Максим Никонов → К вопросу о юридическом образовании в России
На сегодняшний день только ленивый не пнул систему юридического образования (далее – ЮО) в нашей стране и не предложил своей вакцины в виде закрытия юридических факультетов непрофильных ВУЗов, составления рейтинга юридических ВУЗов и факультетов, проведения их аттестации и т.п. На мой взгляд, институциональные преобразования бесплодны без чёткого понимания того, какой именно по своей сути и вектору процесс эта «инфраструктура» должна обслуживать (ибо «инфраструктура» ценна не сама по себе, а ради чего-то; инфраструктура, затеянная ради себя, не ведущая к изменению содержательному, к изменению интеллектуальной «начинки», оборачивается не более чем сменой «вывески» и растранжириванием средств, своими масштабами соответствующего параметрам «нововведённой» «вывески»).
Прежде всего необходимо понимание той среды, в которой действует юрист, поскольку без этого «стартового» понимания мы обречены в реформировании ЮО на дрейф в системе неясно каких координат. Такой средой для юриста является право. Наиболее подходящим для наших целей является понимание права как интеллектуальной реальности, порождаемой субъектом, проинтерпретировавшим правовой текст на основе правопонимания, «дисциплины ума» и общекультурного бэкграунда. Объектом же юридико-образовательного воздействия является сознание студента, от состояния которого и зависит как восприятие правового текста, его интерпретация, так и деятельность по эксплуатации этого текста в социо-правовой реальности, а, следовательно, – и по изменению этой социо-правовой реальности. Целями ЮО является формирования навыка «считывания» (или, если следовать конструктивистскому подходу, «собирания») правовых конструкций, освоение их культурных оснований и умение отрефлексированного оперирования этими конструкциями в определённой социоправовой ситуации. «Провисание» любой из указанных трёх компонент означает непродуктивность ЮО в целом.
Так, без освоения культурных норм (оснований деятельности) не будет ни самой деятельности, ни результата такой деятельности, либо и деятельность, и результат будут носить извращённые формы. Приведу пример, озвученный в своё время Н.Н.Тарасовым. Один из императоров России призвал к себе мастеров строить мосты через реку и предложил им проект. Они, отказавшись от работ после ознакомления с проектом, сказали: «Воля ваша, государь, но так мосты не строят». Мастера были культурными людьми и знали, каким должен быть мост. Николай Николаевич резюмирует (цитирую не дословно, но по смыслу весьма близко к оригиналу): «Юристы-невежи без освоения культурных норм уже не знают, какой закон правильный, а какой — нет. Они уподобляются официантам в дешёвой кафешке с лозунгом «чего изволите-с?». Такая же ситуация существует и в среде правоприменителей, когда они сталкиваются с необходимостью интерпретации неудачно сформулированной в законе нормы, допускающей двоякое (а порой и троякое) толкование.
Об этом же пишет и А.С. Александров в своей статье с красноречивым названием «Духless русского уголовно-процессуального права»: «Итогом двадцатилетнего (с начала 1990-х – М.Н.) реформирования уголовного судопроизводства стал правовой механизм, беспомощный в борьбе с глобальной коррупцией и расхищением национальных (природных) богатств, и в то же время успешно «утрамбовывающий» ежегодно по 100 тысяч человек в места лишения свободы, превзойдя в этом отношении даже советские показатели. <…> Правовой нигилизм, по поводу которого у нас сокрушаются, рождается самим законодателем, который закладывает такие виражи и посылает настолько противоречивые сигналы потребителям юридического продукта, что порождает смуту и смущение в умах и даже великий соблазн возвращения к прошлому. <…> Беда современной русской уголовно-процессуальной культуры состоит не в том, что тексты классиков забыты, они просто не были прочитаны (своевременно), когда закладываются основы мировоззрения, тех, кто «живёт в праве» (см. полный текст статьи, напр., здесь: www.juristlib.ru/book_4795.html).
Методолог В.М. Розин делает ещё более широкие (но оттого не становящиеся менее справедливыми) обобщения: «Стало очевидным, что укорененные в профессиональном мышлении нашего сообщества представления о праве препятствуют глубокой проблематизации «социалистического правосудия» и являются основным тормозом реформ. Дело не в том, что «люди мешают реформам», а в том, что в нынешних структурах профессионального сознания нет места и форм, конституирующих современное правовое мышление. Безусловно, за последние несколько лет произошла некоторая модернизация юридического словаря: фразы типа «права человека», «правовое государство», «судебная власть» вошли в обиход, стали новым идеологическим обрамлением не только старой по сути практики, но и фактически неизменного правопонимания. Стало ясно, что ни смена идеологии, ни освоение новых навыков и процедур сами по себе еще не означают подлинной перестройки деятельности в сфере юстиции, поскольку в отличии от косметической перестройки реформирование касается оснований правопонимания. Они образуют базовую структуру юридического профессионализма, обладающую невероятной инерционностью и консерватизмом и конституирующую реальную деятельность, которая «не обращает внимание» на новые идеологические «украшения» и законодательные новеллы. Предлагаемые преобразователями формы деятельности не могут быть в принципе реализованы без обеспечивающих их структур понимания. Профессиональное сознание юриста должно опираться на современное представление о праве, а поскольку его нет в нашей традиции, в формах организации нашей социальной жизни, в менталитете (это обстоятельство нередко относят к препятствиям судебной реформы, но не надо забывать, что сегодня потребность в воссоздании правопонимания есть побудительная причина реформ), это должно быть компенсировано специальной мыслительной работой, позволяющей формировать новую «дисциплину ума» (fondgp.ru›lib/mmk/31/URN.doc).
И, по-видимому, новой «дисциплины ума» в массе своей не сложилось как в среде преподавателей, а, следовательно, и в среде студентов – завтрашних практиков: в образовательном процессе превалирует «начитывание» нормативного материала, «пересказ» учебника и решение задач, ориентированных на выработку навыка поиска в массиве юридических текстов необходимой готовой нормы (что, конечно, полезно, но явно недостаточно). При этом, как замечательно сказано И.А. Шевченко, «студенты искусственно погружаются в отрасль права как рыба погружается в аквариум с чёрными стенками, через которые не видны другие отрасли права и, уж точно, само право». В итоге студент покидает стены высшего учебного заведения с сознанием, напоминающим чердак с жутким нагромождением друг на друга осколков непонятно как стыкующихся вместе вещей. Наиболее рельефно на практике отсутствие видения взаимодействия отраслей проявляется в межотраслевых ситуациях: расследовании и рассмотрении экономических преступлений, где сделка выступает как элемент хищения; использовании преюдиции решений по гражданским делам в уголовном суде; ведении «параллельных» судебных процессов по уголовному и гражданскому делу и т.п.
Говоря же о технике «считывания» и оперирования правовыми конструкциями, то в отличие от англо-американской системы образования, где курсы Legal Research, Analysis and Writing являются обязательными, а литература по ним — многочисленной, в отечественной системе ЮО эти навыки либо формируются походя и поверхностно при решении задачек на отыскание нормы, либо не формируются вовсе.
Таким образом, в нынешней ситуации «выпускники-юристы оказываются в весьма незавидном положении прыщавых косметологов, жирных диетологов и картавящих логопедов» [1]: необученные пониманию функционирования юридического инструментария for themselves, они пытаются решать с помощью него проблемы других.
При таком «диагнозе» нельзя не предложить, хотя бы вкратце, «методы лечения». При этом речь пойдёт не о заработной плате преподавательского состава и его качественном состоянии, наполнении библиотечных фондов, уровне школьной подготовки абитуриентов и прочих извечных бедах отечественных ВУЗов, а о содержательном «наполнении» академической «пары», проблематика которого успешно погребается под ворохом обсуждений институциональных преобразований.
Во-первых, необходим отход от начитывания (пересказа) на лекциях материала, изложенного в нормативно-правовых актах и учебниках в сторону объяснения функционирования правовых конструкций в социальном бытии, исследования спорных моментов правоприменения, анализа судебной практики, демонстрации использования теоретических знаний для решения практических задач, а также развенчивание укоренившегося в среде российских юристов позитивистского мифа об «идеальном» законе, который должен содержать ответы на все вопросы. Необходимо наконец понять, что законодатель всегда закладывает в текст закона только «общий сюжет», «общий смысл», а «развитие» этого сюжета осуществляется правоприменителями с помощью теоретико-правовых наработок и судебной практики (даже если они de jure и не являются источниками права). Как пишет И.Л. Честнов, «суть излагаемой антрополого-диалогической научно-исследовательской программы как раз и состоит в том, чтобы «расколдовать» (М. Вебер) или «деконструировать» (Ж. Деррида) социальный (и правовой) мир, разглядеть скрывающийся за кажущейся объективностью социальных (и правовых) институтов механизм их социального конструирования» [2]. Но чтобы придти к осознанию необходимости производить «вскрытие» правового текста и перестать подавать его начётнически, следует, наконец, понять, что «в основе лежит правопонимание, что право – это интеллектуальная реальность» [3] , что (несколько перефразировав А.М. Пятигорского и О.Б. Алексеева) только тот, кто рефлексирует, действуя в социо-правовой ситуации, эту ситуацию создает, поддерживает и изменяет[4], что преподаватель – это, прежде всего, специалист, показывающий класс юридического мышления, а не диктор, вооружённый до зубов учебными пособиями.
Во-вторых, на семинарских занятиях следует отрабатывать навыки Legal Research, Analysis and Writing на материале задач, не имеющих однозначного решения и не сводимых по сути к обнаружению необходимой нормы (например, в СПбГУ задачи подобного типа называют ещё «задачками Шварца» в честь М.З.Шварца, активно их использующего). При проверке решения подобных задач важно оценивать именно умение аргументировано, последовательно и логично отстаивать свою точку зрения. Кроме того, на семинарах по процессуальным отраслям права необходимо проводить больше игровых процессов, основанных на реальных гражданских и уголовных делах, с последующим анализом поведения лиц, участвующих в деле, в реальном и в игровом процессах и поиском оптимальных «ходов» в той или иной процессуальной ситуации (нечто, напоминающее ОДИ Г.П.Щедровицкого).
Разумеется, подобный подход к организации ЮО требует не только соответствующей подготовки преподавателя (равно отличных знаний теории, законодательства, правоприменительной практики), но и студента. Думается, что проведя подобные преобразования можно получить юристов другого формата, определяющих новый вектор развития социо-правовой реальности, и подтвердить тем самым в очередной раз истину А.М.Пятигорского о том, что «время — это то, что мы делаем. Будем думать по-новому — будет новое время, по-старому — останется старое. Время — это наше мышление, наш разговор, наши действия».
=====================================================================
[1]Белов В.А. Закономерности структурирования гражданско-правовой науки как предмета университетского изучения//Вестник гражданского права. 2009. №3.
[2]Честнов И.Л. Социолого-антропологический тип правопонимания в контексте постклассической картины мира // Право Украины. 2011 г. №1. С.88.
[3]Генисаретский О.И. Жизнь философии или философия жизни? //http://expert.ru/2010/05/19/life_philosophy/
[4]См.: Пятигорский А., Алексеев О. Размышляя о политике// www.thinkingpolitics.ru/book/chapter/authors_preface?page=1
Прежде всего необходимо понимание той среды, в которой действует юрист, поскольку без этого «стартового» понимания мы обречены в реформировании ЮО на дрейф в системе неясно каких координат. Такой средой для юриста является право. Наиболее подходящим для наших целей является понимание права как интеллектуальной реальности, порождаемой субъектом, проинтерпретировавшим правовой текст на основе правопонимания, «дисциплины ума» и общекультурного бэкграунда. Объектом же юридико-образовательного воздействия является сознание студента, от состояния которого и зависит как восприятие правового текста, его интерпретация, так и деятельность по эксплуатации этого текста в социо-правовой реальности, а, следовательно, – и по изменению этой социо-правовой реальности. Целями ЮО является формирования навыка «считывания» (или, если следовать конструктивистскому подходу, «собирания») правовых конструкций, освоение их культурных оснований и умение отрефлексированного оперирования этими конструкциями в определённой социоправовой ситуации. «Провисание» любой из указанных трёх компонент означает непродуктивность ЮО в целом.
Так, без освоения культурных норм (оснований деятельности) не будет ни самой деятельности, ни результата такой деятельности, либо и деятельность, и результат будут носить извращённые формы. Приведу пример, озвученный в своё время Н.Н.Тарасовым. Один из императоров России призвал к себе мастеров строить мосты через реку и предложил им проект. Они, отказавшись от работ после ознакомления с проектом, сказали: «Воля ваша, государь, но так мосты не строят». Мастера были культурными людьми и знали, каким должен быть мост. Николай Николаевич резюмирует (цитирую не дословно, но по смыслу весьма близко к оригиналу): «Юристы-невежи без освоения культурных норм уже не знают, какой закон правильный, а какой — нет. Они уподобляются официантам в дешёвой кафешке с лозунгом «чего изволите-с?». Такая же ситуация существует и в среде правоприменителей, когда они сталкиваются с необходимостью интерпретации неудачно сформулированной в законе нормы, допускающей двоякое (а порой и троякое) толкование.
Об этом же пишет и А.С. Александров в своей статье с красноречивым названием «Духless русского уголовно-процессуального права»: «Итогом двадцатилетнего (с начала 1990-х – М.Н.) реформирования уголовного судопроизводства стал правовой механизм, беспомощный в борьбе с глобальной коррупцией и расхищением национальных (природных) богатств, и в то же время успешно «утрамбовывающий» ежегодно по 100 тысяч человек в места лишения свободы, превзойдя в этом отношении даже советские показатели. <…> Правовой нигилизм, по поводу которого у нас сокрушаются, рождается самим законодателем, который закладывает такие виражи и посылает настолько противоречивые сигналы потребителям юридического продукта, что порождает смуту и смущение в умах и даже великий соблазн возвращения к прошлому. <…> Беда современной русской уголовно-процессуальной культуры состоит не в том, что тексты классиков забыты, они просто не были прочитаны (своевременно), когда закладываются основы мировоззрения, тех, кто «живёт в праве» (см. полный текст статьи, напр., здесь: www.juristlib.ru/book_4795.html).
Методолог В.М. Розин делает ещё более широкие (но оттого не становящиеся менее справедливыми) обобщения: «Стало очевидным, что укорененные в профессиональном мышлении нашего сообщества представления о праве препятствуют глубокой проблематизации «социалистического правосудия» и являются основным тормозом реформ. Дело не в том, что «люди мешают реформам», а в том, что в нынешних структурах профессионального сознания нет места и форм, конституирующих современное правовое мышление. Безусловно, за последние несколько лет произошла некоторая модернизация юридического словаря: фразы типа «права человека», «правовое государство», «судебная власть» вошли в обиход, стали новым идеологическим обрамлением не только старой по сути практики, но и фактически неизменного правопонимания. Стало ясно, что ни смена идеологии, ни освоение новых навыков и процедур сами по себе еще не означают подлинной перестройки деятельности в сфере юстиции, поскольку в отличии от косметической перестройки реформирование касается оснований правопонимания. Они образуют базовую структуру юридического профессионализма, обладающую невероятной инерционностью и консерватизмом и конституирующую реальную деятельность, которая «не обращает внимание» на новые идеологические «украшения» и законодательные новеллы. Предлагаемые преобразователями формы деятельности не могут быть в принципе реализованы без обеспечивающих их структур понимания. Профессиональное сознание юриста должно опираться на современное представление о праве, а поскольку его нет в нашей традиции, в формах организации нашей социальной жизни, в менталитете (это обстоятельство нередко относят к препятствиям судебной реформы, но не надо забывать, что сегодня потребность в воссоздании правопонимания есть побудительная причина реформ), это должно быть компенсировано специальной мыслительной работой, позволяющей формировать новую «дисциплину ума» (fondgp.ru›lib/mmk/31/URN.doc).
И, по-видимому, новой «дисциплины ума» в массе своей не сложилось как в среде преподавателей, а, следовательно, и в среде студентов – завтрашних практиков: в образовательном процессе превалирует «начитывание» нормативного материала, «пересказ» учебника и решение задач, ориентированных на выработку навыка поиска в массиве юридических текстов необходимой готовой нормы (что, конечно, полезно, но явно недостаточно). При этом, как замечательно сказано И.А. Шевченко, «студенты искусственно погружаются в отрасль права как рыба погружается в аквариум с чёрными стенками, через которые не видны другие отрасли права и, уж точно, само право». В итоге студент покидает стены высшего учебного заведения с сознанием, напоминающим чердак с жутким нагромождением друг на друга осколков непонятно как стыкующихся вместе вещей. Наиболее рельефно на практике отсутствие видения взаимодействия отраслей проявляется в межотраслевых ситуациях: расследовании и рассмотрении экономических преступлений, где сделка выступает как элемент хищения; использовании преюдиции решений по гражданским делам в уголовном суде; ведении «параллельных» судебных процессов по уголовному и гражданскому делу и т.п.
Говоря же о технике «считывания» и оперирования правовыми конструкциями, то в отличие от англо-американской системы образования, где курсы Legal Research, Analysis and Writing являются обязательными, а литература по ним — многочисленной, в отечественной системе ЮО эти навыки либо формируются походя и поверхностно при решении задачек на отыскание нормы, либо не формируются вовсе.
Таким образом, в нынешней ситуации «выпускники-юристы оказываются в весьма незавидном положении прыщавых косметологов, жирных диетологов и картавящих логопедов» [1]: необученные пониманию функционирования юридического инструментария for themselves, они пытаются решать с помощью него проблемы других.
При таком «диагнозе» нельзя не предложить, хотя бы вкратце, «методы лечения». При этом речь пойдёт не о заработной плате преподавательского состава и его качественном состоянии, наполнении библиотечных фондов, уровне школьной подготовки абитуриентов и прочих извечных бедах отечественных ВУЗов, а о содержательном «наполнении» академической «пары», проблематика которого успешно погребается под ворохом обсуждений институциональных преобразований.
Во-первых, необходим отход от начитывания (пересказа) на лекциях материала, изложенного в нормативно-правовых актах и учебниках в сторону объяснения функционирования правовых конструкций в социальном бытии, исследования спорных моментов правоприменения, анализа судебной практики, демонстрации использования теоретических знаний для решения практических задач, а также развенчивание укоренившегося в среде российских юристов позитивистского мифа об «идеальном» законе, который должен содержать ответы на все вопросы. Необходимо наконец понять, что законодатель всегда закладывает в текст закона только «общий сюжет», «общий смысл», а «развитие» этого сюжета осуществляется правоприменителями с помощью теоретико-правовых наработок и судебной практики (даже если они de jure и не являются источниками права). Как пишет И.Л. Честнов, «суть излагаемой антрополого-диалогической научно-исследовательской программы как раз и состоит в том, чтобы «расколдовать» (М. Вебер) или «деконструировать» (Ж. Деррида) социальный (и правовой) мир, разглядеть скрывающийся за кажущейся объективностью социальных (и правовых) институтов механизм их социального конструирования» [2]. Но чтобы придти к осознанию необходимости производить «вскрытие» правового текста и перестать подавать его начётнически, следует, наконец, понять, что «в основе лежит правопонимание, что право – это интеллектуальная реальность» [3] , что (несколько перефразировав А.М. Пятигорского и О.Б. Алексеева) только тот, кто рефлексирует, действуя в социо-правовой ситуации, эту ситуацию создает, поддерживает и изменяет[4], что преподаватель – это, прежде всего, специалист, показывающий класс юридического мышления, а не диктор, вооружённый до зубов учебными пособиями.
Во-вторых, на семинарских занятиях следует отрабатывать навыки Legal Research, Analysis and Writing на материале задач, не имеющих однозначного решения и не сводимых по сути к обнаружению необходимой нормы (например, в СПбГУ задачи подобного типа называют ещё «задачками Шварца» в честь М.З.Шварца, активно их использующего). При проверке решения подобных задач важно оценивать именно умение аргументировано, последовательно и логично отстаивать свою точку зрения. Кроме того, на семинарах по процессуальным отраслям права необходимо проводить больше игровых процессов, основанных на реальных гражданских и уголовных делах, с последующим анализом поведения лиц, участвующих в деле, в реальном и в игровом процессах и поиском оптимальных «ходов» в той или иной процессуальной ситуации (нечто, напоминающее ОДИ Г.П.Щедровицкого).
Разумеется, подобный подход к организации ЮО требует не только соответствующей подготовки преподавателя (равно отличных знаний теории, законодательства, правоприменительной практики), но и студента. Думается, что проведя подобные преобразования можно получить юристов другого формата, определяющих новый вектор развития социо-правовой реальности, и подтвердить тем самым в очередной раз истину А.М.Пятигорского о том, что «время — это то, что мы делаем. Будем думать по-новому — будет новое время, по-старому — останется старое. Время — это наше мышление, наш разговор, наши действия».
=====================================================================
[1]Белов В.А. Закономерности структурирования гражданско-правовой науки как предмета университетского изучения//Вестник гражданского права. 2009. №3.
[2]Честнов И.Л. Социолого-антропологический тип правопонимания в контексте постклассической картины мира // Право Украины. 2011 г. №1. С.88.
[3]Генисаретский О.И. Жизнь философии или философия жизни? //http://expert.ru/2010/05/19/life_philosophy/
[4]См.: Пятигорский А., Алексеев О. Размышляя о политике// www.thinkingpolitics.ru/book/chapter/authors_preface?page=1
Нет комментариев