Антон Михайлов → К вопросу о родословной идеи правового государства
Во многих современных работах родословную идеи правового государства начинают вести с античности. В частности, утверждается, что уже Платон и Аристотель определяли правление законов как необходимый признак государственного строя, который противопоставлялся произволу отдельных лиц. Действительно, именно в античности начинает концептуально оформляться ценность упорядоченности социальной и политической жизни законами. Вместе с тем идею законосообразности жизнедеятельности общества можно находить уже в космологических концепциях, и «начальную точку отсчета» здесь более-менее четко не определить. Во всяком случае, хронологически она будет расположена ранее исторического времени возникновения философского сознания, поскольку имеется уже в сознании мифологическом.
Идея политического порядка, в основе которого лежит обезличенный закон, всеобщий комплекс правил, важна для понимания правовой государственности. Однако она не является признаком правового государства в его современном понимании – если под признаком понятия понимать такую его характеристику, которая позволяет отграничивать его от смежных понятий.
По большому счету, любое государственно организованное общество основано на стремлении упорядочить социальную жизнь посредством нормативных правил, безотносительно их ценностных оснований, распространения или нераспространения на публичную власть. Вместе с тем современное понимание правового государства основывается на идее подчинения всей организации и деятельности государственной власти праву, которое понимается как ценностно окрашенный, а не нейтральный регулятор. Поэтому идея политического порядка, в основе которого лежит закон, недостаточна для характеристики государства как правового.
Современное учение о правовом государстве, несомненно, направлено на выделение признаков, позволяющих отграничивать правовые государства от неправовых. Если бы право рассматривалось с позиции учения о правовом государстве как неотъемлемая черта государственности, то, очевидно, что правовое государство представляло бы собой плеоназм, словесное излишество. Термин «правовое государство» излишен как для концепций, воспринимающих государство лишь как правовую организация публичной власти и связывающих качество правового с либеральными ценностями, так и для позитивистских концепций, основывающихся на тождественности права и закона.
Если необходимым признаком государство выступает правовая организация публичной власти с позиции ценностей свободы личности (либертарно-юридическая концепция государства), естественных прав человека, то любое государство будет являться правовым, а все политические порядки, не основывающиеся на данных ценностях, не будут признаваться государствами в принципе. Такая позиция чем-то схожа с отношением к культуре древних греков: есть базовые ценности, которые порождают цивилизацию и полисный уклад, и если у тех или иных народов есть публичная власть, но эти ценности не выражены в общественной жизни, то там нет никакой цивилизации, все такие народы – варвары.
С другой стороны, если – с позиции юридического позитивизма – под правом понимать лишь позитивное право (что часто описывается термином «закон»), в установлении которого государство выступает монополистом в силу своего внутреннего суверенитета, то термин «правовое государство» по меньшей мере, неточен: во-первых, государство не может являться неправовым, поскольку право постоянно находится в распоряжении верховной власти, и, во-вторых, обладая внутренним суверенитетом, государство в любой момент может изменить любое содержание позитивного права, а, следовательно, стоит над позитивным правом – не в том смысле, что не подчиняется его нормам в своей деятельности, а лишь в том, что бессрочно обладает правотворческими полномочиями по всему кругу вопросов правового регулирования, может изменить не только первичные, но и вторичные (компетенционные, процедурные, и др.) нормы правовой системы. Иными словами, для последовательных позитивистов любое государство является государством права, и термин правовое государство ничего не прибавляет к существу государства.
Именно здесь мы встречаемся с первым подходом к пониманию правового государства. Под правовым государством исторически понимали государство господства закона – государство, в котором законы имеют всеобщий характер действия – т.е. отсутствуют субъекты (прежде всего, обладающие политической властью), выведенные за пределы действия законов. С позиции такого понимания правового государства всевозможные разновидности деспотии, античные диктатуры, тоталитарные политические системы, в которых вождь находится «по ту сторону добра и зла» не являются правовыми государствами – равно как и платоновское государство, в котором мудрые философы стоят выше законов. Такое понимание правового государства (без употребления соответствующего термина) было актуально и для истории римской государственности, которая лишь на определенном этапе своего развития пришла к признанию публичной власти своей безусловной связанности ею же установленными законами.
Во многих учебниках по теории государства и права указывается, что концепцию правового государства сформировали немецкие юристы первой половины XIX века, для которых правовое государство – это, прежде всего, государство, регулирующее социальную жизнь посредством законов и само подчиняющееся таким законам. Правовое государство само определяет пределы вмешательства в частную жизнь, устанавливает единый всеобщий правопорядок, отделяет законодательную власть от исполнительной, устанавливает правовой статус для граждан, подвергает правовому регулирования управленческие отношения. По сути, здесь правовое государство трактуется как «государство порядка, всеобщей урегулированности и упорядоченности». Однако такое «веберовское» понимание правового характера государства отнюдь не тождественно современному учению о правовом государстве: схожа терминология, а ценностные основания различны. По сути, немецкие ученые первой половины XIX столетия выразили формальную или инструментальную теорию правового государства, поскольку ее воплощение в практике государственного управления отнюдь не способно гарантировать соблюдение ценностей свободы личности, прав и свобод человека.
Разумеется, связанность публичной власти, ее органов и должностных лиц законами государства, входит в качестве неотъемлемой характеристики правового государства – в противном случае, если государственная власть не связана в своей деятельности законом, то невозможным становится и такой принцип современного правового государства как взаимная обязанность и ответственность государства и невластных субъектов, обладающих гражданством и/или находящихся на территории государства.
Однако государство господства закона не тождественно правовому государству в современном его понимании. Следует отметить, что исторически концепции правового государства стали проникать в конституции государств именно после трагического опыта Второй мировой войны. Нацистская Германия 1933 – 1945 гг., хотя в целом являлась одной из разновидностей идеократии [1], и фюрер фактически был изъят из пределов действия закона (концепция децизионизма К. Шмитта и др.), вместе с тем являла собой образец урегулированности правовыми актами всевозможных сфер социальной жизни. Если в СССР сталинского периода массовые репрессии осуществлялись, как правило, негласно и не получали документального оформления, то в нацистской Германии многие действия, за которые впоследствии ее высшие должностные лица предстали перед Нюрнбергским трибуналом, оформлялись в виде правовых актов. Поэтому имеется основание утверждать, что актуализация учения о правовом государстве во второй половине XX века, была вызвана к жизни стремлением дополнить учение о государстве верховенства закона такими требованиями к установлению и деятельности механизма государства, которые бы стали гарантией против тоталитарных режимов.
Очевидно, что современная концепция правового государства недвусмысленно выражает целый комплекс ценностей, без признания, гарантий и следования которым механизм государства не может быть назван правовым. Иными словами, современное учение о правовом государстве имеет ценностную, идеологическую природу, а для понимания его целей и функций нужно рассматривать культурные и исторические основания этих ценностей и идей.
Правовое государство с позиции современного учения – это такая организация государственной власти, которая основана на безусловной ценности и верховенстве естественных и неотчуждаемых прав человека, общественном договоре между обществом и государством, и предполагает соблюдение принципа разделения властей, верховенство закона во всех сферах общественной жизни, взаимную ответственность невластных субъектов и государства, наличие развитых гражданского общества и институтов политической демократии. Иными словами, правовым может считаться лишь такое государство, механизм которого формируется в результате народного волеизъявления, которое в качестве своей ведущей цели деятельности имеет защиту свободы личности, ее естественных и неотчуждаемых прав и свобод, гарантирует их реализацию через независимую судебную систему и возможность привлечения государства, его органов и должностных лиц к юридической ответственности. Очевидна либеральная и индивидуалистическая природа тех ценностей, которые выражаются через основные принципы правового государства. Центральной ценностью, из которой исходит и процедура формирования механизма правового государства, и тип его взаимоотношений с человеком, и организация его механизма путем разделения функций правоустановления, правореализации и осуществления правосудия, является свобода личности.
На мой взгляд, современная концепция правового государства никогда не могла бы сформироваться и стать господствующей в западной культуре, если бы не сформировалась идея личности и соответствующее ей либеральное понимание свободы. Имея свои истоки в Христианстве и культуре эпохи Возрождения, идея личности становится не только достоянием интеллектуальных элит, а частью общественного сознания западного общества лишь в эпоху Нового времени. Личность – изначально свободная, независимо от каких-либо социальных институтов, разумная и духовная субстанция, способная к активному волевому воздействию на мир природы и сознательному созданию самой себя. Именно такую личность и изначально присущую ей свободу и призвано гарантировать и защищать современное правовое государство.
Поэтому неправильно начинать родословную идеи правового государства в античности: и в Древней Греции, и в Древнем Риме свобода того или иного человека рассматривалась в неразрывной связи с политической организацией общества: свободным считался лишь гражданин полиса. Свобода – свойство политическое и как таковое возможно лишь в рамках полисной организации: быть гражданином и быть свободным для античности – это одно и то же, за пределами гражданской общины, полиса нет никакой свободы. На этом представлении основывались все регулятивные системы античности, а концепции, воспринимавшие свободу естественной характеристикой человека безотносительно политической организации общества и осуждавшие рабство, являлись маргинальными и не находили своей фиксации в «системах» античных права, морали, религии.
Если принять во внимание непременное демократическое основание правового государства, его восприятие как продукта общей воли народа, а также восприятие индивида и государства как стоящих на одном уровне в плане юридических обязанностей и ответственности субъектов, то становится понятно, что имеется неразрывная связь современного учения о правовом государстве с концепциями «общественного договора» Нового времени. Если государство производно от воли народа, и каждый индивид имеет право в случае нарушения его неотчуждаемых прав и свобод через независимые суды призвать государство к ответственности, то очевидно, что всякое правовое государство формируется народом для защиты прав и свобод – что и являлось «идейной «сердцевиной» учений об общественном договоре многих английских мыслителей конца XVI – XVIII столетий. Далеко не случайно, англо-американские исследователи уводят родословную правового государства к идеям Р. Гукера, Дж. Локка.
Как известно, многие английские мыслители Нового времени рассматривали права человека как выражение неотчуждаемых свойств природы человека, которые существуют объективно – независимо от наличия и конфигурации тех или иных политических институтов. Концепция «общественного договора» была призвана не ответить на вопрос, как в действительности исторически сформировались первые государства, а, наподобие естественных наук, крайне популярных в XVII – XVIII вв., путем «мыслительного эксперимента» показать, как должно быть организовано правильное государство с позиции объективного устройства природы человека и общества. Правильное государство может являться лишь следствием свободного волеизъявления всех индивидов посредством единственно возможного рационального акта – договора каждого с каждым, поскольку все люди в равной мере обладают качеством свободы, способностью к разумному выбору, стремлением подчиняться лишь ими же установленным политическим институтам.
С позиции (естественно-правовой) «школы» Г. Гроция естественные права выражают объективно существующие свойства природы человека, которые невозможно отменить или изменить самим людям, и поэтому любое государство обязано признавать такие естественные права – в противном случае оно не будет являться правильным государством с позиции общечеловеческого разума. Государство здесь видится лишь искусственным созданием множества индивидуальных воль, обладающих общей природой; государство, в отличие от прав человека, не данность природы, а артефакт, и как всякий артефакт – производно от естественных норм устройства объективной действительности. Как продукт человеческих действий государство не может изменить или отменить объективно существующую реальность устройства природы человека – именно здесь объяснение приоритета прав человека перед позитивным правом в учении школы естественного права.
Понимая все естественно-правовые основания концепции правового государства нужно признать, что ее полноценную концептуализацию в истории правовой мысли произвел И. Кант. Концепция правового государства И. Канта формируется как реакция на политические практики полицейского государства.
Обычно выдвигают два основных различия между полицейским и правовым государством: в полицейском государстве нет пределов регулятивной и управленческой деятельности государства и его органов, в то время как в правовом государстве пределы вмешательства государства в социальную жизнь четко очерчиваются позитивным правом; в полицейском государстве публичная власть выведена за пределы действия ею же принятых законов и иных управленческих решений, в то время как правовое государство подчиняется своим собственным законам и в целом подзаконным актам.
Полицейское государство пытается регулировать сферу внутренней свободы, поскольку в основе имеет идеологию патриархальной теории и платоновские идеи просвещения философскими элитами невежественного общества. Полицейское государство относится к подданным как благоразумный отец относится к неразумным детям: отец знает, каким должна быть счастливая жизнь его детей, отец несет моральную ответственность за состояние сознания своих детей. Иными словами, полицейское государство не признает права на частную жизнь, публитизирует социальную реальность, рассматривая себя как центральный механизм воспитания подданных в духе правильной нравственности. Отсюда в полицейском государстве нет пределов правового регулирования (кроме объективных, обусловленных устройством природы, общества, человека). Из такой политической идеологии закономерно выводится и соответствующий метод управленческой деятельности полицейского государства, основывающийся на принципах императивности, казуистичности регулирования, морально-правового синкретизма.
И. Кант первым в истории западной философии четко разграничивает право и мораль по сфере регулирования и по цели регулирования. Право регулирует внешнюю деятельность (поэтому здесь не долг, а обязанность), мораль – внутренний мир (поэтому центральная категория долга); цель нормы морали – нравственное совершенствование, которое невозможно без нормосообразности мотива/цели действия; в то время как цель нормы права – внешняя нормосообразность поведения, при наличии которой цели и мотивы индифферентны. Правовое государство производит регулирование по правовому принципу, а не по нравственному – которым и руководствуется в своей правоустановительной деятельности полицейское государство.
В правовом же государстве, по Канту, из сферы правового регулирования исключается сфера внутреннего мира, которая принадлежит этическому. Введение в эту сферу правовых начал делает такую принудительную мораль аморальной. Хотя именно это, как писал С.С. Алексеев, «морализаторство в праве», и характеризует тоталитарные «правовые системы». Здесь, кстати говоря, корень критики Б.Н. Чичериным концепции В.С. Соловьева о праве как минимуме морали, поскольку практическая реализация этой идеи неминуемо уберет все пределы нормативного правового регулирования с целью возвести общество на более высокую ступень морали и позволит публичной власти принудительно навязывать ту или иную систему морали всему обществу в государственном масштабе.
В сфере внутреннего мира, согласно Канту, человек обладает свободой воли, без которой вообще невозможны ни мораль, ни право. Суть нравственного поступка, в отличие от правового, – в свободном следовании категорическому (безусловному) императиву: поступок этичен, если его мотивом и/или целью является лишь следование моральной максиме, а не сопутствующие условия, которых пытаются при таком поступке достичь – в этом суть категорического императива нравственности. Из парадокса Д. Юма, гласящего, что должное не выводимо из сущего, И. Кант выводит априорные основания морали – ее императив существует независимо от опыта и даже вопреки любому нарушающему опыту, его частоте и интенсивности.
Правовое государство И. Канта основывается на идее автономии внутреннего мира, поскольку человеку изначально присуща свобода воли. Поскольку требования морали априорны, а внутренний мир – это сфера их приложения, то правовое регулирование этой сферы не только бессмысленно, но и пагубно как для морали (поскольку уничтожает ее суть), так и для права (поскольку демонстрирует его бессилие). Именно поэтому в сфере внутреннего мира (совесть, представления о счастье, честь, достоинство, репутация и др.) правовое государство осуществляет не позитивное регулирование, а защиту, т.е. использует охранительные нормы, а не регулятивные. В этой сфере нет прав, которые всегда должны вменять другому нечто в обязанность, а есть свободы от произвольного вмешательства государства, общества и других людей. (Кстати, в одном «логическом ряду» с концепцией правового государства стоит либеральная концепция минимального государства — к внутреннему миру добавляется экономическая деятельность как сфера приложения свободы воли.)
В современной теории права мораль определяется как социальный нормативный регулятор. Все социальные нормы возникают в процессе исторического развития общества и соответствуют определенному типу культуры. Таким образом, можно заключить, что в теоретико-правовой литературе господствует социологическое понимание существа морали: нормы морали представляют собой продукт социального развития; общество является их первичным источником формирования.
Следует подчеркнуть, что кантианское понимание этических императивов принципиально иное – природа морали для Канта априорна, а не апостериорна – как утверждается в социологическом позитивизме, марксизме и многих течениях правовой мысли XX столетия.
Мораль начинает трактоваться как норма, имеющая социальное происхождение, именно с XIX столетия – благодаря научному позитивизму, социологическому подходу, которые исключили всякую метафизику из учения немецкой исторической школы права.
До философского идеализма конца XVIII – начала XIX века общество рассматривали как механизм, состоящий из атомов, который приводят в движение естественные страсти (Б. Спиноза, Т. Гоббс, и др.). Следовательно, суть социального – во взаимодействии, отношениях социальных атомов, индивидов, которое строится по таким же законам, что и законы природы вообще. Внутренний мир человека для такой картины социальной действительности отсутствует: в деизме, в который верило большинство просветителей, нет места для двух миров, в которых параллельно живет каждый человек.
Если у Канта существует мир материи, подчиняющийся слепым причинно-следственным законам, и существует мир практического разума, которому изначально присуща свобода воли и потому таких законов там нет, то у просветителей XVIII века социальная материя как производное природы человека подчиняется универсальным естественным законам, как и разум, который их способен открыть. Поэтому для просветителей построение законодательства в соответствии с такими естественными законами в краткие сроки неминуемо приведет к переустройству и всего общества в целом. Здесь – идеологическое основание французской революции 1789 г.
И. Кант же первым в истории западной философии вывел право и мораль за пределы мира природы, естественных жестких причинно-следственных законов, чем поставил крест на классическом «естественном праве» школы Г. Гроция и дал методологические основания для последующей философской герменевтики и «наук о духе» неокантианцев. И мораль, и право для И. Канта – суть продукты практического разума, духа, а не природы, в которой господствуют слепые закономерности.
Для научного позитивизма О. Конта, который стал популярен в кругах юристов второй половины XIX века все закономерности как в сфере общества, так и природы едины, т.е. произошел возврат к идеям естественного права «классической» школы. Научный позитивизм О. Конта явился важной методологической основой для формирования социологического направления понимания права и всех других соционормативных систем, привел к тому, что социальная природа права, морали, религии вообще перестала ставиться под сомнение.
Социологическое понимание морали как норм, формируемых в результате развития общества, производных социального опыта неминуемо ведет к политическому радикализму. Если нормы и морали, и права производны от исторического развития общества, от социальных условий жизнедеятельности человека, то, кардинально изменив эти условия можно изменить природу человека. Здесь берут свое идейное основание все проекты воспитания «нового человека» тоталитарными режимами — изменив социальную действительность меняем тип сознания, социальные нормативные системы.
У Канта прогресс человечества связывается не с моралью, а с правом. Правовое согласование равновеликих произволов осуществляется в социальных институтах и аккумулируется по ходу исторического развития общества, в то время как мораль неинституциональна, а потому внутренний мир человека, его моральное развитие заканчивается в момент его смерти. Институты общества за счет единых социальных образцов (ролей), нормоотношений способны транслировать правовой опыт регулирования внешней свободы, за счет чего возможен прогресс человечества в целом, в то время как нравственный прогресс неинституционален, зависит от индивидуального сознания и волевых усилий человека и может измеряться лишь масштабами одной жизни. Поэтому именно с правовым государством и гражданским обществом И. Кант связывал прогресс всего человечества.
___________
[1] Идеократия (от греч. idea — понятие, представление и греч. kratos — власть) — власть идей, идеалов, идеологий. Термин введен русскими евразийцами Н.С. Трубецким, П.Б. Савицким; противопоставлялся «власти материи», «рыночной системе», «торговому строю». Халипов В.Ф. Энциклопедия власти. М., 2005. С. 171. «Идеократический государственный режим подчиняет делу служения какой-либо идде (идеологии) не только жизни отдельных граждан, общества в целом, но и само государство. При таком режиме фактически правят не люди, а конкретная система идей». Поляков А.В. Общая теория права. СПб., 2004. С. 572.
К идеократическим режимам можно смело отнести все тоталитарные режимы (как правой, так и левой политической направленности), находящиеся в стадии расцвета (фашистская Италия 20—40-х гг. XXв., нацистская Германия 1933—1944гг., СССР конца 20-х—начала 50-х гг. XXв. и др.), все теократические режимы государств Древнего Востока, исламского фундаментализма (Ливия), современного Ватикана, коммунистический режим в современной Северной Корее, жесткие авторитарные режимы многих монократических (автократических) «республик» Тропической Африки (Малави (1964—1994) при Х.К. Банде, Гана при Кваме Нкруме, Гвинея (1958—1984) при А. Секу Туре, Заир (1960–1997) при Жозефе Мобуту, Центральноафриканская Республика (1966—1980) при Ж.Б. Бокасса) и «суперпрезидентских» «республик» государств Латинской Америки (Венесуэла во время правления Х. Гомеса (1909—1931), Бразилия периода 1964—1979гг., Чили времен диктатуры А. Пиночета (1973—1989)) и др. Легитимация власти в идеократических государствах всецело покоится на иррациональной, аффективной основе (М. Вебер) — она либо религиозная (государства исламского фундаментализма, Ватикан и др.), либо харизматическая (тоталитарные государства, монократические, суперпрезидентские «республики»), но в любом случае государственная власть в идеократиях персонифицирована, индивидуализирована — это власть личности вождя, а не обезличенного органа или должности (как в государственных системах с процедурно-легальным типом легитимации). Идеократические государства могут сформироваться только в религиозных, этикоцентристских, ценностно гомогенных (однородных), коллективистских и в значительной степени закрытых обществах с ярко выраженным монархическим правосознанием (И.А. Ильин). Степень идеократичности государственного режима, разумеется, может быть весьма различной, но в каждом идеократическом режиме общество объединяется вокруг некой высшей идеи (интегрирующая функция сверх-идеи), которая воспринимается как абсолютная, замкнутая на себя, а не инструментальная (относительная, функциональная) ценность.
Идея политического порядка, в основе которого лежит обезличенный закон, всеобщий комплекс правил, важна для понимания правовой государственности. Однако она не является признаком правового государства в его современном понимании – если под признаком понятия понимать такую его характеристику, которая позволяет отграничивать его от смежных понятий.
По большому счету, любое государственно организованное общество основано на стремлении упорядочить социальную жизнь посредством нормативных правил, безотносительно их ценностных оснований, распространения или нераспространения на публичную власть. Вместе с тем современное понимание правового государства основывается на идее подчинения всей организации и деятельности государственной власти праву, которое понимается как ценностно окрашенный, а не нейтральный регулятор. Поэтому идея политического порядка, в основе которого лежит закон, недостаточна для характеристики государства как правового.
Современное учение о правовом государстве, несомненно, направлено на выделение признаков, позволяющих отграничивать правовые государства от неправовых. Если бы право рассматривалось с позиции учения о правовом государстве как неотъемлемая черта государственности, то, очевидно, что правовое государство представляло бы собой плеоназм, словесное излишество. Термин «правовое государство» излишен как для концепций, воспринимающих государство лишь как правовую организация публичной власти и связывающих качество правового с либеральными ценностями, так и для позитивистских концепций, основывающихся на тождественности права и закона.
Если необходимым признаком государство выступает правовая организация публичной власти с позиции ценностей свободы личности (либертарно-юридическая концепция государства), естественных прав человека, то любое государство будет являться правовым, а все политические порядки, не основывающиеся на данных ценностях, не будут признаваться государствами в принципе. Такая позиция чем-то схожа с отношением к культуре древних греков: есть базовые ценности, которые порождают цивилизацию и полисный уклад, и если у тех или иных народов есть публичная власть, но эти ценности не выражены в общественной жизни, то там нет никакой цивилизации, все такие народы – варвары.
С другой стороны, если – с позиции юридического позитивизма – под правом понимать лишь позитивное право (что часто описывается термином «закон»), в установлении которого государство выступает монополистом в силу своего внутреннего суверенитета, то термин «правовое государство» по меньшей мере, неточен: во-первых, государство не может являться неправовым, поскольку право постоянно находится в распоряжении верховной власти, и, во-вторых, обладая внутренним суверенитетом, государство в любой момент может изменить любое содержание позитивного права, а, следовательно, стоит над позитивным правом – не в том смысле, что не подчиняется его нормам в своей деятельности, а лишь в том, что бессрочно обладает правотворческими полномочиями по всему кругу вопросов правового регулирования, может изменить не только первичные, но и вторичные (компетенционные, процедурные, и др.) нормы правовой системы. Иными словами, для последовательных позитивистов любое государство является государством права, и термин правовое государство ничего не прибавляет к существу государства.
Именно здесь мы встречаемся с первым подходом к пониманию правового государства. Под правовым государством исторически понимали государство господства закона – государство, в котором законы имеют всеобщий характер действия – т.е. отсутствуют субъекты (прежде всего, обладающие политической властью), выведенные за пределы действия законов. С позиции такого понимания правового государства всевозможные разновидности деспотии, античные диктатуры, тоталитарные политические системы, в которых вождь находится «по ту сторону добра и зла» не являются правовыми государствами – равно как и платоновское государство, в котором мудрые философы стоят выше законов. Такое понимание правового государства (без употребления соответствующего термина) было актуально и для истории римской государственности, которая лишь на определенном этапе своего развития пришла к признанию публичной власти своей безусловной связанности ею же установленными законами.
Во многих учебниках по теории государства и права указывается, что концепцию правового государства сформировали немецкие юристы первой половины XIX века, для которых правовое государство – это, прежде всего, государство, регулирующее социальную жизнь посредством законов и само подчиняющееся таким законам. Правовое государство само определяет пределы вмешательства в частную жизнь, устанавливает единый всеобщий правопорядок, отделяет законодательную власть от исполнительной, устанавливает правовой статус для граждан, подвергает правовому регулирования управленческие отношения. По сути, здесь правовое государство трактуется как «государство порядка, всеобщей урегулированности и упорядоченности». Однако такое «веберовское» понимание правового характера государства отнюдь не тождественно современному учению о правовом государстве: схожа терминология, а ценностные основания различны. По сути, немецкие ученые первой половины XIX столетия выразили формальную или инструментальную теорию правового государства, поскольку ее воплощение в практике государственного управления отнюдь не способно гарантировать соблюдение ценностей свободы личности, прав и свобод человека.
Разумеется, связанность публичной власти, ее органов и должностных лиц законами государства, входит в качестве неотъемлемой характеристики правового государства – в противном случае, если государственная власть не связана в своей деятельности законом, то невозможным становится и такой принцип современного правового государства как взаимная обязанность и ответственность государства и невластных субъектов, обладающих гражданством и/или находящихся на территории государства.
Однако государство господства закона не тождественно правовому государству в современном его понимании. Следует отметить, что исторически концепции правового государства стали проникать в конституции государств именно после трагического опыта Второй мировой войны. Нацистская Германия 1933 – 1945 гг., хотя в целом являлась одной из разновидностей идеократии [1], и фюрер фактически был изъят из пределов действия закона (концепция децизионизма К. Шмитта и др.), вместе с тем являла собой образец урегулированности правовыми актами всевозможных сфер социальной жизни. Если в СССР сталинского периода массовые репрессии осуществлялись, как правило, негласно и не получали документального оформления, то в нацистской Германии многие действия, за которые впоследствии ее высшие должностные лица предстали перед Нюрнбергским трибуналом, оформлялись в виде правовых актов. Поэтому имеется основание утверждать, что актуализация учения о правовом государстве во второй половине XX века, была вызвана к жизни стремлением дополнить учение о государстве верховенства закона такими требованиями к установлению и деятельности механизма государства, которые бы стали гарантией против тоталитарных режимов.
Очевидно, что современная концепция правового государства недвусмысленно выражает целый комплекс ценностей, без признания, гарантий и следования которым механизм государства не может быть назван правовым. Иными словами, современное учение о правовом государстве имеет ценностную, идеологическую природу, а для понимания его целей и функций нужно рассматривать культурные и исторические основания этих ценностей и идей.
Правовое государство с позиции современного учения – это такая организация государственной власти, которая основана на безусловной ценности и верховенстве естественных и неотчуждаемых прав человека, общественном договоре между обществом и государством, и предполагает соблюдение принципа разделения властей, верховенство закона во всех сферах общественной жизни, взаимную ответственность невластных субъектов и государства, наличие развитых гражданского общества и институтов политической демократии. Иными словами, правовым может считаться лишь такое государство, механизм которого формируется в результате народного волеизъявления, которое в качестве своей ведущей цели деятельности имеет защиту свободы личности, ее естественных и неотчуждаемых прав и свобод, гарантирует их реализацию через независимую судебную систему и возможность привлечения государства, его органов и должностных лиц к юридической ответственности. Очевидна либеральная и индивидуалистическая природа тех ценностей, которые выражаются через основные принципы правового государства. Центральной ценностью, из которой исходит и процедура формирования механизма правового государства, и тип его взаимоотношений с человеком, и организация его механизма путем разделения функций правоустановления, правореализации и осуществления правосудия, является свобода личности.
На мой взгляд, современная концепция правового государства никогда не могла бы сформироваться и стать господствующей в западной культуре, если бы не сформировалась идея личности и соответствующее ей либеральное понимание свободы. Имея свои истоки в Христианстве и культуре эпохи Возрождения, идея личности становится не только достоянием интеллектуальных элит, а частью общественного сознания западного общества лишь в эпоху Нового времени. Личность – изначально свободная, независимо от каких-либо социальных институтов, разумная и духовная субстанция, способная к активному волевому воздействию на мир природы и сознательному созданию самой себя. Именно такую личность и изначально присущую ей свободу и призвано гарантировать и защищать современное правовое государство.
Поэтому неправильно начинать родословную идеи правового государства в античности: и в Древней Греции, и в Древнем Риме свобода того или иного человека рассматривалась в неразрывной связи с политической организацией общества: свободным считался лишь гражданин полиса. Свобода – свойство политическое и как таковое возможно лишь в рамках полисной организации: быть гражданином и быть свободным для античности – это одно и то же, за пределами гражданской общины, полиса нет никакой свободы. На этом представлении основывались все регулятивные системы античности, а концепции, воспринимавшие свободу естественной характеристикой человека безотносительно политической организации общества и осуждавшие рабство, являлись маргинальными и не находили своей фиксации в «системах» античных права, морали, религии.
Если принять во внимание непременное демократическое основание правового государства, его восприятие как продукта общей воли народа, а также восприятие индивида и государства как стоящих на одном уровне в плане юридических обязанностей и ответственности субъектов, то становится понятно, что имеется неразрывная связь современного учения о правовом государстве с концепциями «общественного договора» Нового времени. Если государство производно от воли народа, и каждый индивид имеет право в случае нарушения его неотчуждаемых прав и свобод через независимые суды призвать государство к ответственности, то очевидно, что всякое правовое государство формируется народом для защиты прав и свобод – что и являлось «идейной «сердцевиной» учений об общественном договоре многих английских мыслителей конца XVI – XVIII столетий. Далеко не случайно, англо-американские исследователи уводят родословную правового государства к идеям Р. Гукера, Дж. Локка.
Как известно, многие английские мыслители Нового времени рассматривали права человека как выражение неотчуждаемых свойств природы человека, которые существуют объективно – независимо от наличия и конфигурации тех или иных политических институтов. Концепция «общественного договора» была призвана не ответить на вопрос, как в действительности исторически сформировались первые государства, а, наподобие естественных наук, крайне популярных в XVII – XVIII вв., путем «мыслительного эксперимента» показать, как должно быть организовано правильное государство с позиции объективного устройства природы человека и общества. Правильное государство может являться лишь следствием свободного волеизъявления всех индивидов посредством единственно возможного рационального акта – договора каждого с каждым, поскольку все люди в равной мере обладают качеством свободы, способностью к разумному выбору, стремлением подчиняться лишь ими же установленным политическим институтам.
С позиции (естественно-правовой) «школы» Г. Гроция естественные права выражают объективно существующие свойства природы человека, которые невозможно отменить или изменить самим людям, и поэтому любое государство обязано признавать такие естественные права – в противном случае оно не будет являться правильным государством с позиции общечеловеческого разума. Государство здесь видится лишь искусственным созданием множества индивидуальных воль, обладающих общей природой; государство, в отличие от прав человека, не данность природы, а артефакт, и как всякий артефакт – производно от естественных норм устройства объективной действительности. Как продукт человеческих действий государство не может изменить или отменить объективно существующую реальность устройства природы человека – именно здесь объяснение приоритета прав человека перед позитивным правом в учении школы естественного права.
Понимая все естественно-правовые основания концепции правового государства нужно признать, что ее полноценную концептуализацию в истории правовой мысли произвел И. Кант. Концепция правового государства И. Канта формируется как реакция на политические практики полицейского государства.
Обычно выдвигают два основных различия между полицейским и правовым государством: в полицейском государстве нет пределов регулятивной и управленческой деятельности государства и его органов, в то время как в правовом государстве пределы вмешательства государства в социальную жизнь четко очерчиваются позитивным правом; в полицейском государстве публичная власть выведена за пределы действия ею же принятых законов и иных управленческих решений, в то время как правовое государство подчиняется своим собственным законам и в целом подзаконным актам.
Полицейское государство пытается регулировать сферу внутренней свободы, поскольку в основе имеет идеологию патриархальной теории и платоновские идеи просвещения философскими элитами невежественного общества. Полицейское государство относится к подданным как благоразумный отец относится к неразумным детям: отец знает, каким должна быть счастливая жизнь его детей, отец несет моральную ответственность за состояние сознания своих детей. Иными словами, полицейское государство не признает права на частную жизнь, публитизирует социальную реальность, рассматривая себя как центральный механизм воспитания подданных в духе правильной нравственности. Отсюда в полицейском государстве нет пределов правового регулирования (кроме объективных, обусловленных устройством природы, общества, человека). Из такой политической идеологии закономерно выводится и соответствующий метод управленческой деятельности полицейского государства, основывающийся на принципах императивности, казуистичности регулирования, морально-правового синкретизма.
И. Кант первым в истории западной философии четко разграничивает право и мораль по сфере регулирования и по цели регулирования. Право регулирует внешнюю деятельность (поэтому здесь не долг, а обязанность), мораль – внутренний мир (поэтому центральная категория долга); цель нормы морали – нравственное совершенствование, которое невозможно без нормосообразности мотива/цели действия; в то время как цель нормы права – внешняя нормосообразность поведения, при наличии которой цели и мотивы индифферентны. Правовое государство производит регулирование по правовому принципу, а не по нравственному – которым и руководствуется в своей правоустановительной деятельности полицейское государство.
В правовом же государстве, по Канту, из сферы правового регулирования исключается сфера внутреннего мира, которая принадлежит этическому. Введение в эту сферу правовых начал делает такую принудительную мораль аморальной. Хотя именно это, как писал С.С. Алексеев, «морализаторство в праве», и характеризует тоталитарные «правовые системы». Здесь, кстати говоря, корень критики Б.Н. Чичериным концепции В.С. Соловьева о праве как минимуме морали, поскольку практическая реализация этой идеи неминуемо уберет все пределы нормативного правового регулирования с целью возвести общество на более высокую ступень морали и позволит публичной власти принудительно навязывать ту или иную систему морали всему обществу в государственном масштабе.
В сфере внутреннего мира, согласно Канту, человек обладает свободой воли, без которой вообще невозможны ни мораль, ни право. Суть нравственного поступка, в отличие от правового, – в свободном следовании категорическому (безусловному) императиву: поступок этичен, если его мотивом и/или целью является лишь следование моральной максиме, а не сопутствующие условия, которых пытаются при таком поступке достичь – в этом суть категорического императива нравственности. Из парадокса Д. Юма, гласящего, что должное не выводимо из сущего, И. Кант выводит априорные основания морали – ее императив существует независимо от опыта и даже вопреки любому нарушающему опыту, его частоте и интенсивности.
Правовое государство И. Канта основывается на идее автономии внутреннего мира, поскольку человеку изначально присуща свобода воли. Поскольку требования морали априорны, а внутренний мир – это сфера их приложения, то правовое регулирование этой сферы не только бессмысленно, но и пагубно как для морали (поскольку уничтожает ее суть), так и для права (поскольку демонстрирует его бессилие). Именно поэтому в сфере внутреннего мира (совесть, представления о счастье, честь, достоинство, репутация и др.) правовое государство осуществляет не позитивное регулирование, а защиту, т.е. использует охранительные нормы, а не регулятивные. В этой сфере нет прав, которые всегда должны вменять другому нечто в обязанность, а есть свободы от произвольного вмешательства государства, общества и других людей. (Кстати, в одном «логическом ряду» с концепцией правового государства стоит либеральная концепция минимального государства — к внутреннему миру добавляется экономическая деятельность как сфера приложения свободы воли.)
В современной теории права мораль определяется как социальный нормативный регулятор. Все социальные нормы возникают в процессе исторического развития общества и соответствуют определенному типу культуры. Таким образом, можно заключить, что в теоретико-правовой литературе господствует социологическое понимание существа морали: нормы морали представляют собой продукт социального развития; общество является их первичным источником формирования.
Следует подчеркнуть, что кантианское понимание этических императивов принципиально иное – природа морали для Канта априорна, а не апостериорна – как утверждается в социологическом позитивизме, марксизме и многих течениях правовой мысли XX столетия.
Мораль начинает трактоваться как норма, имеющая социальное происхождение, именно с XIX столетия – благодаря научному позитивизму, социологическому подходу, которые исключили всякую метафизику из учения немецкой исторической школы права.
До философского идеализма конца XVIII – начала XIX века общество рассматривали как механизм, состоящий из атомов, который приводят в движение естественные страсти (Б. Спиноза, Т. Гоббс, и др.). Следовательно, суть социального – во взаимодействии, отношениях социальных атомов, индивидов, которое строится по таким же законам, что и законы природы вообще. Внутренний мир человека для такой картины социальной действительности отсутствует: в деизме, в который верило большинство просветителей, нет места для двух миров, в которых параллельно живет каждый человек.
Если у Канта существует мир материи, подчиняющийся слепым причинно-следственным законам, и существует мир практического разума, которому изначально присуща свобода воли и потому таких законов там нет, то у просветителей XVIII века социальная материя как производное природы человека подчиняется универсальным естественным законам, как и разум, который их способен открыть. Поэтому для просветителей построение законодательства в соответствии с такими естественными законами в краткие сроки неминуемо приведет к переустройству и всего общества в целом. Здесь – идеологическое основание французской революции 1789 г.
И. Кант же первым в истории западной философии вывел право и мораль за пределы мира природы, естественных жестких причинно-следственных законов, чем поставил крест на классическом «естественном праве» школы Г. Гроция и дал методологические основания для последующей философской герменевтики и «наук о духе» неокантианцев. И мораль, и право для И. Канта – суть продукты практического разума, духа, а не природы, в которой господствуют слепые закономерности.
Для научного позитивизма О. Конта, который стал популярен в кругах юристов второй половины XIX века все закономерности как в сфере общества, так и природы едины, т.е. произошел возврат к идеям естественного права «классической» школы. Научный позитивизм О. Конта явился важной методологической основой для формирования социологического направления понимания права и всех других соционормативных систем, привел к тому, что социальная природа права, морали, религии вообще перестала ставиться под сомнение.
Социологическое понимание морали как норм, формируемых в результате развития общества, производных социального опыта неминуемо ведет к политическому радикализму. Если нормы и морали, и права производны от исторического развития общества, от социальных условий жизнедеятельности человека, то, кардинально изменив эти условия можно изменить природу человека. Здесь берут свое идейное основание все проекты воспитания «нового человека» тоталитарными режимами — изменив социальную действительность меняем тип сознания, социальные нормативные системы.
У Канта прогресс человечества связывается не с моралью, а с правом. Правовое согласование равновеликих произволов осуществляется в социальных институтах и аккумулируется по ходу исторического развития общества, в то время как мораль неинституциональна, а потому внутренний мир человека, его моральное развитие заканчивается в момент его смерти. Институты общества за счет единых социальных образцов (ролей), нормоотношений способны транслировать правовой опыт регулирования внешней свободы, за счет чего возможен прогресс человечества в целом, в то время как нравственный прогресс неинституционален, зависит от индивидуального сознания и волевых усилий человека и может измеряться лишь масштабами одной жизни. Поэтому именно с правовым государством и гражданским обществом И. Кант связывал прогресс всего человечества.
___________
[1] Идеократия (от греч. idea — понятие, представление и греч. kratos — власть) — власть идей, идеалов, идеологий. Термин введен русскими евразийцами Н.С. Трубецким, П.Б. Савицким; противопоставлялся «власти материи», «рыночной системе», «торговому строю». Халипов В.Ф. Энциклопедия власти. М., 2005. С. 171. «Идеократический государственный режим подчиняет делу служения какой-либо идде (идеологии) не только жизни отдельных граждан, общества в целом, но и само государство. При таком режиме фактически правят не люди, а конкретная система идей». Поляков А.В. Общая теория права. СПб., 2004. С. 572.
К идеократическим режимам можно смело отнести все тоталитарные режимы (как правой, так и левой политической направленности), находящиеся в стадии расцвета (фашистская Италия 20—40-х гг. XXв., нацистская Германия 1933—1944гг., СССР конца 20-х—начала 50-х гг. XXв. и др.), все теократические режимы государств Древнего Востока, исламского фундаментализма (Ливия), современного Ватикана, коммунистический режим в современной Северной Корее, жесткие авторитарные режимы многих монократических (автократических) «республик» Тропической Африки (Малави (1964—1994) при Х.К. Банде, Гана при Кваме Нкруме, Гвинея (1958—1984) при А. Секу Туре, Заир (1960–1997) при Жозефе Мобуту, Центральноафриканская Республика (1966—1980) при Ж.Б. Бокасса) и «суперпрезидентских» «республик» государств Латинской Америки (Венесуэла во время правления Х. Гомеса (1909—1931), Бразилия периода 1964—1979гг., Чили времен диктатуры А. Пиночета (1973—1989)) и др. Легитимация власти в идеократических государствах всецело покоится на иррациональной, аффективной основе (М. Вебер) — она либо религиозная (государства исламского фундаментализма, Ватикан и др.), либо харизматическая (тоталитарные государства, монократические, суперпрезидентские «республики»), но в любом случае государственная власть в идеократиях персонифицирована, индивидуализирована — это власть личности вождя, а не обезличенного органа или должности (как в государственных системах с процедурно-легальным типом легитимации). Идеократические государства могут сформироваться только в религиозных, этикоцентристских, ценностно гомогенных (однородных), коллективистских и в значительной степени закрытых обществах с ярко выраженным монархическим правосознанием (И.А. Ильин). Степень идеократичности государственного режима, разумеется, может быть весьма различной, но в каждом идеократическом режиме общество объединяется вокруг некой высшей идеи (интегрирующая функция сверх-идеи), которая воспринимается как абсолютная, замкнутая на себя, а не инструментальная (относительная, функциональная) ценность.
1 комментарий