Инкогнито помощник прокурора → Истина в уголовном процессе: «объективная» или «формальная»
Написание данной статьи было вызвано дискуссией, начатой уважаемым Чемоданом, обитающем на форуме сайта «Прокнадзор» (ссылка: proknadzor.ru/forum/viewtopic.php?f=2&t=10724). Состоявшаяся дискуссия выявила несколько точек зрения о том, какую именно истину следует устанавливать в российском уголовном процессе (опрос на том же сайте: proknadzor.ru/forum/viewtopic.php?f=15&t=10727&sid=839ecd1c1563c05fec4e8954f9f524f0). Я пообещал написать статью на эту тему. В силу постоянной занятости, выполняю обещанное только сегодня (в конце концов, это не задание с определённым сроком).
Если читателя не отпугнуло происхождение статьи или тон, взятый автором, то прошу ознакомиться с «предметом и методом». Я рассматриваю вопрос о том, в каких пределах уголовно-процессуальная деятельность может быть направлена на установление истины по уголовному делу. При рассмотрении этого вопроса попытаюсь соблюсти непредвзятость. Я не принадлежу к научному миру и не очень люблю академический (наукообразный, а равно «научный») стиль изложения, а поэтому пишу от первого лица, не стесняясь собственной разговорной речи.
Момент 1. Что такое истина
Просвещённый обыватель с улицы, скорее всего, попрекнёт меня в том, что я занимаюсь глупостями, останавливаясь на очевидном: истина – она и в Африке (и в России?) истина. Когда сведения соответствуют действительности, тогда они истинны, а когда не соответствуют – ложны. В свою очередь, «соответствие действительности» определяется нашим восприятием, основанном на пяти чувствах (зрение, слух, осязание, обоняние и, естественно, вкус). Причём это «соответствие» не коррелирует с верой (уверенностью, убеждённостью) в чём-либо. Например, вы положите голую руку на раскалённую сковороду и будете стоически держать её там. Если вы будете убеждать себя в том, что находитесь в защитном невидимом поле, где ничто не может вам повредить, то избавит ли это вас от ожога? Крайне вероятно, что ожог всё-таки будет, значит – вам будет причинён вред. Таким образом, сведения о фактах (рука – сковорода – ожог) будут соответствовать действительности, а вот различные толкования этих фактов (например, защитная магия была слаба, злые духи навредили, или просто случилось осеннее обострение) относятся к вопросам веры (уверенности, убеждённости).
По моим весьма скромным наблюдениям, многие из нас не столько выясняют факты и устанавливают причинную связь между ними, сколько пытаются так или иначе истолковать их. Например, жена установила, что муж изменил ей. Она выяснила, как всё было, а теперь думает, почему же так произошло. Толкований может быть много. Однако вряд ли ей удастся залезть в голову мужа и узнать наверняка, чем же он руководствовался. Может быть, он вообще был сильно пьян и ничем не руководствовался, а дурная любовница воспользовалась его беззащитным состоянием. А вдруг это всё из-за шестимесячного лечебного воздержания, которое жена героически предпринимает? Или во всём виноваты ежедневные попрекания о маленьком размере его зарплаты? Сложно сказать (и установить сложно). Однако факт супружеской неверности налицо.
Итак, я прихожу к выводу о том, что действительность состоит из фактов (или обстоятельств – что одно и то же) и причинно-следственной связи между ними. Если какие-либо сведения соответствуют причинно связанным фактам, что они истинны. Если нет, то они ложны. Следует заметить, что любой факт доступен тому или иному наблюдению, фиксации, измерению, поскольку он имеет объективную природу.
Сведения, содержащие толкование действительности, не следует именовать истинными или ложными, так толкование существует вне фактов, хотя и основано на них, а поэтому находится «по ту сторону истины и лжи». Однако данный вывод не отменяет того, что в одни толкования вмещается больше фактов, в другие – меньше (узкие и широкие толкования). Субъективная природа толкования не позволяет наблюдать, зафиксировать или измерить его.
Теперь перейду от своих выводов к двум абстрактным рассуждениям, которые прокомментирую.
Предположим, что истина – это лишь идеальный конструкт, который полностью невозможен в реальности («абсолютная» истина). Вот, люди долгое время не знали о явлении радиоактивности, измерив его в конце концов только соответствующими приборами. А это явление было всегда! Наверное, есть ещё множество явлений, которые недоступны нашим человеческим чувствам и приборам. И мы о них не знаем, а поэтому «абсолютной» истиной обладать никогда не сможем. Мы можем знать только «относительную» истину.
Мне лично нечего возразить против такой точки зрения. Да, обо всём не узнать. Любая истина относительна, поскольку она указывает только на исследованные и доступные нам факты. Однако не следует думать, что прилагательное «абсолютный» и «объективный» равнозначны по смыслу. Истина объективна по своей природе (соответствует связанным фактам), но это не значит, что всякая объективная истина «абсолютна».
Или предположим, что истина – это условность. Что она вообще недостижима. Интересный взгляд, но, как мне кажется, здесь под словом «истина» имеется в виду какое-то трансцендентное мистическое переживание. Если так, то я согласен, что это сложно превратить в сведения, которые можно впоследствии проверить «на соответствие» действительности. Но если под истиной понимать простую подзаборную истину, то я не соглашусь. Если вам предъявят жёлтый стеклянный шар и скажут, что это синий стальной куб, то можно ли говорить о том, что вам сообщают сведения, не соответствующие действительности (ложь)? Наверное, об этом можно говорить, и это не будет чем-то условным.
Момент 2. Пределы истины в уголовно-процессуальной деятельности
Это очень важный вопрос – а какую главную цель преследует уголовный процесс? К сожалению, универсальный ответ на этот вопрос невозможен. В различные времена и в разных юрисдикциях на него отвечают по-разному.
Я не буду приводить примеры и цитаты, так как самое важное для меня в этом моменте – это только то, что универсального ответа нет. А это, на мой скромный взгляд, означает, что не всяким уголовным процессом истина по уголовному делу будет приниматься (допускаться) без ограничивающих её пределов.
Рассмотрю три условных ограничителя на «допуск» истины в уголовное дело.
Вариант первый: истина не нужна, чтобы разрешить уголовное дело. И вправду, зачем разные глупости, если всё можно решить старой доброй ордалией, признанием под пыткой или поединком? Так, если уж человек прошёл испытание огнём (водой, медными трубами, пивом и т.д.), то всё понятно и без истины. А в более экзотических культурах (например, у ацтеков), где не существовало уголовного процесса как такового, истину могла замещать потребность богов в свежей крови для жертвоприношений. В современное нам время подобную, но заметно более слабую и гуманную, функцию частичного субститута истины в России выполняет нужда языческого божества АППГ. В связи с этим я затрудняюсь сказать, в какой мере наша уголовно-процессуальная деятельность является культовой, а её участники – частью ритуала.
Вариант второй: истина по уголовному делу допускается в той мере, в которой она является необходимой для победы в споре. Этот вариант предусматривает состязательную «борьбу» заинтересованных толкователей за разум независимого медиума (это обычно один судья, иногда – вместе со случайно набранными людьми – «присяжными»), решение которого должно определить сильнейшего, за которым стоит сама правда. Каждый из толкователей (обвинитель и защитник) сам выясняет факты, отбирая из них те, которые удовлетворяют его процессуальному интересу, и пытается убедить медиума, что именно его толкование самое широкое, то есть в него умещаются все известные факты, а толкование противной стороны – более узкое и страдает противоречиями. Кроме прочего, такой уголовный процесс более или менее насыщен «механическими» ограничениями на установление истины по делу и на представление фактов медиуму. Решение медиума, как правило, должно быть «окончательным» – даже если оно не получает поддержку у здравого смысла. С другой стороны, у юристов всегда есть предусмотренная законом возможность выяснить, у кого из них лучше отработаны ораторские навыки и актёрское мастерство.
Вариант третий: установление всей возможной истины является необходимым условием для разрешения уголовного дела. Собственно говоря, данный вариант не позволит суду вынести приговор, если какие-то существенные для дела обстоятельства не были установлены, или же если связь между ними не является очевидной. Несмотря на то, что такой уголовный процесс должен очень точным, он занижает роль разумных (но не доказанных) предположений, роль толкования событий, которое опирается хотя бы на один не установленный существенный факт, а также может позволить заинтересованным сторонам лишь примитивные процессуальные гарантии. Соответственно, говорить об «окончательности» судебных решений можно будет лишь очень условно. Представить себе установление всей возможной истины можно только незаинтересованным лицом, имеющим соответствующие полномочия. Поэтому данный процесс почти требует наличия дееспособного следствия и активного независимого суда.
Таким образом, видно, что пределы, в которых истина «допускается» в уголовное дело, самым прямым образом влияют на общий характер всей уголовно-процессуальной деятельности («тип процесса»). Поэтому точка зрения на то, какая истина (иначе говоря, в каком объёме) должна устанавливаться в российском уголовном процессе, по существу предопределяет предпочтительный тип процесса.
Конечно, можно перемешать в одном флаконе элементы различных типов процесса – формализовать установление истины, сохранив предварительное следствие и поклоняясь АППГ, соблюдая сроки и предоставляя сторонам гарантии, требуя при этом подлинной состязательности и тайны расследования. Однако эффективность такой конструкции будет, на мой взгляд, весьма невелика. А вопрос об истине в уголовном процессе – ключевой – вообще стыдливо обойден вниманием в действующем процессуальном законе, который пытается мелочно «зарегулировать» разнородные элементы, из которых он был механически составлен.
В заключение этого момента хочу заметить, что «объективная» истина соответствует третьему варианту, «формальная» – второму. Прилагательные «объективная» и «формальная» являются лишь устоявшимися теоретическими ярлыками, которые я использую для удобства. Совершенно очевидно, что любая истина по своей природе объективна (это проверенные сведения о фактах и их причинной связи), а если она устанавливается в ходе процессуальной деятельности, то её фиксация должна происходить формально.
Вместо указанных неудачных названий и собственных разглагольствований о том, «как правильно» называть, я замечу, на мой скромный взгляд, главное. Речь идёт только об объёме истины, который необходим для разрешения дела. Если речь идёт об «объективной» истине, то должна быть установлена вся (доступная для познания) истина по делу. А если речь идёт о «формальной» истине, то истина по делу устанавливается в ограниченном объёме, достаточном для обоснования толкования событий, которое предоставляется суду.
То есть речь идёт о «процессуальном отношении»: «сколько истины» должно быть достаточно для разрешения уголовного дела по существу?
Момент 3. Послесловие
Надеюсь, читатель не был до глубины души оскорблён отсутствием цитат учёных, перечня использованной литературы и бюрократических штамповочных выражений. Это исключительно «атрибуты техники».
Благодарю читателя за терпение (чтение – большой труд).
Помощник прокурора N-ского района (инкогнито).
Если читателя не отпугнуло происхождение статьи или тон, взятый автором, то прошу ознакомиться с «предметом и методом». Я рассматриваю вопрос о том, в каких пределах уголовно-процессуальная деятельность может быть направлена на установление истины по уголовному делу. При рассмотрении этого вопроса попытаюсь соблюсти непредвзятость. Я не принадлежу к научному миру и не очень люблю академический (наукообразный, а равно «научный») стиль изложения, а поэтому пишу от первого лица, не стесняясь собственной разговорной речи.
Момент 1. Что такое истина
Просвещённый обыватель с улицы, скорее всего, попрекнёт меня в том, что я занимаюсь глупостями, останавливаясь на очевидном: истина – она и в Африке (и в России?) истина. Когда сведения соответствуют действительности, тогда они истинны, а когда не соответствуют – ложны. В свою очередь, «соответствие действительности» определяется нашим восприятием, основанном на пяти чувствах (зрение, слух, осязание, обоняние и, естественно, вкус). Причём это «соответствие» не коррелирует с верой (уверенностью, убеждённостью) в чём-либо. Например, вы положите голую руку на раскалённую сковороду и будете стоически держать её там. Если вы будете убеждать себя в том, что находитесь в защитном невидимом поле, где ничто не может вам повредить, то избавит ли это вас от ожога? Крайне вероятно, что ожог всё-таки будет, значит – вам будет причинён вред. Таким образом, сведения о фактах (рука – сковорода – ожог) будут соответствовать действительности, а вот различные толкования этих фактов (например, защитная магия была слаба, злые духи навредили, или просто случилось осеннее обострение) относятся к вопросам веры (уверенности, убеждённости).
По моим весьма скромным наблюдениям, многие из нас не столько выясняют факты и устанавливают причинную связь между ними, сколько пытаются так или иначе истолковать их. Например, жена установила, что муж изменил ей. Она выяснила, как всё было, а теперь думает, почему же так произошло. Толкований может быть много. Однако вряд ли ей удастся залезть в голову мужа и узнать наверняка, чем же он руководствовался. Может быть, он вообще был сильно пьян и ничем не руководствовался, а дурная любовница воспользовалась его беззащитным состоянием. А вдруг это всё из-за шестимесячного лечебного воздержания, которое жена героически предпринимает? Или во всём виноваты ежедневные попрекания о маленьком размере его зарплаты? Сложно сказать (и установить сложно). Однако факт супружеской неверности налицо.
Итак, я прихожу к выводу о том, что действительность состоит из фактов (или обстоятельств – что одно и то же) и причинно-следственной связи между ними. Если какие-либо сведения соответствуют причинно связанным фактам, что они истинны. Если нет, то они ложны. Следует заметить, что любой факт доступен тому или иному наблюдению, фиксации, измерению, поскольку он имеет объективную природу.
Сведения, содержащие толкование действительности, не следует именовать истинными или ложными, так толкование существует вне фактов, хотя и основано на них, а поэтому находится «по ту сторону истины и лжи». Однако данный вывод не отменяет того, что в одни толкования вмещается больше фактов, в другие – меньше (узкие и широкие толкования). Субъективная природа толкования не позволяет наблюдать, зафиксировать или измерить его.
Теперь перейду от своих выводов к двум абстрактным рассуждениям, которые прокомментирую.
Предположим, что истина – это лишь идеальный конструкт, который полностью невозможен в реальности («абсолютная» истина). Вот, люди долгое время не знали о явлении радиоактивности, измерив его в конце концов только соответствующими приборами. А это явление было всегда! Наверное, есть ещё множество явлений, которые недоступны нашим человеческим чувствам и приборам. И мы о них не знаем, а поэтому «абсолютной» истиной обладать никогда не сможем. Мы можем знать только «относительную» истину.
Мне лично нечего возразить против такой точки зрения. Да, обо всём не узнать. Любая истина относительна, поскольку она указывает только на исследованные и доступные нам факты. Однако не следует думать, что прилагательное «абсолютный» и «объективный» равнозначны по смыслу. Истина объективна по своей природе (соответствует связанным фактам), но это не значит, что всякая объективная истина «абсолютна».
Или предположим, что истина – это условность. Что она вообще недостижима. Интересный взгляд, но, как мне кажется, здесь под словом «истина» имеется в виду какое-то трансцендентное мистическое переживание. Если так, то я согласен, что это сложно превратить в сведения, которые можно впоследствии проверить «на соответствие» действительности. Но если под истиной понимать простую подзаборную истину, то я не соглашусь. Если вам предъявят жёлтый стеклянный шар и скажут, что это синий стальной куб, то можно ли говорить о том, что вам сообщают сведения, не соответствующие действительности (ложь)? Наверное, об этом можно говорить, и это не будет чем-то условным.
Момент 2. Пределы истины в уголовно-процессуальной деятельности
Это очень важный вопрос – а какую главную цель преследует уголовный процесс? К сожалению, универсальный ответ на этот вопрос невозможен. В различные времена и в разных юрисдикциях на него отвечают по-разному.
Я не буду приводить примеры и цитаты, так как самое важное для меня в этом моменте – это только то, что универсального ответа нет. А это, на мой скромный взгляд, означает, что не всяким уголовным процессом истина по уголовному делу будет приниматься (допускаться) без ограничивающих её пределов.
Рассмотрю три условных ограничителя на «допуск» истины в уголовное дело.
Вариант первый: истина не нужна, чтобы разрешить уголовное дело. И вправду, зачем разные глупости, если всё можно решить старой доброй ордалией, признанием под пыткой или поединком? Так, если уж человек прошёл испытание огнём (водой, медными трубами, пивом и т.д.), то всё понятно и без истины. А в более экзотических культурах (например, у ацтеков), где не существовало уголовного процесса как такового, истину могла замещать потребность богов в свежей крови для жертвоприношений. В современное нам время подобную, но заметно более слабую и гуманную, функцию частичного субститута истины в России выполняет нужда языческого божества АППГ. В связи с этим я затрудняюсь сказать, в какой мере наша уголовно-процессуальная деятельность является культовой, а её участники – частью ритуала.
Вариант второй: истина по уголовному делу допускается в той мере, в которой она является необходимой для победы в споре. Этот вариант предусматривает состязательную «борьбу» заинтересованных толкователей за разум независимого медиума (это обычно один судья, иногда – вместе со случайно набранными людьми – «присяжными»), решение которого должно определить сильнейшего, за которым стоит сама правда. Каждый из толкователей (обвинитель и защитник) сам выясняет факты, отбирая из них те, которые удовлетворяют его процессуальному интересу, и пытается убедить медиума, что именно его толкование самое широкое, то есть в него умещаются все известные факты, а толкование противной стороны – более узкое и страдает противоречиями. Кроме прочего, такой уголовный процесс более или менее насыщен «механическими» ограничениями на установление истины по делу и на представление фактов медиуму. Решение медиума, как правило, должно быть «окончательным» – даже если оно не получает поддержку у здравого смысла. С другой стороны, у юристов всегда есть предусмотренная законом возможность выяснить, у кого из них лучше отработаны ораторские навыки и актёрское мастерство.
Вариант третий: установление всей возможной истины является необходимым условием для разрешения уголовного дела. Собственно говоря, данный вариант не позволит суду вынести приговор, если какие-то существенные для дела обстоятельства не были установлены, или же если связь между ними не является очевидной. Несмотря на то, что такой уголовный процесс должен очень точным, он занижает роль разумных (но не доказанных) предположений, роль толкования событий, которое опирается хотя бы на один не установленный существенный факт, а также может позволить заинтересованным сторонам лишь примитивные процессуальные гарантии. Соответственно, говорить об «окончательности» судебных решений можно будет лишь очень условно. Представить себе установление всей возможной истины можно только незаинтересованным лицом, имеющим соответствующие полномочия. Поэтому данный процесс почти требует наличия дееспособного следствия и активного независимого суда.
Таким образом, видно, что пределы, в которых истина «допускается» в уголовное дело, самым прямым образом влияют на общий характер всей уголовно-процессуальной деятельности («тип процесса»). Поэтому точка зрения на то, какая истина (иначе говоря, в каком объёме) должна устанавливаться в российском уголовном процессе, по существу предопределяет предпочтительный тип процесса.
Конечно, можно перемешать в одном флаконе элементы различных типов процесса – формализовать установление истины, сохранив предварительное следствие и поклоняясь АППГ, соблюдая сроки и предоставляя сторонам гарантии, требуя при этом подлинной состязательности и тайны расследования. Однако эффективность такой конструкции будет, на мой взгляд, весьма невелика. А вопрос об истине в уголовном процессе – ключевой – вообще стыдливо обойден вниманием в действующем процессуальном законе, который пытается мелочно «зарегулировать» разнородные элементы, из которых он был механически составлен.
В заключение этого момента хочу заметить, что «объективная» истина соответствует третьему варианту, «формальная» – второму. Прилагательные «объективная» и «формальная» являются лишь устоявшимися теоретическими ярлыками, которые я использую для удобства. Совершенно очевидно, что любая истина по своей природе объективна (это проверенные сведения о фактах и их причинной связи), а если она устанавливается в ходе процессуальной деятельности, то её фиксация должна происходить формально.
Вместо указанных неудачных названий и собственных разглагольствований о том, «как правильно» называть, я замечу, на мой скромный взгляд, главное. Речь идёт только об объёме истины, который необходим для разрешения дела. Если речь идёт об «объективной» истине, то должна быть установлена вся (доступная для познания) истина по делу. А если речь идёт о «формальной» истине, то истина по делу устанавливается в ограниченном объёме, достаточном для обоснования толкования событий, которое предоставляется суду.
То есть речь идёт о «процессуальном отношении»: «сколько истины» должно быть достаточно для разрешения уголовного дела по существу?
Момент 3. Послесловие
Надеюсь, читатель не был до глубины души оскорблён отсутствием цитат учёных, перечня использованной литературы и бюрократических штамповочных выражений. Это исключительно «атрибуты техники».
Благодарю читателя за терпение (чтение – большой труд).
Помощник прокурора N-ского района (инкогнито).
Вот Вам и примерчик. Господин Бастрыкин А.И. произвел на свет Инструкцию о порядке приема, регистрации и проверки сообщений о преступлениях… № 72 от 03.05.2011, в соответствии с которой судья, следователи не привлекаются к уголовной ответственности по заявлениям о преступлениях, поступающих от граждан. Между тем, Верховный Суд РФ постановил, что данная Инструкция не зарегистрирована в соответствии с законом и не опубликована в СМИ, и не имеет юридической силы. Однако же. следователи руководствуются в своих процессуальных действиях данной незаконной Инструкцией и все заявления о преступлениях, совершенных судьями или следователями, отправляет в мусорную корзину, тогда как все сообщения о преступлениях, в соответствии ст. ст. 144, 145 УПК РФ подлежат проверке. Не могли бы Вы направить Ваши драгоценные силы на борьбу с этой срачкой на голову народа? Прошу прощения за некрасивые слова, которые я употребила, но многие действия людей от власти иначе не определить. Спасибо
Вот, в качестве еще примерчика. Дело Мирзаева. У судьи есть достаточно данных, чтобы сделать вывод о причинно-следственной связи между ударом Мирзаева и смертью Вани. Очевидно, что не нужна никакая экспертиза, которую все назначает и назначает судья. Судья проявляет трусость и не исполняет свою прямую обязанность- сделать вывод о причинно-следственной связи. При этом судье нужно привлечь здравый смысл и свою совесть, чтобы сделать вывод, то есть установить виновность обвиняемого.
А причинно-следственная связь — очевидна, вот она: Смерть Вани произошла в следствии повреждения жизненно-важных органов, повреждения жизненно-важных органов произошли в результате сильного удара об асфальт, эта сила удара об асфальт появилась по причине того, что телу было сообщено дополнительное ускорение, это дополнительное ускорение тело получило от удара рукой Мирзаева, очевидно, что сила удара была большой, так как Ваня, будучи рослым и крепким не сумел удержаться на ногах, кроме того, очевидно, Ваня потерял сразу же сознание, еще до соприкосновения с асфальтом, поэтому не сумел инстинктивно сгруппироваться., то есть он получил нокаут.Чем сильнее сила удара от руки, тем больше ускорение падения и тем больше сила удара об асфальт и тяжелее повреждения, полученное телом при ударе об асфальт.От пощечины люди не падают и не разбивают себе голову. Был ли пьян Ваня в момент удара его Мирзаевым не имеет значения и не может этот вопрос рассматриваться судом; потому что пьяного тоже нельзя бить. Вопрос об оказании медицинской помощи также не имеет к делу никакого отношения. Допустим один человек раскроил другому голову ломом, а потом оправдывается тем, что первый был пьян и ему не оказали медицинскую помощь.
То что судья не справляется со своими обязанностями причиняет родителям Вани дополнительно горе и страдания. Вот такие у нас судья. Причем здесь истина, когда нет элементарно здравого смысла и совести у судьи.
Кроме того, вот почему народ у нас в основном против того, чтобы каждый имел оружие? Потому что при любом пустяковом конфликте народ будет, не сдерживаясь применять оружие. В советские времена определенные виды борьбы, такие как карате, были приравнены к владению оружия и были запрещены. Почему? Потому что, карате и другие виды борьбы имели в своем арсенале такие приемы, с помощью которых можно легко, легким движением руки убить человека. То есть считалось, что человек, который владеет карате мог при пустяковом конфликте, вспылить и применить приемы карате и убить человека. То есть владение карате приравнивалось к владению оружием. Это действительно так- Мирзаев владел и применил оружие — смертельные навыки борьбы, применил он их вспылив, не удержавшись и автаматически. Конечно, в голове у него не было планов убивать, но он знал, что у него в руках оружие и он может им убить человека. Для него -ст. 111 УК РФ сто пудово, без каких- либо сомнений.
Если Вы считаете, что знания математики позволят Вам разобраться в праве — это Ваша проблема, а не проблема судей, которых Вы именно исходя из знаний математики, огульно оскорбляете. У меня например возникают сомнения в Вашем здравом смысле, потому что я впервые встречаю математика, заявляющего о том, что он разберется в праве не хуже юристов, но это же не дает мне права заявлять о Вашей умственной отсталости.
Лично мне неизвестен период времени, когда судьи и прокуроры не вызывали у нашего населения отрицательных чувств. Вы правильно заметили, что нас с вами не любят где-то в равной степени.
Если у Вас есть настроение обсудить рассмотренный в статье сугубо отвлечённый вопрос, то я буду рад услышать Ваше мнение.
А поскольку вместе как-то веселее, что совершенно верно, приглашаю Вас зарегистрироваться на форуме proknadzor.ru/forum/