Vitaliy Haupt → О том, как не было лица у фейсбука молодца (подлеца). Часть 31. Из обзора решений немецких судов в области интернет права.
Есть среди немецких обывателей такое понятие как «асоциальное поведение», и пользоваться им любят всегда в тех случаях, когда поведение «ближнего», т.е. физического лица, вызывает отторжение с точки зрения бесчеловечного, аморального, беспардонного или грубого, лишенного сочувствия или сострадания.
Но вот как быть, если такое лицо, с одной стороны, называет себя именно «социальная» сеть, а, с другой стороны, не является лицом физическим, то есть оно виртуальное, за которым стоит «юридическое».
Можно ли применить такое выражение, когда ознакомишься с ситуацией, по которой было принято решение Земельным Судом Берлина (см. ном. акт. 20 О 172/15)?
Возможность дать ответ на этот вопрос предоставлю читателю этой публикации самостоятельно. Думаю многим родителям такая «процессуальная прецедентная практика» даст повод задуматься над многими вопросами относительно разнообразного спектра правовых рисков, с которыми сегодня можно столкнуться что называется «лицом к лицу».
Казалось бы, что может быть страшнее, когда семья теряет несовершеннолетнего и родители остаются в неведении причин и обстоятельств гибели. Именно так и произошло в данном случае с пятнадцатилетней школьницей, которая угодила под колёса электрички.
Поскольку обстоятельства, описанные водителем поезда, указывали на возможный суицид, родители разумеется искали любые информационные зацепки, позволяющие найти объяснение или причины происшедшего.
Как любой подросток, школьница имела «аккаунт» во всемирно известной сети. Попытавшись войти с правильным паролем, родителям было отказано в доступе со ссылкой на то, что «аккаунт» находится в т.н. «спящем режиме» (Gedenkzustand), и согласно правилам, если пользователь или кто либо другой ввёл его в такой режим, то доступ к нему невозможен.
Однако перевод в такой режим был осуществлён не самим пользователем, а уже после наступления наследственного случая неким иным пользователем. Для такой блокировки следует документально подтвердить гибель пользователя.
Администрация ответчика (соц. сети), со ссылкой на правила, отказала в предоставлении данных того пользователя, кто предоставил всю информацию о наступлении случая и заблокировал аккаунт.
Родителям, как законным наследникам, такая ситуация показалась очень подозрительной, но их многочисленные требования были отклонены и остались недовлетворёнными.
Среди прочего, указывалось и на действие ирландского законодательства о защите данных (по месту регистрации и нахождению «лица»), и на защиту самих наследников, и на техническую невозможность, и на многое другое, включая нарушение правила о запрете для пользователя передачи пароля третьим (напр. родителям).
Иск наследников основывался кроме прочего и на том, что их страховая компания должна была выплатить водителю электрички компенсацию, как за моральный ущерб (8 тыс. евро), так и за временную нетрудоспособнсть (около 1,5 тыс.евро). А такие выплаты возможны только в том случае, если ущерб нанесён умышленно, т.е. в данном случае следовало исходить из суицида — осознанного и умышленного действия.
Разумеется, предоставление родителям содержания активно используемого аккаунта наследодателя при такой ситуации имело не только моральный аспект, но и могло стать подтверждением или отрицанием наличия правовой основы для конкретных выплат, наличия или отсутствия прав требования таких выплат. Вот как судебная инстанция «разобрала» ситуацию.
1. Применение немецкого права при подаче иска было подтверждено судебной инстанцией, поскольку потребительский договор между наследодателем, резидентом и компанией, находятся в сфере действия ROM-I-VO и применение немецкого права соответствует Ст. 6 Абз. 1 ROM-I-VO.
2. Сообщество наследников согл. § 1922 BGB, имеет право наследования содержания договора наследодателя, даже в том случае, если право собственности на материальные ценности (носитель информации) и нематериальные ценности (содержание хранящейся информации) не может быть передано физически. Договорные отношения при этом являются «ценностью» согласно § 1922 BGB и подлежат передаче сообществу наследников.
Пользовательский договор согласно немецкому договорному праву, является по своей сути договором с элементами договора аренды, услуг и подряда одновременно. При этом, поскольку договор не предусматривает оплаты за пользование услугой, осуществлением работ и аренды, права и обязанности сторон, включая право предоставления доступа пользователя ко всем функциям предоставляемых услуг, переходит к сообществу наследников.
Согласно применению в виде аналога норм наследственного права § 2047 и § 2073 BGB, виртуальные записи, осуществлённые наследодателем или записи направленные ему, так же относятся к т.н. «виртуальному наследию».
3. Указала судебная инстанция и на то, что ограничение доступа в связи со сменой лица пользователя, т.е. исключение права предоставления доступа при смене пользователя при наступлении наследственного случая, не может основываться на т.н. «всемирном» и неограниченном праве «защиты информации», что чуждо немецкому наследственному праву. В качестве аналога приведены прецеденты и практическая возможность доступа к медицинским картам наследодателя, к содержанию протоколов доверительных и консультационных бесед с адвокатами, нотариусами и их архивам с согласия наследника или после определения наличия гипотетически возможного согласия наследодателя.
4. Неприменимыми счёл суд и положения норм о тайне и сохранности телекоммуникационных данных согласно § 88 TKG (Fernmeldegeheimnis), на которые ссылался ответчик. Более того, суд указал на то, что будучи компанией, предоставляющей дистанционную коммуникацию, согласно норм того же закона, ответчик несёт ответственность за сохранность и хранение данных, которые являются предметом спора.
5. Попытки ответчика указать на применение норм BDSG, которые защищают личные данные, суд парировал простой и понятной ссылкой на то, что данный Закон не предусматривает защиту данных усопших. Согласно § 3 BDSG (Begriffsbestimmungen), личными данным считаются данные личности или её отношения к другим определённым лицам или подлежащему определению кругу лиц. При этом понятие физического лица или «круга лиц» не охватывает усопших.
6. Не обошел суд вниманием и т.н. пользовательские положения ответчика, которые регулируют т.н. «безопасность личных данных пользователей». Сохранность личных данных, (на что упорно указывает ответчик), которая основывается на т.н. постмортальном праве личности не может ограничиваться для наследников так же в тех случаях, когда при жизни наследодателя, его личные данные, включая содержание его общения, подлежит контролю в рамках попечительства и несения ответственности за несовершеннолетнего его родителями.
7. Целый ряд пользовательских положений ответчика, которые действовали в период с 2012 по 2014 годы суд счёл недействительными и неприменимыми, частично ограничивающими и ущемляющими права пользователя, как минимум в рамках подобных наследственных ситуаций.
________________________________________________________________
О немецком праве на русском: Vitaliy Haupt, Hannover, + 49-511-1613948.
Но вот как быть, если такое лицо, с одной стороны, называет себя именно «социальная» сеть, а, с другой стороны, не является лицом физическим, то есть оно виртуальное, за которым стоит «юридическое».
Можно ли применить такое выражение, когда ознакомишься с ситуацией, по которой было принято решение Земельным Судом Берлина (см. ном. акт. 20 О 172/15)?
Возможность дать ответ на этот вопрос предоставлю читателю этой публикации самостоятельно. Думаю многим родителям такая «процессуальная прецедентная практика» даст повод задуматься над многими вопросами относительно разнообразного спектра правовых рисков, с которыми сегодня можно столкнуться что называется «лицом к лицу».
Казалось бы, что может быть страшнее, когда семья теряет несовершеннолетнего и родители остаются в неведении причин и обстоятельств гибели. Именно так и произошло в данном случае с пятнадцатилетней школьницей, которая угодила под колёса электрички.
Поскольку обстоятельства, описанные водителем поезда, указывали на возможный суицид, родители разумеется искали любые информационные зацепки, позволяющие найти объяснение или причины происшедшего.
Как любой подросток, школьница имела «аккаунт» во всемирно известной сети. Попытавшись войти с правильным паролем, родителям было отказано в доступе со ссылкой на то, что «аккаунт» находится в т.н. «спящем режиме» (Gedenkzustand), и согласно правилам, если пользователь или кто либо другой ввёл его в такой режим, то доступ к нему невозможен.
Однако перевод в такой режим был осуществлён не самим пользователем, а уже после наступления наследственного случая неким иным пользователем. Для такой блокировки следует документально подтвердить гибель пользователя.
Администрация ответчика (соц. сети), со ссылкой на правила, отказала в предоставлении данных того пользователя, кто предоставил всю информацию о наступлении случая и заблокировал аккаунт.
Родителям, как законным наследникам, такая ситуация показалась очень подозрительной, но их многочисленные требования были отклонены и остались недовлетворёнными.
Среди прочего, указывалось и на действие ирландского законодательства о защите данных (по месту регистрации и нахождению «лица»), и на защиту самих наследников, и на техническую невозможность, и на многое другое, включая нарушение правила о запрете для пользователя передачи пароля третьим (напр. родителям).
Иск наследников основывался кроме прочего и на том, что их страховая компания должна была выплатить водителю электрички компенсацию, как за моральный ущерб (8 тыс. евро), так и за временную нетрудоспособнсть (около 1,5 тыс.евро). А такие выплаты возможны только в том случае, если ущерб нанесён умышленно, т.е. в данном случае следовало исходить из суицида — осознанного и умышленного действия.
Разумеется, предоставление родителям содержания активно используемого аккаунта наследодателя при такой ситуации имело не только моральный аспект, но и могло стать подтверждением или отрицанием наличия правовой основы для конкретных выплат, наличия или отсутствия прав требования таких выплат. Вот как судебная инстанция «разобрала» ситуацию.
1. Применение немецкого права при подаче иска было подтверждено судебной инстанцией, поскольку потребительский договор между наследодателем, резидентом и компанией, находятся в сфере действия ROM-I-VO и применение немецкого права соответствует Ст. 6 Абз. 1 ROM-I-VO.
2. Сообщество наследников согл. § 1922 BGB, имеет право наследования содержания договора наследодателя, даже в том случае, если право собственности на материальные ценности (носитель информации) и нематериальные ценности (содержание хранящейся информации) не может быть передано физически. Договорные отношения при этом являются «ценностью» согласно § 1922 BGB и подлежат передаче сообществу наследников.
Пользовательский договор согласно немецкому договорному праву, является по своей сути договором с элементами договора аренды, услуг и подряда одновременно. При этом, поскольку договор не предусматривает оплаты за пользование услугой, осуществлением работ и аренды, права и обязанности сторон, включая право предоставления доступа пользователя ко всем функциям предоставляемых услуг, переходит к сообществу наследников.
Согласно применению в виде аналога норм наследственного права § 2047 и § 2073 BGB, виртуальные записи, осуществлённые наследодателем или записи направленные ему, так же относятся к т.н. «виртуальному наследию».
3. Указала судебная инстанция и на то, что ограничение доступа в связи со сменой лица пользователя, т.е. исключение права предоставления доступа при смене пользователя при наступлении наследственного случая, не может основываться на т.н. «всемирном» и неограниченном праве «защиты информации», что чуждо немецкому наследственному праву. В качестве аналога приведены прецеденты и практическая возможность доступа к медицинским картам наследодателя, к содержанию протоколов доверительных и консультационных бесед с адвокатами, нотариусами и их архивам с согласия наследника или после определения наличия гипотетически возможного согласия наследодателя.
4. Неприменимыми счёл суд и положения норм о тайне и сохранности телекоммуникационных данных согласно § 88 TKG (Fernmeldegeheimnis), на которые ссылался ответчик. Более того, суд указал на то, что будучи компанией, предоставляющей дистанционную коммуникацию, согласно норм того же закона, ответчик несёт ответственность за сохранность и хранение данных, которые являются предметом спора.
5. Попытки ответчика указать на применение норм BDSG, которые защищают личные данные, суд парировал простой и понятной ссылкой на то, что данный Закон не предусматривает защиту данных усопших. Согласно § 3 BDSG (Begriffsbestimmungen), личными данным считаются данные личности или её отношения к другим определённым лицам или подлежащему определению кругу лиц. При этом понятие физического лица или «круга лиц» не охватывает усопших.
6. Не обошел суд вниманием и т.н. пользовательские положения ответчика, которые регулируют т.н. «безопасность личных данных пользователей». Сохранность личных данных, (на что упорно указывает ответчик), которая основывается на т.н. постмортальном праве личности не может ограничиваться для наследников так же в тех случаях, когда при жизни наследодателя, его личные данные, включая содержание его общения, подлежит контролю в рамках попечительства и несения ответственности за несовершеннолетнего его родителями.
7. Целый ряд пользовательских положений ответчика, которые действовали в период с 2012 по 2014 годы суд счёл недействительными и неприменимыми, частично ограничивающими и ущемляющими права пользователя, как минимум в рамках подобных наследственных ситуаций.
________________________________________________________________
О немецком праве на русском: Vitaliy Haupt, Hannover, + 49-511-1613948.
Нет комментариев