Антон Михайлов → Метод науки, методология: первоначальные размышления (окончание)
1. В строгом смысле слова рефлексия – это обращение мысли на саму себя; символ рефлексии – змея, кусающая свой хвост. Если следовать этому пониманию рефлексивности, то не все действия, которые я бы отнес к пространству методологии, носят рефлексивный характер.
Например, если определенная научная теория рассматривается с позиции методологии, то мысль целенаправленно обращается не к содержанию теории, а к методу, ее сформировавшему, установкам, нормам деятельности, которые применялись, чтобы создать данную теорию. Иными словами, предметом исследования становится не содержание теории, а мыслительная деятельность, позволившая создать теорию. Именно такое исследование можно считать методологическим, но в строгом смысле слова оно не является рефлексивным. Рефлексивное исследование всегда связано с прекращением деятельности и полаганием предметом исследования уже собственной мыслительной деятельности в прошлом. Очевидно, что здесь не избежать «дурной бесконечности».
2. Методология становится предметом самостоятельных исследований тогда, когда наука приходит к осознанию нетождественности объекта науки и предмета науки, когда научное сообщество начинает сознавать, что знаково-знаниевые системы никогда не смогут стать «зеркалом природы», фотографирующим свойства и связи объектов действительности, такими, какие они есть на самом деле.
Когда ученые поняли, что знаково-знаниевые системы как содержание предмета науки формируется благодаря определенному методу, тогда сам метод стал объектом исследования, способным создавать уже предмет методологии как самостоятельной области исследований. Ученые осознали, что знаково-знаниевых систем может быть создано множество, и все они будут «высвечивать» в объекте науки лишь некоторые свойства, отношения. Содержание же таких знаниевых систем задается не только свойствами объекта, а уже внутринаучными факторами – методом. Впоследствии была открыта так называемая «научная парадигма».
Под рефлексивностью я понимал осознание того, что наше мыслительное содержание не тождественно феноменам объективной действительности, задается нашими методологическими установками, к которым мы тоже должны стремиться относиться осознанно.
3. Когда метод сопоставляется с лопатой или каким-либо иным материально выраженным предметом, тогда происходит натурализация. Во-первых, метод науки или исследования не имеет, в отличие от лопаты, материально выраженных референтов, которые доступны органам чувств. Во-вторых, лопата и любой подобный целесообразно созданный артефакт имеет свое предназначение, т.е. основную, центральную цель, за пределами которой, конечно, можно еще множество моментов найти, но они все равно не будут сопоставимы с ней, поскольку лопата изначально – артефакт, создаваемый с определенной целью. Метод, в отличие от лопаты, не создается сознательной деятельностью человека как единый инструмент. На моя взгляд, первоначальные методы науки создавались во многом стихийно, не сознательно, не были формализованы, выведены на уровень алгоритмизированной методики, т.е. они не создавались, не конструировались как инструменты, они выступали как неотъемлемая часть определенной теории, которую нужно было еще «очистить», отдифференцировать от предмета той или иной теории – для того, чтобы выделить метод. В таком «рафинированном» виде метод становится частью пространства методологии, но при этом он теряет свое единственное предназначение, которое всегда есть у лопаты.
Пока метод был инобытием определенного научного исследования, он, возможно, и имел центральное, основное предназначение, но когда он стал осмысляться как метод, а не часть теории, он тут же стал гораздо больше того, чем он являлся изначально, и он тут же потерял ведущее свое предназначение. При методологическом осмыслении метода изменялось и его предназначение, его содержание, структура, а при осмыслении лопаты такого, боюсь, не происходит: лопата остается лопатой.
4. Методика, несомненно, имеет отношение к методу. Она выступает «техникой» определенного метода, которая сформировалась благодаря применению метода к исследованию определенного объекта. Методика, в отличие от метода, всегда инструментальна, всегда связана с определенным кругом задач, т. е. выступает средством их решения. Причем степень формализации методики в сравнении с методом значительно выше: многие методики представляют собой алгоритмизированные последовательности (ряды) действий. Очевидно, что любая методика является результатом методологических исследований, и весьма вероятно, что без рефлексивной деятельности методику не сформировать. Однако само содержание методики преобразовано в такой формализованный вид, что ее освоение и действие в соответствии с ней практически не востребует рефлексивную деятельность.
5. Исследовать существование метода вне его создания и применения достаточно сложно. Где существует метод? Думаю, что в философском, научном или методологическом сознании, которое может, конечно, являться индивидуальным, но все методы, которые мы можем исследовать уже должны носить надличностный характер. Метод является продуктом рефлексивной деятельности; метод должен применяться осознанно, с пониманием всех его оснований, ограничений и возможностей. Рефлексивен ли метод сам в себе?
Метод нельзя рассматривать как объект, имеющий одну грань, одно измерение. Метод — это целостность, в которой при аналитическом рассмотрении можно выделить разные «срезы», каждый из которых не охватывает метод целиком. Поэтому охватить сознанием метод как целое невозможно, как и взять его в его собственном, «натуральном» существовании.
Для понимания нам всегда требуется контекст, некоторая рамка, но контекст не только порождает новые смыслы, он и ограничивает смысл рассматриваемого объекта. Скажем, если в качестве контекста мы берем предмет науки, то мы теряем методологические, культурные и прочие смыслы метода — они остаются за рамками предмета науки. Для науки существование метода самого по себе совершенно индифферентно, подлинное существование метод для науки имеет в предмете или, вернее, в процессе расширения предмета. И если с этой перспективы смотреть, то в существовании научного метода участвует и рефлексивная деятельность.
Метод — объект интеллигибельный, материальных референтов не имеет, не поддается непосредственному исследованию органами чувств и говорить о схватывании его в его собственном существовании, скорее всего, особого смысла не имеет. Обращая мысль на саму себя мы уже не находим первоначальную мысль такой же. Мы не в состоянии охватить 100% мыслительного содержания. Мысль в предмете и мысль, схваченная рефлексией, не тождественны. Поэтому движение в пространство «чистого» метода может быть бесконечным, мы всегда лишь приближаемся к этому пространству, потому что здесь, как и во всех гуманитарных дисциплинах, сам субъект включен в объект познания. Чтобы обратиться к своей мысли субъект должен иметь инструмент, который также является результатом работы прежней мысли и который не становится объектом исследования при рефлексии. Всегда остается нечто, что не является объектом, а выступает методом познания.
Например, если определенная научная теория рассматривается с позиции методологии, то мысль целенаправленно обращается не к содержанию теории, а к методу, ее сформировавшему, установкам, нормам деятельности, которые применялись, чтобы создать данную теорию. Иными словами, предметом исследования становится не содержание теории, а мыслительная деятельность, позволившая создать теорию. Именно такое исследование можно считать методологическим, но в строгом смысле слова оно не является рефлексивным. Рефлексивное исследование всегда связано с прекращением деятельности и полаганием предметом исследования уже собственной мыслительной деятельности в прошлом. Очевидно, что здесь не избежать «дурной бесконечности».
2. Методология становится предметом самостоятельных исследований тогда, когда наука приходит к осознанию нетождественности объекта науки и предмета науки, когда научное сообщество начинает сознавать, что знаково-знаниевые системы никогда не смогут стать «зеркалом природы», фотографирующим свойства и связи объектов действительности, такими, какие они есть на самом деле.
Когда ученые поняли, что знаково-знаниевые системы как содержание предмета науки формируется благодаря определенному методу, тогда сам метод стал объектом исследования, способным создавать уже предмет методологии как самостоятельной области исследований. Ученые осознали, что знаково-знаниевых систем может быть создано множество, и все они будут «высвечивать» в объекте науки лишь некоторые свойства, отношения. Содержание же таких знаниевых систем задается не только свойствами объекта, а уже внутринаучными факторами – методом. Впоследствии была открыта так называемая «научная парадигма».
Под рефлексивностью я понимал осознание того, что наше мыслительное содержание не тождественно феноменам объективной действительности, задается нашими методологическими установками, к которым мы тоже должны стремиться относиться осознанно.
3. Когда метод сопоставляется с лопатой или каким-либо иным материально выраженным предметом, тогда происходит натурализация. Во-первых, метод науки или исследования не имеет, в отличие от лопаты, материально выраженных референтов, которые доступны органам чувств. Во-вторых, лопата и любой подобный целесообразно созданный артефакт имеет свое предназначение, т.е. основную, центральную цель, за пределами которой, конечно, можно еще множество моментов найти, но они все равно не будут сопоставимы с ней, поскольку лопата изначально – артефакт, создаваемый с определенной целью. Метод, в отличие от лопаты, не создается сознательной деятельностью человека как единый инструмент. На моя взгляд, первоначальные методы науки создавались во многом стихийно, не сознательно, не были формализованы, выведены на уровень алгоритмизированной методики, т.е. они не создавались, не конструировались как инструменты, они выступали как неотъемлемая часть определенной теории, которую нужно было еще «очистить», отдифференцировать от предмета той или иной теории – для того, чтобы выделить метод. В таком «рафинированном» виде метод становится частью пространства методологии, но при этом он теряет свое единственное предназначение, которое всегда есть у лопаты.
Пока метод был инобытием определенного научного исследования, он, возможно, и имел центральное, основное предназначение, но когда он стал осмысляться как метод, а не часть теории, он тут же стал гораздо больше того, чем он являлся изначально, и он тут же потерял ведущее свое предназначение. При методологическом осмыслении метода изменялось и его предназначение, его содержание, структура, а при осмыслении лопаты такого, боюсь, не происходит: лопата остается лопатой.
4. Методика, несомненно, имеет отношение к методу. Она выступает «техникой» определенного метода, которая сформировалась благодаря применению метода к исследованию определенного объекта. Методика, в отличие от метода, всегда инструментальна, всегда связана с определенным кругом задач, т. е. выступает средством их решения. Причем степень формализации методики в сравнении с методом значительно выше: многие методики представляют собой алгоритмизированные последовательности (ряды) действий. Очевидно, что любая методика является результатом методологических исследований, и весьма вероятно, что без рефлексивной деятельности методику не сформировать. Однако само содержание методики преобразовано в такой формализованный вид, что ее освоение и действие в соответствии с ней практически не востребует рефлексивную деятельность.
5. Исследовать существование метода вне его создания и применения достаточно сложно. Где существует метод? Думаю, что в философском, научном или методологическом сознании, которое может, конечно, являться индивидуальным, но все методы, которые мы можем исследовать уже должны носить надличностный характер. Метод является продуктом рефлексивной деятельности; метод должен применяться осознанно, с пониманием всех его оснований, ограничений и возможностей. Рефлексивен ли метод сам в себе?
Метод нельзя рассматривать как объект, имеющий одну грань, одно измерение. Метод — это целостность, в которой при аналитическом рассмотрении можно выделить разные «срезы», каждый из которых не охватывает метод целиком. Поэтому охватить сознанием метод как целое невозможно, как и взять его в его собственном, «натуральном» существовании.
Для понимания нам всегда требуется контекст, некоторая рамка, но контекст не только порождает новые смыслы, он и ограничивает смысл рассматриваемого объекта. Скажем, если в качестве контекста мы берем предмет науки, то мы теряем методологические, культурные и прочие смыслы метода — они остаются за рамками предмета науки. Для науки существование метода самого по себе совершенно индифферентно, подлинное существование метод для науки имеет в предмете или, вернее, в процессе расширения предмета. И если с этой перспективы смотреть, то в существовании научного метода участвует и рефлексивная деятельность.
Метод — объект интеллигибельный, материальных референтов не имеет, не поддается непосредственному исследованию органами чувств и говорить о схватывании его в его собственном существовании, скорее всего, особого смысла не имеет. Обращая мысль на саму себя мы уже не находим первоначальную мысль такой же. Мы не в состоянии охватить 100% мыслительного содержания. Мысль в предмете и мысль, схваченная рефлексией, не тождественны. Поэтому движение в пространство «чистого» метода может быть бесконечным, мы всегда лишь приближаемся к этому пространству, потому что здесь, как и во всех гуманитарных дисциплинах, сам субъект включен в объект познания. Чтобы обратиться к своей мысли субъект должен иметь инструмент, который также является результатом работы прежней мысли и который не становится объектом исследования при рефлексии. Всегда остается нечто, что не является объектом, а выступает методом познания.
Нет комментариев