Дмитрий Литвинский (Адвокат, Париж) → Альтернативная юрисдикционная оговорка должна обеспечивать баланс интересов сторон
В прессе появились публикации о том, что 19 июня 2012 г. по спору между OOO «Сони Эрикссон Мобайл Коммюникейшнз Рус» и ЗАО «Русская телефонная компания» Президиум Высшего Арбитражного Суда РФ вынес решение, фактически отказавшее признавать обязательность арбитражной оговорки, в соответствии с которой одна из сторон отказывается от права на обращение в государственный суд, тогда как другая сторона сохраняет возможность выбора между государственной и третейской юрисдикцией (ссылка на новость; ссылка на новость).
Договор, заключенный между двумя российскими компаниями, одна из которых является дочкой крупной шведской корпорации, предусматривал альтернативную оговорку о компетентной юрисдикции. В соответствии с оговоркой, стороны обязаны разрешать возникшие споры в Лондоне по правилам арбитража Международной торговой палаты. При этом дочка шведской компании сохраняет возможность обратиться «в суд компетентной юрисдикции». Поскольку иное не оговорено, можно полагать, что речь идет как о российском, так и об иностранном государственном суде.
Та сторона, для которой опция не предусматривалась, тем не менее, обратилась в суд в Российской Федерации. Суды трех инстанций отказали в рассмотрении иска, сославшись на арбитражную оговорку. ВАС же посчитал, что «Исходя из общих принципов осуществления защиты гражданских прав, соглашение о разрешении споров из контракта не может наделять лишь одну сторону контракта (продавца) правом на обращение в компетентный государственный суд и лишать вторую сторону (покупателя) подобного права».
До получения доступа к тесту определения ВАС комментарии давать рано. Вместе с тем, уже сейчас его обоснованность может вызывать сомнения.
Прежде всего, добровольный и осознанный отказ одной из сторон от обращения в государственный суд ни в коей мере не лишает ее права на судебную защиту. Она может отстаивать свои в арбитраже за рубежом, и решение арбитража может быть признано на территории России. Тем более, что на практике явное расхождение в объеме прав в юрисдикционной оговорке неизбежно должно было привлечь внимание и стать предметом обсуждения при подписании договора.
Если в отношениях сторон и присутствует некий дисбаланс, то он не носит критического характера и вполне может вписываться в общую невозможность достижения некой абстрактной полной идентичности прав и обязанностей сторон договора.
В любом случае, сравнительному праву известны страны, право которых допускает для одной из сторон арбитражного соглашения чуть большую возможность маневра по сравнению с другой стороной. Речь, например, о Франции.
Скорее всего, на позиции ВАС сказался недавно озвученная его Председателем идея активного противодействия иностранным юрисдикциям, позволяющим себе т.н. «недобросовестную конкуренцию» (при всей сомнительности использования в судебной сфере этого экономического понятия). Не мог не сыграть свою роль и несомненный контроль шведской компании за своей российской дочкой, сказавшийся на включении во внутренний российский контракт оговорки об арбитраже в Англии. Вопросом остается и то, какой степенью свободы располагала другая сторона соглашаясь с предлагаемыми ей условиями.
Впрочем, позиция «Русской телефонной компании» может вызывать понимание. Понятно, что с экономической точки зрения, проведение арбитража в Лондоне связано с куда большими затратами, чем обращение в российский суд. Вероятно и то, что известная неопределенность с идентификацией компетентного третейского суда предполагала и последующие споры по этому поводу. Редакция оговорки не позволяет дать однозначный ответ, идет ли в ней речь о компетенции Лондонского международного третейского суда (LCIA) или же о проведении в Лондоне третейского разбирательства под эгидой и по правилам Международного арбитражного суда при МТП (Париж)? Вопрос остается открытым.
Вместе с тем, в том случае, если выбор российской стороны носил свободный характер, то излишнее охранительное рвение ВАС может скорее заслуживать критики, чем приветствоваться.
Копия на: http://avocatlitvinski.livejournal.com/
Договор, заключенный между двумя российскими компаниями, одна из которых является дочкой крупной шведской корпорации, предусматривал альтернативную оговорку о компетентной юрисдикции. В соответствии с оговоркой, стороны обязаны разрешать возникшие споры в Лондоне по правилам арбитража Международной торговой палаты. При этом дочка шведской компании сохраняет возможность обратиться «в суд компетентной юрисдикции». Поскольку иное не оговорено, можно полагать, что речь идет как о российском, так и об иностранном государственном суде.
Та сторона, для которой опция не предусматривалась, тем не менее, обратилась в суд в Российской Федерации. Суды трех инстанций отказали в рассмотрении иска, сославшись на арбитражную оговорку. ВАС же посчитал, что «Исходя из общих принципов осуществления защиты гражданских прав, соглашение о разрешении споров из контракта не может наделять лишь одну сторону контракта (продавца) правом на обращение в компетентный государственный суд и лишать вторую сторону (покупателя) подобного права».
До получения доступа к тесту определения ВАС комментарии давать рано. Вместе с тем, уже сейчас его обоснованность может вызывать сомнения.
Прежде всего, добровольный и осознанный отказ одной из сторон от обращения в государственный суд ни в коей мере не лишает ее права на судебную защиту. Она может отстаивать свои в арбитраже за рубежом, и решение арбитража может быть признано на территории России. Тем более, что на практике явное расхождение в объеме прав в юрисдикционной оговорке неизбежно должно было привлечь внимание и стать предметом обсуждения при подписании договора.
Если в отношениях сторон и присутствует некий дисбаланс, то он не носит критического характера и вполне может вписываться в общую невозможность достижения некой абстрактной полной идентичности прав и обязанностей сторон договора.
В любом случае, сравнительному праву известны страны, право которых допускает для одной из сторон арбитражного соглашения чуть большую возможность маневра по сравнению с другой стороной. Речь, например, о Франции.
Скорее всего, на позиции ВАС сказался недавно озвученная его Председателем идея активного противодействия иностранным юрисдикциям, позволяющим себе т.н. «недобросовестную конкуренцию» (при всей сомнительности использования в судебной сфере этого экономического понятия). Не мог не сыграть свою роль и несомненный контроль шведской компании за своей российской дочкой, сказавшийся на включении во внутренний российский контракт оговорки об арбитраже в Англии. Вопросом остается и то, какой степенью свободы располагала другая сторона соглашаясь с предлагаемыми ей условиями.
Впрочем, позиция «Русской телефонной компании» может вызывать понимание. Понятно, что с экономической точки зрения, проведение арбитража в Лондоне связано с куда большими затратами, чем обращение в российский суд. Вероятно и то, что известная неопределенность с идентификацией компетентного третейского суда предполагала и последующие споры по этому поводу. Редакция оговорки не позволяет дать однозначный ответ, идет ли в ней речь о компетенции Лондонского международного третейского суда (LCIA) или же о проведении в Лондоне третейского разбирательства под эгидой и по правилам Международного арбитражного суда при МТП (Париж)? Вопрос остается открытым.
Вместе с тем, в том случае, если выбор российской стороны носил свободный характер, то излишнее охранительное рвение ВАС может скорее заслуживать критики, чем приветствоваться.
Копия на: http://avocatlitvinski.livejournal.com/
Нет комментариев