Алексей Михальчик → Вердикт по делу Политковской – триумф контролируемого правосудия!
Вердикт по делу Политковской – триумф контролируемого правосудия!
Наверно, многие мои коллеги сразу поморщатся от броского, отдающего желтизной заголовка: мол, видали мы и похлеще «триумфы». Да, не спорю, буквально каждый день наша Фемида подкидывает нам, юристам, очередные поводы схватиться за голову. Но, как известно, человек оценивает события через призму своего опыта. Так вот – «такого номера я еще не видел».
20 мая 2014 года в Московском городском суде коллегией присяжных вынесен обвинительный вердикт в отношении пятерых подсудимых по делу об убийстве Анны Политковской. Подчеркну, что я являюсь защитником одного из обвиненных в этом убийстве, следовательно – заинтересованным лицом. Но не все же воспринимать argumentum ad hominem, возможно, стоит взвесить и сами доводы, которые я представляю.
Данная заметка – лайт-версия разбора процесса, который я планирую позже сделать с анализом конкретных вопросов вопросного же листа (извините за тавтологию). Сейчас хочу пробежаться по самым знаковым моментам.
Первое чувство, которое вызвал у меня вердикт, – крайнее удивление. Голоса присяжных распределились следующим образом (первая цифра – число признавших подсудимого виновным, вторая – число оправдавших): Гайтукаев – 11:1; Хаджикурбанов – 9:3; Рустам Махмудов – 10:2; Джабраил Махмудов – 11:1; Ибрагим Махмудов – 7:5 (одного голоса не хватило до оправдания!). При этом присяжные единогласно проголосовали за снисхождение для Ибрагима Махмудова. Рустам Махмудов признан виновным и по эпизоду похищения человека в 1996 году (это обвинение шло «прицепом») – 8:4.
По мне, распределение голосов весьма странное. Есть, по всей видимости, один человек, который был уверен в полной невиновности всех подсудимых по делу Политковской. Остальные голосовали, скорее всего, произвольно.
Бросается в глаза и существенная разница в оценке виновности Джабраила и Ибрагима Махмудовых. Ведь они выполняли, по версии обвинения, схожие вспомогательные функции. Удивляет и безапелляционность голосования по вопросу о виновности Гайтукаева и Рустама Махмудова: первый имел неоспоримое алиби – находился в тюрьме, и его телефон прослушивали, а второй имеет внешность, явно отличную от внешности киллера, запечатленного камерами наружного наблюдения.
Все вышесказанное, конечно же, с точки зрения юристов – лирика. Суд присяжных – суд улицы, и некоторые могут сказать: защитники недоработали, не донесли до присяжных свою позицию, вот и получили обвинительный вердикт.
Хороший юрист, проиграв процесс, всегда ищет свои упущения – и, как правило, находит. Разумеется, я тоже нахожу свои недоработки. Но справедливости ради все же надо отметить: председательствующий по делу полностью «перекрывал нам кислород», и даже элементарные действия защиты блокировались самым жестким образом. Те же моменты, которые могли ключевым образом повлиять на исход дела, пресекались уже на подступах.
В чем обвинялся мой подзащитный Сергей Хаджикурбанов? В том, что «после 22 сентября 2006 г.» вступил в преступную группу, которая в тот момент активно готовилась к совершению убийства Политковской. Непосредственно в убийстве, как считают прокуроры, он не участвовал, но якобы координировал действия «непосредственных исполнителей» – братьев Махмудовых, предоставляя им информацию о передвижении и месте жительства Политковской. Организатором убийства обвинение называет дядю Махмудовых – Лом-Али Гайтукаева. В этой же обойме – полковник «наружки» Павлюченков, который заключил сделку со следствием и заявил, что его нанял Гайтукаев за 150 тысяч долларов, но потом «ему стало страшно», он приехал к Хаджикурбанову и отдал все деньги, а тот ему и сообщил, что «тоже работает по Политковской».
Главная нестыковка: Хаджикурбанов ни разу в период подготовки убийства не общался ни с кем из своих «соучастников» – ни лично, ни по телефону, что подтверждается детализацией его телефонных переговоров.
Как вы, наверное, уже поняли, все подсудимые «в отказе». В суд притащили некоего Червоню Оглы, который на следствии говорил, что слышал от своего друга Павлюченкова, будто «Хаджик торопит по Политковской». В суде свидетель отказался от этих показаний и объяснил, что дал их под давлением. Был еще некий Олег Голубович, которого по причине его белорусского гражданства допросить нам не дали, но протоколы его допросов присяжным огласили; согласно этим протоколам, Павлюченков говорил Голубовичу в 2006 году, что «Хаджик взял на себя дела Гайтукаева».
Ну и, наконец, прослушки Гайтукаева. ФСБ слушала его почти год, но за сам день убийства есть фонограмма только одного звонка – все остальные, согласно справке чекистов, «оперативного интереса не представляют и были уничтожены за давностью времени» (sic!). На Хаджикурбанова в этих прослушках также нет и намека.
Давайте порассуждаем. Как присяжные могли при столь зыбкой «доказательной базе» вынести обвинительный вердикт?
Напомню, что вердикт вынесла вторая по счету коллегия. Первая была распущена в декабре 2013 года после пяти месяцев судебного процесса, когда за пару дней из нее выпали пять присяжных. Почитайте мою статью, посвященную этому событию, и вы поймете, что уже тогда все было не так просто: http://blog.pravo.ru/blog/sudebnaya_praktika/7948.html
1. Взяли измором
Первая причина столь печального вердикта: судьи из народа банально устали, им было лень разбираться.
В одном из своих интервью по этому делу (http://www.firstnews.ru/opinions/651295/) я охарактеризовал действия прокуроров в процессе так: «Обвинение зомбирует присяжных». Действительно, стороне обвинения было позволено многократно обращаться к одним и тем же доказательствам, при этом защите было прямо запрещено обращать внимание на слабые стороны этих доказательств. Когда же наступил черед защиты представлять доказательства, нам было запрещено повторно обращаться к уже «исследованным» прокурорами материалам. То есть мы не могли не только ответить на зомбирование похожей тактикой, но и вообще толком указать на недочеты представленных доказательств. Учитывая, что процесс шел полгода, присяжным все надоело, им было лень ловить намеки защиты. Но они хорошо усвоили «урок» – версию, которую прокуроры многократно изложили на разных стадиях процесса (повторение, как известно, мать учения), и в результате в совещательной комнате вспомнили именно эти фрагменты.
2. Национальный акцент и поведение подсудимых
Четверо из пяти подсудимых – чеченцы, что на волне всяких Манежек и Бирюлева для любого москвича уже стало красной тряпкой. Так что положение их было априори невыгодным. Думаю, что для части присяжных презумпция невиновности отошла из-за этого на второй план: именно подсудимые в силу своей национальности должны были доказать свою невиновность. Хаджикурбанов же как обладатель фонетически подозрительной фамилии просто попал под общую гребенку. Надо отметить, однако, что все они вели себя вызывающе, дерзко, и это могло натолкнуть на мысль о наличии на скамье подсудимых некой группы неадекватных людей. У присяжного, впервые попавшего в подобную обстановку, мат и грубость в процессе могут вызвать именно такие мысли.
3. Негативное отношение прессы
Человеку, который начинает заниматься абсолютно новым для себя делом, приходится искать авторитетные мнения и источники дополнительной информации. Такими источниками были различные издания, освещавшие процесс. Возможно, самым авторитетным из них могла стать «Новая газета», где работала Анна Политковская. Это издание направляло в процесс своих хроникеров, которые публиковали материалы с каждого заседания. Однако статьи эти были чрезвычайно тенденциозны и предвзяты. Позиция защиты практически не освещалась, а если слова адвокатов и попадали в текст, то они максимально искажались, порой приобретая некоторую, скажем так, дебиловатость.
4. Негативное представление присяжным личности подсудимых
Законом запрещено доводить до сведения присяжных любые факты, которые могут составить предубеждение к подсудимым. Народные судьи – люди впечатлительные, картину перед собой наблюдают печальную, а расскажешь им еще и про то, каким плохим мужем или отцом был подсудимый, – и вынесут вердикт без доказательств.
Прокурор несколько раз с удовольствием цитировала присяжным справку из ГАИ о том, что в организме некогда остановленного за дорожное нарушение Рустама Махмудова были найдены следы «анальгина и метадона». Обвинению очень хотелось представить главного обвиняемого наркоманом: именно поэтому, по мнению прокурора, Рустам и превратился на недолгое время – аккурат к убийству – из неуклюжего толстяка в костлявого доходягу. А вот нам не давали обратить внимание на то, что он отказался от прохождения экспертизы, а следовательно, справка гаишников является филькиной грамотой.
Много и с удовольствием прокурор рассказывала о «криминальном опыте» и прежних судимостях Хаджикурбанова – не конкретизируя, что же такого ужасного он совершал, но, надо полагать, доверия к нему это не внушило.
5. Введение в коллегию агентов спецслужб
Невероятно? Но факт.
Для начала почитайте бывшего судью Московского городского суда Сергея Пашина (http://www.novayagazeta.ru/politics/55508.html) в той же «Новой газете», который дает, так сказать, взгляд изнутри и рассказывает, что правоохранители активно используют свои возможности для оказания влияния на жюри.
А теперь представьте себе: в нашей коллегии был человек, который также сидел в прошлом, разогнанном составе! Я не настаиваю, что именно он – агент, но трудолюбивые и умные могут просчитать вероятность того, что человек повторно попадет в выборку на один и тот же процесс. Причем ему был присвоен порядковый номер, гарантирующий попадание в основной состав коллегии.
Если такой факт был, то думается, что для достижения максимального эффекта число внедренных лиц должно быть не менее двух. Один старается занять лидирующую позицию, заявляет, что он юрист или имеет юридическое образование, предлагает себя на должность старшины. С самого начала такой человек демонстрирует свое негативное отношение к подсудимым («Посмотрите на их рожи…» и т.д.). Второй – «сомневающийся», который «под бременем доказательств» меняет свою позицию в ходе процесса, увлекая за собой по-настоящему сомневающихся.
Последнего уличенного в сомнениях присяжного (присяжную, если быть точным) изгнали из процесса за двадцать минут до удаления коллегии в совещательную комнату. Изгнание это произошло по «инициативе изнутри» и в результате действий, напомнивших лучшие примеры оперативных комбинаций: старшина написала записку судье, что, «выражая волю большинства», она просит разобраться с присяжной №10, которая общается с ранее выбывшим присяжным и якобы агитирует за развал коллегии. Судья уверил адвокатов, что не планирует выводить эту женщину из состава, и… в ту же минуту сделал это без всякого обсуждения.
6. Незаконное воздействие работников суда
Имеют ли сотрудники суда доступ к присяжным? Имеют! Могут ли они использовать эту возможность для «работы» с присяжными? Могут!
Почитайте здесь http://www.novayagazeta.ru/politics/38829.html (опять «Новая», кстати) о том, как судья лично убеждала присяжную вынести нужный вердикт.
Еще один нюанс: мы с коллегами неоднократно видели странный маскарад – один из оперативных работников, обслуживающих наших оппонентов (а оперов этих было с добрый десяток, что, впрочем, не скрывалось), неожиданно был замечен в форме судебного пристава. Напомню, именно приставы обеспечивают перемещение присяжных по зданию суда. То есть у оперов есть прекрасная возможность агитации в пользу обвинения.
И, кстати, присяжная №10, изгнанная из коллегии, рассказала всему залу, что ранее она лично обращалась к судье по каким-то вопросам. То есть в этой коллегии общение присяжного с судьей не было чем-то предосудительным…
7. Незаконное воздействие сотрудников правоохранительных органов на членов коллегии
Учитывая явные проблемы с доказательственной базой обвинения, полагаю, что чисто психологические приемы и внушение могли оказаться недостаточными для вынесения обвинительного вердикта необходимым числом голосов.
Почему же не задействовать более сильные «аргументы»? «Ко мне приехали сотрудники следственных органов, показали удостоверения и убеждали меня принять сторону обвинения»… Это слова присяжного – нет, не «нашего» – в интервью New York Times (вот ее вольный пересказ: http://www.newsru.com/russia/17nov2010/izmest.html).
Не знаю, какая из причин удивительного поведения присяжных покажется читателям наиболее вероятной. Я лично не могу исключать, что задействованы были все они в совокупности.
Поэтому не устану повторять: присяжным должны быть даны гарантии от воздействия не только адвокатов, но и правоохранительных органов. В противном случае этот институт будет превращен в профанацию правосудия, как случилось уже со многими другими институтами уголовного судопроизводства.
Приговор по делу еще не вынесен, и еще не скоро он вступит в законную силу. Если эта заметка попадет на глаза тому, кто может точно ответить на главные вопросы, которые я здесь задал, то прошу не пройти мимо и сделать, возможно, самую главную вещь в жизни: не дать свершиться высшей несправедливости – осуждению невиновных.
Вы можете связаться со мной или моими коллегами и рассказать все, что знаете об этом.
Хочу отметить, что обвинительный вердикт не только поставил крест на судьбах пятерых пятерых подсудимых, надо думать их судьба мало кого волнует, но и де факто прекращает дальнейшее расследование по делу Политковской. Заказчик так и останется наназванным. А зачем? Премии и чины «отработаны», либеральная и международная общественность успокоена теперь можно все так и оставить в подвешенном состоянии! Судебная ошибка за жизнь Политковской, ну, неплохой размен… для кого-то…
P.S. Тем трем присяжным, которые не признали моего подзащитного виновным, – большое человеческое спасибо за мужество и честность!
С уважением, адвокат Алексей Михальчик.
Источник
здесь
Наверно, многие мои коллеги сразу поморщатся от броского, отдающего желтизной заголовка: мол, видали мы и похлеще «триумфы». Да, не спорю, буквально каждый день наша Фемида подкидывает нам, юристам, очередные поводы схватиться за голову. Но, как известно, человек оценивает события через призму своего опыта. Так вот – «такого номера я еще не видел».
20 мая 2014 года в Московском городском суде коллегией присяжных вынесен обвинительный вердикт в отношении пятерых подсудимых по делу об убийстве Анны Политковской. Подчеркну, что я являюсь защитником одного из обвиненных в этом убийстве, следовательно – заинтересованным лицом. Но не все же воспринимать argumentum ad hominem, возможно, стоит взвесить и сами доводы, которые я представляю.
Данная заметка – лайт-версия разбора процесса, который я планирую позже сделать с анализом конкретных вопросов вопросного же листа (извините за тавтологию). Сейчас хочу пробежаться по самым знаковым моментам.
Первое чувство, которое вызвал у меня вердикт, – крайнее удивление. Голоса присяжных распределились следующим образом (первая цифра – число признавших подсудимого виновным, вторая – число оправдавших): Гайтукаев – 11:1; Хаджикурбанов – 9:3; Рустам Махмудов – 10:2; Джабраил Махмудов – 11:1; Ибрагим Махмудов – 7:5 (одного голоса не хватило до оправдания!). При этом присяжные единогласно проголосовали за снисхождение для Ибрагима Махмудова. Рустам Махмудов признан виновным и по эпизоду похищения человека в 1996 году (это обвинение шло «прицепом») – 8:4.
По мне, распределение голосов весьма странное. Есть, по всей видимости, один человек, который был уверен в полной невиновности всех подсудимых по делу Политковской. Остальные голосовали, скорее всего, произвольно.
Бросается в глаза и существенная разница в оценке виновности Джабраила и Ибрагима Махмудовых. Ведь они выполняли, по версии обвинения, схожие вспомогательные функции. Удивляет и безапелляционность голосования по вопросу о виновности Гайтукаева и Рустама Махмудова: первый имел неоспоримое алиби – находился в тюрьме, и его телефон прослушивали, а второй имеет внешность, явно отличную от внешности киллера, запечатленного камерами наружного наблюдения.
Все вышесказанное, конечно же, с точки зрения юристов – лирика. Суд присяжных – суд улицы, и некоторые могут сказать: защитники недоработали, не донесли до присяжных свою позицию, вот и получили обвинительный вердикт.
Хороший юрист, проиграв процесс, всегда ищет свои упущения – и, как правило, находит. Разумеется, я тоже нахожу свои недоработки. Но справедливости ради все же надо отметить: председательствующий по делу полностью «перекрывал нам кислород», и даже элементарные действия защиты блокировались самым жестким образом. Те же моменты, которые могли ключевым образом повлиять на исход дела, пресекались уже на подступах.
В чем обвинялся мой подзащитный Сергей Хаджикурбанов? В том, что «после 22 сентября 2006 г.» вступил в преступную группу, которая в тот момент активно готовилась к совершению убийства Политковской. Непосредственно в убийстве, как считают прокуроры, он не участвовал, но якобы координировал действия «непосредственных исполнителей» – братьев Махмудовых, предоставляя им информацию о передвижении и месте жительства Политковской. Организатором убийства обвинение называет дядю Махмудовых – Лом-Али Гайтукаева. В этой же обойме – полковник «наружки» Павлюченков, который заключил сделку со следствием и заявил, что его нанял Гайтукаев за 150 тысяч долларов, но потом «ему стало страшно», он приехал к Хаджикурбанову и отдал все деньги, а тот ему и сообщил, что «тоже работает по Политковской».
Главная нестыковка: Хаджикурбанов ни разу в период подготовки убийства не общался ни с кем из своих «соучастников» – ни лично, ни по телефону, что подтверждается детализацией его телефонных переговоров.
Как вы, наверное, уже поняли, все подсудимые «в отказе». В суд притащили некоего Червоню Оглы, который на следствии говорил, что слышал от своего друга Павлюченкова, будто «Хаджик торопит по Политковской». В суде свидетель отказался от этих показаний и объяснил, что дал их под давлением. Был еще некий Олег Голубович, которого по причине его белорусского гражданства допросить нам не дали, но протоколы его допросов присяжным огласили; согласно этим протоколам, Павлюченков говорил Голубовичу в 2006 году, что «Хаджик взял на себя дела Гайтукаева».
Ну и, наконец, прослушки Гайтукаева. ФСБ слушала его почти год, но за сам день убийства есть фонограмма только одного звонка – все остальные, согласно справке чекистов, «оперативного интереса не представляют и были уничтожены за давностью времени» (sic!). На Хаджикурбанова в этих прослушках также нет и намека.
Давайте порассуждаем. Как присяжные могли при столь зыбкой «доказательной базе» вынести обвинительный вердикт?
Напомню, что вердикт вынесла вторая по счету коллегия. Первая была распущена в декабре 2013 года после пяти месяцев судебного процесса, когда за пару дней из нее выпали пять присяжных. Почитайте мою статью, посвященную этому событию, и вы поймете, что уже тогда все было не так просто: http://blog.pravo.ru/blog/sudebnaya_praktika/7948.html
1. Взяли измором
Первая причина столь печального вердикта: судьи из народа банально устали, им было лень разбираться.
В одном из своих интервью по этому делу (http://www.firstnews.ru/opinions/651295/) я охарактеризовал действия прокуроров в процессе так: «Обвинение зомбирует присяжных». Действительно, стороне обвинения было позволено многократно обращаться к одним и тем же доказательствам, при этом защите было прямо запрещено обращать внимание на слабые стороны этих доказательств. Когда же наступил черед защиты представлять доказательства, нам было запрещено повторно обращаться к уже «исследованным» прокурорами материалам. То есть мы не могли не только ответить на зомбирование похожей тактикой, но и вообще толком указать на недочеты представленных доказательств. Учитывая, что процесс шел полгода, присяжным все надоело, им было лень ловить намеки защиты. Но они хорошо усвоили «урок» – версию, которую прокуроры многократно изложили на разных стадиях процесса (повторение, как известно, мать учения), и в результате в совещательной комнате вспомнили именно эти фрагменты.
2. Национальный акцент и поведение подсудимых
Четверо из пяти подсудимых – чеченцы, что на волне всяких Манежек и Бирюлева для любого москвича уже стало красной тряпкой. Так что положение их было априори невыгодным. Думаю, что для части присяжных презумпция невиновности отошла из-за этого на второй план: именно подсудимые в силу своей национальности должны были доказать свою невиновность. Хаджикурбанов же как обладатель фонетически подозрительной фамилии просто попал под общую гребенку. Надо отметить, однако, что все они вели себя вызывающе, дерзко, и это могло натолкнуть на мысль о наличии на скамье подсудимых некой группы неадекватных людей. У присяжного, впервые попавшего в подобную обстановку, мат и грубость в процессе могут вызвать именно такие мысли.
3. Негативное отношение прессы
Человеку, который начинает заниматься абсолютно новым для себя делом, приходится искать авторитетные мнения и источники дополнительной информации. Такими источниками были различные издания, освещавшие процесс. Возможно, самым авторитетным из них могла стать «Новая газета», где работала Анна Политковская. Это издание направляло в процесс своих хроникеров, которые публиковали материалы с каждого заседания. Однако статьи эти были чрезвычайно тенденциозны и предвзяты. Позиция защиты практически не освещалась, а если слова адвокатов и попадали в текст, то они максимально искажались, порой приобретая некоторую, скажем так, дебиловатость.
4. Негативное представление присяжным личности подсудимых
Законом запрещено доводить до сведения присяжных любые факты, которые могут составить предубеждение к подсудимым. Народные судьи – люди впечатлительные, картину перед собой наблюдают печальную, а расскажешь им еще и про то, каким плохим мужем или отцом был подсудимый, – и вынесут вердикт без доказательств.
Прокурор несколько раз с удовольствием цитировала присяжным справку из ГАИ о том, что в организме некогда остановленного за дорожное нарушение Рустама Махмудова были найдены следы «анальгина и метадона». Обвинению очень хотелось представить главного обвиняемого наркоманом: именно поэтому, по мнению прокурора, Рустам и превратился на недолгое время – аккурат к убийству – из неуклюжего толстяка в костлявого доходягу. А вот нам не давали обратить внимание на то, что он отказался от прохождения экспертизы, а следовательно, справка гаишников является филькиной грамотой.
Много и с удовольствием прокурор рассказывала о «криминальном опыте» и прежних судимостях Хаджикурбанова – не конкретизируя, что же такого ужасного он совершал, но, надо полагать, доверия к нему это не внушило.
5. Введение в коллегию агентов спецслужб
Невероятно? Но факт.
Для начала почитайте бывшего судью Московского городского суда Сергея Пашина (http://www.novayagazeta.ru/politics/55508.html) в той же «Новой газете», который дает, так сказать, взгляд изнутри и рассказывает, что правоохранители активно используют свои возможности для оказания влияния на жюри.
А теперь представьте себе: в нашей коллегии был человек, который также сидел в прошлом, разогнанном составе! Я не настаиваю, что именно он – агент, но трудолюбивые и умные могут просчитать вероятность того, что человек повторно попадет в выборку на один и тот же процесс. Причем ему был присвоен порядковый номер, гарантирующий попадание в основной состав коллегии.
Если такой факт был, то думается, что для достижения максимального эффекта число внедренных лиц должно быть не менее двух. Один старается занять лидирующую позицию, заявляет, что он юрист или имеет юридическое образование, предлагает себя на должность старшины. С самого начала такой человек демонстрирует свое негативное отношение к подсудимым («Посмотрите на их рожи…» и т.д.). Второй – «сомневающийся», который «под бременем доказательств» меняет свою позицию в ходе процесса, увлекая за собой по-настоящему сомневающихся.
Последнего уличенного в сомнениях присяжного (присяжную, если быть точным) изгнали из процесса за двадцать минут до удаления коллегии в совещательную комнату. Изгнание это произошло по «инициативе изнутри» и в результате действий, напомнивших лучшие примеры оперативных комбинаций: старшина написала записку судье, что, «выражая волю большинства», она просит разобраться с присяжной №10, которая общается с ранее выбывшим присяжным и якобы агитирует за развал коллегии. Судья уверил адвокатов, что не планирует выводить эту женщину из состава, и… в ту же минуту сделал это без всякого обсуждения.
6. Незаконное воздействие работников суда
Имеют ли сотрудники суда доступ к присяжным? Имеют! Могут ли они использовать эту возможность для «работы» с присяжными? Могут!
Почитайте здесь http://www.novayagazeta.ru/politics/38829.html (опять «Новая», кстати) о том, как судья лично убеждала присяжную вынести нужный вердикт.
Еще один нюанс: мы с коллегами неоднократно видели странный маскарад – один из оперативных работников, обслуживающих наших оппонентов (а оперов этих было с добрый десяток, что, впрочем, не скрывалось), неожиданно был замечен в форме судебного пристава. Напомню, именно приставы обеспечивают перемещение присяжных по зданию суда. То есть у оперов есть прекрасная возможность агитации в пользу обвинения.
И, кстати, присяжная №10, изгнанная из коллегии, рассказала всему залу, что ранее она лично обращалась к судье по каким-то вопросам. То есть в этой коллегии общение присяжного с судьей не было чем-то предосудительным…
7. Незаконное воздействие сотрудников правоохранительных органов на членов коллегии
Учитывая явные проблемы с доказательственной базой обвинения, полагаю, что чисто психологические приемы и внушение могли оказаться недостаточными для вынесения обвинительного вердикта необходимым числом голосов.
Почему же не задействовать более сильные «аргументы»? «Ко мне приехали сотрудники следственных органов, показали удостоверения и убеждали меня принять сторону обвинения»… Это слова присяжного – нет, не «нашего» – в интервью New York Times (вот ее вольный пересказ: http://www.newsru.com/russia/17nov2010/izmest.html).
Не знаю, какая из причин удивительного поведения присяжных покажется читателям наиболее вероятной. Я лично не могу исключать, что задействованы были все они в совокупности.
Поэтому не устану повторять: присяжным должны быть даны гарантии от воздействия не только адвокатов, но и правоохранительных органов. В противном случае этот институт будет превращен в профанацию правосудия, как случилось уже со многими другими институтами уголовного судопроизводства.
Приговор по делу еще не вынесен, и еще не скоро он вступит в законную силу. Если эта заметка попадет на глаза тому, кто может точно ответить на главные вопросы, которые я здесь задал, то прошу не пройти мимо и сделать, возможно, самую главную вещь в жизни: не дать свершиться высшей несправедливости – осуждению невиновных.
Вы можете связаться со мной или моими коллегами и рассказать все, что знаете об этом.
Хочу отметить, что обвинительный вердикт не только поставил крест на судьбах пятерых пятерых подсудимых, надо думать их судьба мало кого волнует, но и де факто прекращает дальнейшее расследование по делу Политковской. Заказчик так и останется наназванным. А зачем? Премии и чины «отработаны», либеральная и международная общественность успокоена теперь можно все так и оставить в подвешенном состоянии! Судебная ошибка за жизнь Политковской, ну, неплохой размен… для кого-то…
P.S. Тем трем присяжным, которые не признали моего подзащитного виновным, – большое человеческое спасибо за мужество и честность!
С уважением, адвокат Алексей Михальчик.
Источник
здесь
1 комментарий