорной сделки в Транснефти?
На 30 ноября назначено заседание суда кассационной инстанции по более чем противоречивому спору «Транснефти» и Сбербанка (дело № А40-3903/2017). Две нижестоящие инстанции вынесли диаметрально противоположные судебные акты, что вызывает дополнительный интерес к исходу данного процесса.
Практики и теоретики рынка деривативов и производных финансовых инструментов также разделились на два лагеря. Кто-то клеймит Сбербанк «Волками с Вавилова-стрит» и призывает приравнять одну из крупнейших российских корпораций – ПАО «Транснефть» – к потребителям на рынках финансовых инструментов.
Кто-то, напротив, говорит о том, что нужно руководствоваться свободой договора и результат практически любой сделки на рынке опционов не бывает справедливым, так как трудно искать справедливости в колебаниях курсов различных валют с учетом реалий достаточно молодого финансового российского рынка.
Что же в действительности произошло и чем могли быть обусловлены действия сторон? Обманула ли одна сторона другую либо топ-менеджеры Транснефти, ответственные за сделку, сознательно шли на риски для целей сокращения текущих расходов на обслуживание выпущенных облигаций и закрытия своих KPI?
27 декабря 2013 г. были подписаны документы по двум валютным расчетным опционам с барьерным отлагательным условием: Транснефть приобрела опцион-пут на продажу долларов США за 169 млн руб. и продала опцион-колл на покупку той же валюты за 1,3 млрд руб.
Барьерным условием являлось достижение текущим курсом рубля барьерного значения в 45 руб. за один доллар США (в последующем уже в 2014 г. данный порог был поднят до 50,35 руб.). Сделка была заключена на срок до 18.09.2015 г.
Насколько реальным было разумное прогнозирование в декабре 2013 г. такого резкого изменения курса – практически на 50 % (по состоянию на 27.12.2013 г. курс доллара США был установлен ЦБ РФ на уровне 32,6710 руб.)? Такое изменение могло быть обусловлено либо глобальным экономическим кризисом (сопоставимые колебания имели место в ходе Мирового финансового кризиса 2008 г.) либо серьезными геополитическими изменениями, которые в декабре 2013 г. были слабо предсказуемы.
В декабре 2013 г. было еще далеко и до крымской весны, и до секторальных санкций и иных глобальных изменений в мировой геополитике. И вряд ли аналитики Сбербанка могли это предсказать. Нового мирового финансового кризиса также никто не обещал.
Тем более, что Транснефть утверждает, что сделку Сбербанк настойчиво предлагал еще с самого начала 2013 г., когда даже «революцию достоинства» в соседней Украине было сложно предвидеть.
Был ли сложным данный финансовый инструмент для потребителя? В данном случае необходимо отметить, что отдельные авторы смешивают сложность работы с опционами для профессиональных участников рынка и для конкретного потребителя данной услуги.
Безусловно, сложно спорить с уважаемым Владимиром Хреновым (https://legal.report/author/sberbank-vs-transneft-cena-udeshevleniya)
в том, что в опционе нет ничего простого, если вы этот опцион продаете. И в таком случае расчет некого универсального алгоритма в данной области действительно достоин Нобелевской премии в области экономики, которой удостоились знаменитые не только в узких финансовых кругах Фишер Блэк (Fischer Black) и Майрон Шоулз (Myron Scholes).
Но этот стандарт не может быть применен в отношении такого «потребителя» как ПАО «Транснефть».
ПАО «Транснефть» — субъект естественной монополии на рынке транспортировки нефти и безусловно понимает валютные риски, характерные для российского рынка. Рынок нефти и ее транспортировки также напрямую связан с колебаниями курсов валют, прежде всего с соотношением пары рубль-доллар.
То есть, ПАО «Транснефть» очевидно не многим хуже Сбербанка понимало и должно было понимать существующие на декабрь 2013 года валютные риски и даже с высокой долей вероятности имело внутреннюю политику в отношении определения валюты для хранения временно свободных денежных средств, размещаемых на депозитах в банках.
Необходимо отметить, что крупные российские корпорации и в 2013 г. и в настоящее время предпочитают хранить имеющиеся в распоряжении денежные средства в иностранной валюте, по общему правилу, в долларах США. Именно это, в частности, позволило Роснефти по не менее известному спору с АФК «Система» обосновать возможность увеличения суммы убытков через конвертацию в доллары США, в которых, согласно внутренним документам Башнефти, последняя должна была хранить временно свободные денежные средства (дело № А07-14085/2017).
И, принимая на себя такие обязательства, финансовый блок ПАО «Транснефть» должен был диверсифицировать имеющиеся денежные активы (по данным публично доступного бухгалтерского баланса компании на конец 2013 года на счетах компании было в различных валютах порядка 2 млрд долларов США) с тем, чтобы перекрыть или хотя бы минимизировать принятые на себя валютные риски.
Не исключено, что это и было сделано в той или иной части. Иначе сложно объяснить, почему Транснефть ждала практически три года после исполнения сделки, прежде чем обратиться в суд. И представители Сбербанка справедливо эксплуатируют (может быть и не в полном объеме, но тем не менее) данный аргумент со ссылками на принцип эстоппеля и последующее поведение стороны по сделке.
Так кому же была выгодна эта сделка в декабре 2013 г.?
Безусловно, она была выгодна ПАО «Сбербанк», потому что позволило ему хеджировать существенный валютный риск за сравнительно небольшую плату на сумму 1,3 млрд руб.
При этом с высокой долей вероятности она была выгодна и конкретным менеджерам Транснефти, ведущим и ответственным за сделку, которые смогли закрыть свои KPI и показать руководству и акционерам миллиардную экономию на обслуживании корпоративного долга, за что с высокой долей вероятности получили неплохие премии по итогам года.
Что касается самой компании, то здесь эффективность сделки можно оценить только с учетом анализа дальнейших действий Транснефти в отношении валюты хранения временно свободных средств, объем которых, как уже указывалось, составлял на конец 2013 года порядка 2 млрд долларов США. Перевод всей этой суммы или хотя бы большей ее части в валютные инструменты позволял бы полностью устранить возможные негативные последствия от сделки.
На текущий момент в свободном доступе нет информации о каких-либо претензиях со стороны компании к ответственным за сделку менеджерам и топ-менеджерам. Не исключено, что они продолжают трудится в Транснефти и в настоящее время. Выводы напрашиваются сами собой – декларируемая сумма негативных последствий может быть существенно завышена, а сам иск может быть связан с необходимостью хеждирования рисков перед акционерами и контролирующими органами.
При этом спорную ситуацию и позицию сторон нельзя оценивать как правильную и неправильную, справедливую и несправедливую.
У каждой из сторон и, соответственно, судебных актов, есть свои слабые и сильные стороны.
Да и в самой сделке, как и в судебном процессе, есть много странного. По непонятным причинам ПАО «Транснефть» подписалась под очень странные и практически труднореализуемые условия. Ведь для реализации прав из приобретенного опциона, за который она заплатила ни много ни мало 169 млн руб., было необходимо, чтобы доллар сперва пробил потолок в 50,35 руб., а затем провалился до 32,5150 руб. И все это до сентября 2015 г. Вот в это действительно поверить сложно.
При этом, несмотря на внешнюю справедливость текста постановления апелляционной инстанции, вызывает большие вопросы процедура формирования состава суда для рассмотрения данного спора.
Бесспорно сложный финансовый спор, стороны в котором представлялись ведущими российскими литигаторами, рассматривал наряду с председателем 4 судебного состава Стешаном Б.В. – большим специалистом в области банковского и финансового законодательства — сам председатель Девятого арбитражного апелляционного суда Гладков И.Е. и его заместитель, специализирующийся на административных спорах, — Мишаков О.Г.
С учетом того, что Гладков И.Е. до этого не был замечен в участии в рассмотрении конкретных дел, а также учитывая сугубо административную специализацию судьи Мишакова О.Г., трудно представить, что такой состав был сформирован при помощи автоматизированной системы распределения с учетом специализации судей.
Очевидно, что такой состав был сформирован в «ручном» режиме. Не исключено, что у такого «ручного управления» была благая цель, но в результате есть серьезные основания для вывода о нарушении части первой статьи 18 АПК РФ, согласно которой состав суда для рассмотрения конкретного дела формируется с учетом нагрузки и специализации судей в порядке, исключающем влияние на его формирование лиц, заинтересованных в исходе судебного разбирательства.
Указанные обстоятельства, а также цена вопроса по разбирательству – более 1 млрд долларов США по текущему курсу заставляют всех российских литигаторов пристально следить за этим спором, точку в котором с высокой долей вероятности поставит только Верховный Суд Российской Федерации, которому придется выбрать, чью позицию и, соответственно, какую инстанцию ему поддержать.
Практики и теоретики рынка деривативов и производных финансовых инструментов также разделились на два лагеря. Кто-то клеймит Сбербанк «Волками с Вавилова-стрит» и призывает приравнять одну из крупнейших российских корпораций – ПАО «Транснефть» – к потребителям на рынках финансовых инструментов.
Кто-то, напротив, говорит о том, что нужно руководствоваться свободой договора и результат практически любой сделки на рынке опционов не бывает справедливым, так как трудно искать справедливости в колебаниях курсов различных валют с учетом реалий достаточно молодого финансового российского рынка.
Что же в действительности произошло и чем могли быть обусловлены действия сторон? Обманула ли одна сторона другую либо топ-менеджеры Транснефти, ответственные за сделку, сознательно шли на риски для целей сокращения текущих расходов на обслуживание выпущенных облигаций и закрытия своих KPI?
27 декабря 2013 г. были подписаны документы по двум валютным расчетным опционам с барьерным отлагательным условием: Транснефть приобрела опцион-пут на продажу долларов США за 169 млн руб. и продала опцион-колл на покупку той же валюты за 1,3 млрд руб.
Барьерным условием являлось достижение текущим курсом рубля барьерного значения в 45 руб. за один доллар США (в последующем уже в 2014 г. данный порог был поднят до 50,35 руб.). Сделка была заключена на срок до 18.09.2015 г.
Насколько реальным было разумное прогнозирование в декабре 2013 г. такого резкого изменения курса – практически на 50 % (по состоянию на 27.12.2013 г. курс доллара США был установлен ЦБ РФ на уровне 32,6710 руб.)? Такое изменение могло быть обусловлено либо глобальным экономическим кризисом (сопоставимые колебания имели место в ходе Мирового финансового кризиса 2008 г.) либо серьезными геополитическими изменениями, которые в декабре 2013 г. были слабо предсказуемы.
В декабре 2013 г. было еще далеко и до крымской весны, и до секторальных санкций и иных глобальных изменений в мировой геополитике. И вряд ли аналитики Сбербанка могли это предсказать. Нового мирового финансового кризиса также никто не обещал.
Тем более, что Транснефть утверждает, что сделку Сбербанк настойчиво предлагал еще с самого начала 2013 г., когда даже «революцию достоинства» в соседней Украине было сложно предвидеть.
Был ли сложным данный финансовый инструмент для потребителя? В данном случае необходимо отметить, что отдельные авторы смешивают сложность работы с опционами для профессиональных участников рынка и для конкретного потребителя данной услуги.
Безусловно, сложно спорить с уважаемым Владимиром Хреновым (https://legal.report/author/sberbank-vs-transneft-cena-udeshevleniya)
в том, что в опционе нет ничего простого, если вы этот опцион продаете. И в таком случае расчет некого универсального алгоритма в данной области действительно достоин Нобелевской премии в области экономики, которой удостоились знаменитые не только в узких финансовых кругах Фишер Блэк (Fischer Black) и Майрон Шоулз (Myron Scholes).
Но этот стандарт не может быть применен в отношении такого «потребителя» как ПАО «Транснефть».
ПАО «Транснефть» — субъект естественной монополии на рынке транспортировки нефти и безусловно понимает валютные риски, характерные для российского рынка. Рынок нефти и ее транспортировки также напрямую связан с колебаниями курсов валют, прежде всего с соотношением пары рубль-доллар.
То есть, ПАО «Транснефть» очевидно не многим хуже Сбербанка понимало и должно было понимать существующие на декабрь 2013 года валютные риски и даже с высокой долей вероятности имело внутреннюю политику в отношении определения валюты для хранения временно свободных денежных средств, размещаемых на депозитах в банках.
Необходимо отметить, что крупные российские корпорации и в 2013 г. и в настоящее время предпочитают хранить имеющиеся в распоряжении денежные средства в иностранной валюте, по общему правилу, в долларах США. Именно это, в частности, позволило Роснефти по не менее известному спору с АФК «Система» обосновать возможность увеличения суммы убытков через конвертацию в доллары США, в которых, согласно внутренним документам Башнефти, последняя должна была хранить временно свободные денежные средства (дело № А07-14085/2017).
И, принимая на себя такие обязательства, финансовый блок ПАО «Транснефть» должен был диверсифицировать имеющиеся денежные активы (по данным публично доступного бухгалтерского баланса компании на конец 2013 года на счетах компании было в различных валютах порядка 2 млрд долларов США) с тем, чтобы перекрыть или хотя бы минимизировать принятые на себя валютные риски.
Не исключено, что это и было сделано в той или иной части. Иначе сложно объяснить, почему Транснефть ждала практически три года после исполнения сделки, прежде чем обратиться в суд. И представители Сбербанка справедливо эксплуатируют (может быть и не в полном объеме, но тем не менее) данный аргумент со ссылками на принцип эстоппеля и последующее поведение стороны по сделке.
Так кому же была выгодна эта сделка в декабре 2013 г.?
Безусловно, она была выгодна ПАО «Сбербанк», потому что позволило ему хеджировать существенный валютный риск за сравнительно небольшую плату на сумму 1,3 млрд руб.
При этом с высокой долей вероятности она была выгодна и конкретным менеджерам Транснефти, ведущим и ответственным за сделку, которые смогли закрыть свои KPI и показать руководству и акционерам миллиардную экономию на обслуживании корпоративного долга, за что с высокой долей вероятности получили неплохие премии по итогам года.
Что касается самой компании, то здесь эффективность сделки можно оценить только с учетом анализа дальнейших действий Транснефти в отношении валюты хранения временно свободных средств, объем которых, как уже указывалось, составлял на конец 2013 года порядка 2 млрд долларов США. Перевод всей этой суммы или хотя бы большей ее части в валютные инструменты позволял бы полностью устранить возможные негативные последствия от сделки.
На текущий момент в свободном доступе нет информации о каких-либо претензиях со стороны компании к ответственным за сделку менеджерам и топ-менеджерам. Не исключено, что они продолжают трудится в Транснефти и в настоящее время. Выводы напрашиваются сами собой – декларируемая сумма негативных последствий может быть существенно завышена, а сам иск может быть связан с необходимостью хеждирования рисков перед акционерами и контролирующими органами.
При этом спорную ситуацию и позицию сторон нельзя оценивать как правильную и неправильную, справедливую и несправедливую.
У каждой из сторон и, соответственно, судебных актов, есть свои слабые и сильные стороны.
Да и в самой сделке, как и в судебном процессе, есть много странного. По непонятным причинам ПАО «Транснефть» подписалась под очень странные и практически труднореализуемые условия. Ведь для реализации прав из приобретенного опциона, за который она заплатила ни много ни мало 169 млн руб., было необходимо, чтобы доллар сперва пробил потолок в 50,35 руб., а затем провалился до 32,5150 руб. И все это до сентября 2015 г. Вот в это действительно поверить сложно.
При этом, несмотря на внешнюю справедливость текста постановления апелляционной инстанции, вызывает большие вопросы процедура формирования состава суда для рассмотрения данного спора.
Бесспорно сложный финансовый спор, стороны в котором представлялись ведущими российскими литигаторами, рассматривал наряду с председателем 4 судебного состава Стешаном Б.В. – большим специалистом в области банковского и финансового законодательства — сам председатель Девятого арбитражного апелляционного суда Гладков И.Е. и его заместитель, специализирующийся на административных спорах, — Мишаков О.Г.
С учетом того, что Гладков И.Е. до этого не был замечен в участии в рассмотрении конкретных дел, а также учитывая сугубо административную специализацию судьи Мишакова О.Г., трудно представить, что такой состав был сформирован при помощи автоматизированной системы распределения с учетом специализации судей.
Очевидно, что такой состав был сформирован в «ручном» режиме. Не исключено, что у такого «ручного управления» была благая цель, но в результате есть серьезные основания для вывода о нарушении части первой статьи 18 АПК РФ, согласно которой состав суда для рассмотрения конкретного дела формируется с учетом нагрузки и специализации судей в порядке, исключающем влияние на его формирование лиц, заинтересованных в исходе судебного разбирательства.
Указанные обстоятельства, а также цена вопроса по разбирательству – более 1 млрд долларов США по текущему курсу заставляют всех российских литигаторов пристально следить за этим спором, точку в котором с высокой долей вероятности поставит только Верховный Суд Российской Федерации, которому придется выбрать, чью позицию и, соответственно, какую инстанцию ему поддержать.
Нет комментариев