Антон Михайлов → Источник подлинного права: взгляды "естественников" и "истористов"
Источником «настоящего» права юснатуралистами определялась – в полном соответствии с постулатами классического рационализма – безличная разумная природа «общечеловека». «Естественное право исходит из представления о том, что человеческая природа в основе своей единообразна и неизменна. Оно предполагает наличие в человеке неких непреходящих и одновременно, элементарных ценностей и принципов, определяющих все остальные его социально значимые действия и убеждения».
Применительно к классическому юснатурализму XVII XVIII столетий справедливо утверждение В.П. Малахова: «Естественные права есть права, по которым люди неотличимы друг от друга; они – предельно родовые права (притязания)».
Источником подлинного права в глазах представителей исторической школы, напротив, выступали индивидуализированные сущности — на уровне сверхъестественного — Бог («право — есть божественный порядок, данный человеку» (Г.Ф. Пухта )), в «измерении» естественного — уникальный национальный дух каждого народа (der Volksgeist).
Термин «дух народа» был введен в научный оборот Г.Ф. Пухтой в труде «Традиционное право» («Gewohnheitsrecht») в 1838 г. и был использован фон Савиньи в работе «Система современного римского права» («System des heutigen romischen Rechts») в 1840-1848 гг.
«Данными категориями фон Савиньи размышлял еще до употребления этого термина. Когда он обратился к германскому средневековому праву, то обнаружил, что gemeines Recht последнего с его высоким уровнем юридической техники восходит к римскому праву, которое толковалось и развивалось глоссаторами и консилиаторами. Поскольку заимствование происходило в Германии не путем государственных предписаний, а прежде всего в форме постепенно протекавшего заимствования в связи с возникавшими потребностями, он не мог придумать никакого другого объяснения этого процесса, кроме «внутренней необходимости».
По мнению основоположника исторической школы, «никто и ничто не существует совершенно уединено и отдельно; напротив, что кажется единичным является в сущности звеном высшего целого. Каждый единичный человек есть член семейства, народа, государства; каждый век народа является продолжением и развитием всех прошедших веков. Каждый век производит свой мир в неразрывном общении с целым прошедшим. /…/ Настоящий век есть только член этого высшего целого, живущий в нем и вместе с ним, так как все, данное целым, свободно производится и его членом. Отсюда история является единственным средством к истинному познанию нашего настоящего».
В период господства в профессиональном и доктринальном правосознании естественно-правовой концепции, особенно в сознании просветителей XVIII столетия, природа человека представлялась всеобщей и неизменной – из нее и «выводилось» универсальное и вечное естественное право. В числе традиционных черт естественного права в представлениях правовой доктрины во время кодификации гражданского права во Франции Ж.Л. Морандьер указывает: «Естественное право – есть совокупность норм вечных и неизменных. В его основе лежит «сущностное» представление о человеке, о тождестве человеческого рода в веках и пространстве, о неизменности характера и основных потребностей человека».
Еще со времен античности природа мыслилась как неволеустановленное, универсальное и неизменное основание – уже у софистов «законное по природе» распространялось не только на весь человеческий род, но и на все виды живых существ. Акцент на универсальности природы человека сделали поздние стоики, противопоставившие универсальное естественное право многообразию внутригосударственных правопорядков. Философия стоицизма, как известно, не только была положена в основу римского права, но и существенным образом повлияла на Христианство. В сознании средневековых схоластов единство природы человека диктовалось общим источником, ее созданностью «по образу и подобию Бога» – это убеждение, выделявшее человека из всей живой природы и акцентировавшее его разумность, являлось непререкаемым догматом христианского учения и было впитано в «кровь и плоть» всей средневековой культуры.
Поэтому представления школы естественного права о единой, общей для всего человеческого рода природе являлись вполне традиционными в рамках европейской культуры того исторического времени. Вместе с тем всеобщий характер природы человека был вполне созвучен рационалистическим представлениям о мироздании, в основе устройства которого лежат универсальные законы.
Помимо этого, универсальный, безличный характер природы человека позволял просветителям использовать такую «природу» в борьбе против политико-правовых институтов культуры средневекового общества, партикулярных феодальных правопорядков во имя торжества единого общегражданского политико-правового устройства. «Провозглашение свободы… было равносильно возвращению к природе, признанию условий и законов природы, искаженных искусственною организациею общества… Закон природы есть закон вечный, совершенный в противоположность преходящим и плохим законам искусственных обществ; /…/ для того чтобы возвратиться к законам природы, человек должен обратиться к здравому, вернее, общему смыслу (sens commun), освобожденному от всего, что дают искусственное воспитание, предания, обычаи. Воззвание к природе было сильным оружием против общественного строя с его искусственною иерархиею, условными нравами, фижмами, париками, мушками, парадами и салонною жизнью», — писал русский историк и государствовед А.Д. Градовский.
Основоположники исторической школы в Германии были категорически против природных антиисторических универсалий школы естественного права.
Исторический взгляд на право, по их мнению, ясно показывает, что не существует никакой «общей» природы человека, и неизбежно приводит к осознанию неразрывной связи положительного права с самобытным «духом» того или иного народа.
Основоположники исторической школы могли бы подписаться под словами французского мыслителя Мэстра: «В мире нет человека. Я видел в своей жизни французов, итальянцев, русских и т.п., но заявляю, что человека я не встречал; если он и существует, то мне об этом неизвестно».
По мнению Ф.К. Савиньи, источником права «является во всех отдельных лицах сообща живущий и действующий народный дух, свидетельствующий позитивное право, так что в сознании каждого отдельно не случайно, но по необходимости присутствует одно и то же право». «Сами народы представляют собой различные индивидуальности различного рода и направления. Эта индивидуальность составляет то, что мы называем характером народа, поэтому права народов различны; особенность народа проявляется в его праве точно так же, как в его языке и нравах. /…/ Особенность юридических воззрений также, как и язык, принадлежит к характерным признакам различной национальности. Как общность права есть одна из духовных связей, поддерживающих народ, так и своеобразное развитие юридического сознания образует один из элементов, отличающих один народ от других», — писал Г.Ф. Пухта в «Энциклопедии права».
«Истористы» были убеждены, что «право подобно цивилизации есть в целом «эманация» бессознательных, анонимных, постепенных и иррациональных сил, действующих в жизни каждой особенной нации». «Каждый народ во всех своих состояниях, а следовательно и в гражданском праве, имеет не случайную, но существенную и необходимую, основанную на всем его прошедшем, индивидуальность; отсюда, изобретение общего права для всех народов также невозможно, как невозможно изобретение всеобщего языка, который бы заменил действительные живые языки». «Конкретность и индивидуальность вообще характеризуют каждую нацию… черты эти обусловлены неким духом нации: из внутреннего единства народа, как индивидуальности, произрастает правовая идея, раскрывающая дух нации «через внутренние силы, действующие втихомолку» (А. Мюллер)».
Именно поэтому «не может быть общих рецептов для улучшения права, как и общих рецептов для улучшения индивидуального здоровья». Таким образом, источник подлинного права в воззрениях «истористов» предстает национальным, а «органом» его выражения служит народ как единая самобытная культурная целостность.
«Атомицистские» воззрения на общество и ярко выраженная либерально-индивидуалистическая направленность классического юснатурализма отнюдь не противоречат утверждению, что природа человека, как основа, источник естественного права, рисовалась его адептами как универсальная и безличная, какой в равной мере наделен каждый человек – и именно отсюда берет свое начало протест классического юснатурализма против феодально-сословного права с его культом ранга, статуса, с органическим (холистским) взглядом на общество и государственное устройство.
Природа человека для классического юснатурализма рациональна; как и все мироздание в целом, она подчиняется действию непреложных универсальных законов, которые в абсолютно равной мере распространяются на каждого индивида, механические (посредством естественных потребностей) соединения которых образуют общественный агрегат.
Хотя классическая школа естественного права носила ярко выраженную индивидуалистическую направленность и утверждала естественные права личности, она бы не смогла никогда этого сделать, если бы ab initio не утвердила в качестве источника естественного права универсальную и безличную природу человека, наделявшую каждого индивида с момента его рождения в равной мере с другими индивидами естественными и неотчуждаемыми правами.
В полном соответствии с классическим типом научной рациональности «механицистская теория XVIIIв. исходит из предположения о приоритетном существовании универсального субъекта, абстрагированного от конфессиональных, национальных, сословных и других традиционных привязанностей, но обладающего вечной и неизменной разумной природой».
Можно всецело согласиться с Е.В. Тимошиной в том, что «чистота сознания этого абстрактно определенного субъекта, гарантированная его положением вне религии, истории, нации и сословной общности, предполагает с точки зрения индивидуалистической гносеологии догматическую общеобязательность его результатов во всех областях человеческого знания, и в том числе в области знаний о праве».
Помещение в центр мироздания субъекта, «очищенного» от социокультурных особенностей, логически предполагало унификацию правовых статусов индивидуальных субъектов права, какая основывалась на механической картине мира, рационалистических установках, была неразрывно связана с идеей универсальной, неизменной и разумной природы человека.
Равенство индивидов обусловливалось равной подчиненностью объективно существующим «естественным» законам, одинаковой общечеловеческой природой, выраженной в естественных потребностях и способности рациональной деятельности. Широкое распространение идеи политико-правового (а не только духовного) равенства, скрепленное теорией общественного договора, приводило к невиданной в истории западной цивилизации социальной мобильности, политико-правовой активности индивидуального, группового, а затем и массового характера.
Историческая же школа, напротив, отрицая какое-либо значение индивидуально-личностного творческого начала для процесса правогенеза, в то же время наделяла каждую нацию, народность уникальными чертами, развившимися естественно, закономерно из духа народа. Для исторической школы важно не «естественно» неделимое, но духовно неделимое, чем виделся самобытный национальный союз нескольких поколений людей.
«По мнению Гердера… каждый народ несет на себе свои нормы права и свои представления о счастье, при этом вина отцов автоматически накапливается и переходит на детей: «Естественное государство» — это один народ с одним национальным характером, но вбирающий в себя поколения прошлые, настоящие, будущие. Тем самым нация в интерпретации романтиков приобретает надвременной характер, постоянно в ней присутствующий и определяющий ее конфигурации».
Соответственно, источник «правильного» права в классическом юснатурализме – универсальный и безличный (разумная природа человека), для исторической школы – национальный и индивидуализированный (дух народа: «исторический индивидуум», «культурная личность»). У классических юснатуралистов общество подчинено объективным законам и связывается воедино лишь естественными потребностями индивидов, в то время как у немецких истористов общество конституируется национально-культурной самобытностью, менталитетом, имеющим свой органический цикл развития.
Из данного соотношения логически следует, что первичным субъектом права для классического юснатурализма выступает атомарный индивид, равный по своим фундаментальным природным качествам всем другим индивидам, в то время как в представлениях исторической школы предельным, далее аналитически неразложимым без потери эссенциальных качеств, субъектом права является нация, народность, единство которой конституирует уникальный дух.
Ф.К. Савиньи утверждал, что отдельного человека необходимо мыслить как члена семьи, народа, государства, а всякую эпоху в жизни народа как продолжение и развитие предшествующих эпох. Именно поэтому индивиды в исторической юриспруденции – неотъемлемая часть нации, которая имеет органически сложившееся иерархическое строение.
Тем самым основным принципом становится не принцип равенства социальных статусов (классический юснатурализм), а принцип изначального неравенства индивидуальных субъектов права, исторически сложившегося статусного многообразия, органически «вызревшей» из начал «духа народа» социальной иерархии.
«Если, следуя учению просвещенцев, каждую индивидуальную и конкретную личность рассматривать как равную всем остальным (хотя бы на первом, первобытном этапе ее формирования), то и правовые нормы-предписания были бы для всех одинаково эффективны и приемлемы (из этого предположения и исходит правило, что «закон для всех един»). Но романтики убеждены в ином: люди изначально неодинаковы и неравны, иерархии могут быть только органического и естественного происхождения, а индивидуальные воли и свободы априори вписаны в рамку единого плана, составленного самим Провидением».
В силу того, что первичным источником подлинного права у юснатуралистов классической школы XVII–XVIIIвв. выступает общая природа человека, а у «истористов» уникальный для каждого народа «дух», соответственно, принципиально различными являются и взгляды «естественников» и «истористов» на общественное устройство: первым свойственны атомицистские, механические представления об обществе «как о произвольной совокупности индивидуумов-атомов (т.н. «социальная физика» — А.М.), не имеющем собственной надындивидуальной сущности – «народного духа», который обусловливал бы внутреннюю закономерность исторического развития народа.
Следствием такого взгляда и стало то, что в просветительской философии общество рассматривалось как материал, послушно поддающийся рациональному преобразованию со стороны законодателя.
Историческая школа права противопоставила просветительскому представлению о произвольной «сделанности» общества-механизма органическую интерпретацию социального». Представляется справедливым указание И.И. Царькова, что причиной перехода от атомицистских воззрений на структуру общества к органическим выступает то, что к XIX веку «на смену феодальному многосословному обществу пришло двухклассовое общество», «рельефно проступила роль классов». «В социальной науке это приводило к мысли о подчиненности индивида социальной группе. Коллективисты утверждали, что неким коллективистским понятиям соответствует определенная реальность, автономная и независимая от людей».
Разумеется, качественному изменению взглядов на устройство общества способствовали и метаморфозы французской буржуазной революции, когда «естественный разум» просветителей разбился об исторически сформированную «глыбу» социальной «инерции» (стихийно укорененные в массовом сознании идеи, традиционные корпоративные нормы и хабитуализированные практики), которая, как вскоре выяснилось, носит во многом иррациональный и надындивидуальный, массово воспроизводящийся характер, не поддается кардинальным трансформациям в соответствии с рациональными прожектами просвещенных умов. «Разочарованные либералы и прогрессисты усматривали причину практической неудачи естественноправовых принципов в таком господстве прошлого над настоящим, которого не удалось преодолеть с помощью рационалистических формул, несмотря на приобретенную ими законодательную санкцию». Как образно указал Ортега-и-Гассет, социальные догмы являются «могучей, суровой и грубой реальностью».
Историческая школа впервые концептуализирует идею о том, что нередко многие искусственно создаваемые формы права (закон, правовая доктрина) «обречены на гибель благодаря скрытой враждебности, выказываемой по отношению к ним тем народом, для которого они были созданы; что меры, выработанные чисто рассудочным путем, оказываются нередко бессильными перед лицом реальной действительности, которой управляют совершенно иные психологические тенденции».
Не случайно в современной литературе по истории правовых учений указывается на то, что к концу XVIII века методология рационализма оказалась в кризисном состоянии: естественно-правовые концепции реформирования законодательства и юстиции в целом «оказывались трудно реализуемыми в столкновении с реальным правом стран и народов. Еще в большей мере кризисным было состояние самой философско-правовой методологии, которая была не в силах осмыслять все разнообразие факторов, определявших государственную и правовую систему общества». По этой причине историческая школа права выступила в защиту «уже познанных и апробированных закономерностей общественной и государственной жизни, сложившихся в условиях средневековья».
Не только основоположники немецкой исторической школы, но и многие юристы, поддержавшие идеи, высказанные Ф. Савиньи в 1814–1815гг., были убеждены, что невозможно сразу порвать все связи, которые соединяют настоящее с прошедшим, невозможно «с чистого листа» исключительно из «просвещенного сознания» сконструировать новое право, в корне изменить природу эволюционно сложившихся и глубоко интериоризированных в общественном и доктринальном правосознании представлений.
Именно поэтому, на наш взгляд, «истористы» обращаются в качестве фундаментального полагания своего учения о праве к «духу народа», который на современном этапе развития социогуманитаристики может быть определен как национальный менталитет.
Таким образом, естественно-правовому «восстанию» против культуры феодального общества при помощи рационально устроенной универсальной природы «общечеловека», «истористы» стали также аксиоматично утверждать прямо противоположное – возвращение юриспруденции от умозрительной «природы» к «позитивно» существующей национальной культуре как единственному аутентичному источнику, locus initialis правогенеза – «дух народа» и явился тем коллективным, иррациональным, органическим началом, которое невозможно преодолеть при помощи спекулятивно выведенных идей всеобщего «осчастливливания» человечества в кротчайший срок. «Народный дух» стал для юристов «исторической школы» единственным трансцендентным основанием того динамического процесса, который двигал развитием права, подчиняя себе имманентные закономерности внутриправового развития. Он же обусловил и великую политическую подмену, произведенную в самих основаниях права: бесплотная и космополитическая идея «естественного закона» устапала здесь место вполне «натуралистической» идее национального духа, естественного правосознания нации».
Применительно к классическому юснатурализму XVII XVIII столетий справедливо утверждение В.П. Малахова: «Естественные права есть права, по которым люди неотличимы друг от друга; они – предельно родовые права (притязания)».
Источником подлинного права в глазах представителей исторической школы, напротив, выступали индивидуализированные сущности — на уровне сверхъестественного — Бог («право — есть божественный порядок, данный человеку» (Г.Ф. Пухта )), в «измерении» естественного — уникальный национальный дух каждого народа (der Volksgeist).
Термин «дух народа» был введен в научный оборот Г.Ф. Пухтой в труде «Традиционное право» («Gewohnheitsrecht») в 1838 г. и был использован фон Савиньи в работе «Система современного римского права» («System des heutigen romischen Rechts») в 1840-1848 гг.
«Данными категориями фон Савиньи размышлял еще до употребления этого термина. Когда он обратился к германскому средневековому праву, то обнаружил, что gemeines Recht последнего с его высоким уровнем юридической техники восходит к римскому праву, которое толковалось и развивалось глоссаторами и консилиаторами. Поскольку заимствование происходило в Германии не путем государственных предписаний, а прежде всего в форме постепенно протекавшего заимствования в связи с возникавшими потребностями, он не мог придумать никакого другого объяснения этого процесса, кроме «внутренней необходимости».
По мнению основоположника исторической школы, «никто и ничто не существует совершенно уединено и отдельно; напротив, что кажется единичным является в сущности звеном высшего целого. Каждый единичный человек есть член семейства, народа, государства; каждый век народа является продолжением и развитием всех прошедших веков. Каждый век производит свой мир в неразрывном общении с целым прошедшим. /…/ Настоящий век есть только член этого высшего целого, живущий в нем и вместе с ним, так как все, данное целым, свободно производится и его членом. Отсюда история является единственным средством к истинному познанию нашего настоящего».
В период господства в профессиональном и доктринальном правосознании естественно-правовой концепции, особенно в сознании просветителей XVIII столетия, природа человека представлялась всеобщей и неизменной – из нее и «выводилось» универсальное и вечное естественное право. В числе традиционных черт естественного права в представлениях правовой доктрины во время кодификации гражданского права во Франции Ж.Л. Морандьер указывает: «Естественное право – есть совокупность норм вечных и неизменных. В его основе лежит «сущностное» представление о человеке, о тождестве человеческого рода в веках и пространстве, о неизменности характера и основных потребностей человека».
Еще со времен античности природа мыслилась как неволеустановленное, универсальное и неизменное основание – уже у софистов «законное по природе» распространялось не только на весь человеческий род, но и на все виды живых существ. Акцент на универсальности природы человека сделали поздние стоики, противопоставившие универсальное естественное право многообразию внутригосударственных правопорядков. Философия стоицизма, как известно, не только была положена в основу римского права, но и существенным образом повлияла на Христианство. В сознании средневековых схоластов единство природы человека диктовалось общим источником, ее созданностью «по образу и подобию Бога» – это убеждение, выделявшее человека из всей живой природы и акцентировавшее его разумность, являлось непререкаемым догматом христианского учения и было впитано в «кровь и плоть» всей средневековой культуры.
Поэтому представления школы естественного права о единой, общей для всего человеческого рода природе являлись вполне традиционными в рамках европейской культуры того исторического времени. Вместе с тем всеобщий характер природы человека был вполне созвучен рационалистическим представлениям о мироздании, в основе устройства которого лежат универсальные законы.
Помимо этого, универсальный, безличный характер природы человека позволял просветителям использовать такую «природу» в борьбе против политико-правовых институтов культуры средневекового общества, партикулярных феодальных правопорядков во имя торжества единого общегражданского политико-правового устройства. «Провозглашение свободы… было равносильно возвращению к природе, признанию условий и законов природы, искаженных искусственною организациею общества… Закон природы есть закон вечный, совершенный в противоположность преходящим и плохим законам искусственных обществ; /…/ для того чтобы возвратиться к законам природы, человек должен обратиться к здравому, вернее, общему смыслу (sens commun), освобожденному от всего, что дают искусственное воспитание, предания, обычаи. Воззвание к природе было сильным оружием против общественного строя с его искусственною иерархиею, условными нравами, фижмами, париками, мушками, парадами и салонною жизнью», — писал русский историк и государствовед А.Д. Градовский.
Основоположники исторической школы в Германии были категорически против природных антиисторических универсалий школы естественного права.
Исторический взгляд на право, по их мнению, ясно показывает, что не существует никакой «общей» природы человека, и неизбежно приводит к осознанию неразрывной связи положительного права с самобытным «духом» того или иного народа.
Основоположники исторической школы могли бы подписаться под словами французского мыслителя Мэстра: «В мире нет человека. Я видел в своей жизни французов, итальянцев, русских и т.п., но заявляю, что человека я не встречал; если он и существует, то мне об этом неизвестно».
По мнению Ф.К. Савиньи, источником права «является во всех отдельных лицах сообща живущий и действующий народный дух, свидетельствующий позитивное право, так что в сознании каждого отдельно не случайно, но по необходимости присутствует одно и то же право». «Сами народы представляют собой различные индивидуальности различного рода и направления. Эта индивидуальность составляет то, что мы называем характером народа, поэтому права народов различны; особенность народа проявляется в его праве точно так же, как в его языке и нравах. /…/ Особенность юридических воззрений также, как и язык, принадлежит к характерным признакам различной национальности. Как общность права есть одна из духовных связей, поддерживающих народ, так и своеобразное развитие юридического сознания образует один из элементов, отличающих один народ от других», — писал Г.Ф. Пухта в «Энциклопедии права».
«Истористы» были убеждены, что «право подобно цивилизации есть в целом «эманация» бессознательных, анонимных, постепенных и иррациональных сил, действующих в жизни каждой особенной нации». «Каждый народ во всех своих состояниях, а следовательно и в гражданском праве, имеет не случайную, но существенную и необходимую, основанную на всем его прошедшем, индивидуальность; отсюда, изобретение общего права для всех народов также невозможно, как невозможно изобретение всеобщего языка, который бы заменил действительные живые языки». «Конкретность и индивидуальность вообще характеризуют каждую нацию… черты эти обусловлены неким духом нации: из внутреннего единства народа, как индивидуальности, произрастает правовая идея, раскрывающая дух нации «через внутренние силы, действующие втихомолку» (А. Мюллер)».
Именно поэтому «не может быть общих рецептов для улучшения права, как и общих рецептов для улучшения индивидуального здоровья». Таким образом, источник подлинного права в воззрениях «истористов» предстает национальным, а «органом» его выражения служит народ как единая самобытная культурная целостность.
«Атомицистские» воззрения на общество и ярко выраженная либерально-индивидуалистическая направленность классического юснатурализма отнюдь не противоречат утверждению, что природа человека, как основа, источник естественного права, рисовалась его адептами как универсальная и безличная, какой в равной мере наделен каждый человек – и именно отсюда берет свое начало протест классического юснатурализма против феодально-сословного права с его культом ранга, статуса, с органическим (холистским) взглядом на общество и государственное устройство.
Природа человека для классического юснатурализма рациональна; как и все мироздание в целом, она подчиняется действию непреложных универсальных законов, которые в абсолютно равной мере распространяются на каждого индивида, механические (посредством естественных потребностей) соединения которых образуют общественный агрегат.
Хотя классическая школа естественного права носила ярко выраженную индивидуалистическую направленность и утверждала естественные права личности, она бы не смогла никогда этого сделать, если бы ab initio не утвердила в качестве источника естественного права универсальную и безличную природу человека, наделявшую каждого индивида с момента его рождения в равной мере с другими индивидами естественными и неотчуждаемыми правами.
В полном соответствии с классическим типом научной рациональности «механицистская теория XVIIIв. исходит из предположения о приоритетном существовании универсального субъекта, абстрагированного от конфессиональных, национальных, сословных и других традиционных привязанностей, но обладающего вечной и неизменной разумной природой».
Можно всецело согласиться с Е.В. Тимошиной в том, что «чистота сознания этого абстрактно определенного субъекта, гарантированная его положением вне религии, истории, нации и сословной общности, предполагает с точки зрения индивидуалистической гносеологии догматическую общеобязательность его результатов во всех областях человеческого знания, и в том числе в области знаний о праве».
Помещение в центр мироздания субъекта, «очищенного» от социокультурных особенностей, логически предполагало унификацию правовых статусов индивидуальных субъектов права, какая основывалась на механической картине мира, рационалистических установках, была неразрывно связана с идеей универсальной, неизменной и разумной природы человека.
Равенство индивидов обусловливалось равной подчиненностью объективно существующим «естественным» законам, одинаковой общечеловеческой природой, выраженной в естественных потребностях и способности рациональной деятельности. Широкое распространение идеи политико-правового (а не только духовного) равенства, скрепленное теорией общественного договора, приводило к невиданной в истории западной цивилизации социальной мобильности, политико-правовой активности индивидуального, группового, а затем и массового характера.
Историческая же школа, напротив, отрицая какое-либо значение индивидуально-личностного творческого начала для процесса правогенеза, в то же время наделяла каждую нацию, народность уникальными чертами, развившимися естественно, закономерно из духа народа. Для исторической школы важно не «естественно» неделимое, но духовно неделимое, чем виделся самобытный национальный союз нескольких поколений людей.
«По мнению Гердера… каждый народ несет на себе свои нормы права и свои представления о счастье, при этом вина отцов автоматически накапливается и переходит на детей: «Естественное государство» — это один народ с одним национальным характером, но вбирающий в себя поколения прошлые, настоящие, будущие. Тем самым нация в интерпретации романтиков приобретает надвременной характер, постоянно в ней присутствующий и определяющий ее конфигурации».
Соответственно, источник «правильного» права в классическом юснатурализме – универсальный и безличный (разумная природа человека), для исторической школы – национальный и индивидуализированный (дух народа: «исторический индивидуум», «культурная личность»). У классических юснатуралистов общество подчинено объективным законам и связывается воедино лишь естественными потребностями индивидов, в то время как у немецких истористов общество конституируется национально-культурной самобытностью, менталитетом, имеющим свой органический цикл развития.
Из данного соотношения логически следует, что первичным субъектом права для классического юснатурализма выступает атомарный индивид, равный по своим фундаментальным природным качествам всем другим индивидам, в то время как в представлениях исторической школы предельным, далее аналитически неразложимым без потери эссенциальных качеств, субъектом права является нация, народность, единство которой конституирует уникальный дух.
Ф.К. Савиньи утверждал, что отдельного человека необходимо мыслить как члена семьи, народа, государства, а всякую эпоху в жизни народа как продолжение и развитие предшествующих эпох. Именно поэтому индивиды в исторической юриспруденции – неотъемлемая часть нации, которая имеет органически сложившееся иерархическое строение.
Тем самым основным принципом становится не принцип равенства социальных статусов (классический юснатурализм), а принцип изначального неравенства индивидуальных субъектов права, исторически сложившегося статусного многообразия, органически «вызревшей» из начал «духа народа» социальной иерархии.
«Если, следуя учению просвещенцев, каждую индивидуальную и конкретную личность рассматривать как равную всем остальным (хотя бы на первом, первобытном этапе ее формирования), то и правовые нормы-предписания были бы для всех одинаково эффективны и приемлемы (из этого предположения и исходит правило, что «закон для всех един»). Но романтики убеждены в ином: люди изначально неодинаковы и неравны, иерархии могут быть только органического и естественного происхождения, а индивидуальные воли и свободы априори вписаны в рамку единого плана, составленного самим Провидением».
В силу того, что первичным источником подлинного права у юснатуралистов классической школы XVII–XVIIIвв. выступает общая природа человека, а у «истористов» уникальный для каждого народа «дух», соответственно, принципиально различными являются и взгляды «естественников» и «истористов» на общественное устройство: первым свойственны атомицистские, механические представления об обществе «как о произвольной совокупности индивидуумов-атомов (т.н. «социальная физика» — А.М.), не имеющем собственной надындивидуальной сущности – «народного духа», который обусловливал бы внутреннюю закономерность исторического развития народа.
Следствием такого взгляда и стало то, что в просветительской философии общество рассматривалось как материал, послушно поддающийся рациональному преобразованию со стороны законодателя.
Историческая школа права противопоставила просветительскому представлению о произвольной «сделанности» общества-механизма органическую интерпретацию социального». Представляется справедливым указание И.И. Царькова, что причиной перехода от атомицистских воззрений на структуру общества к органическим выступает то, что к XIX веку «на смену феодальному многосословному обществу пришло двухклассовое общество», «рельефно проступила роль классов». «В социальной науке это приводило к мысли о подчиненности индивида социальной группе. Коллективисты утверждали, что неким коллективистским понятиям соответствует определенная реальность, автономная и независимая от людей».
Разумеется, качественному изменению взглядов на устройство общества способствовали и метаморфозы французской буржуазной революции, когда «естественный разум» просветителей разбился об исторически сформированную «глыбу» социальной «инерции» (стихийно укорененные в массовом сознании идеи, традиционные корпоративные нормы и хабитуализированные практики), которая, как вскоре выяснилось, носит во многом иррациональный и надындивидуальный, массово воспроизводящийся характер, не поддается кардинальным трансформациям в соответствии с рациональными прожектами просвещенных умов. «Разочарованные либералы и прогрессисты усматривали причину практической неудачи естественноправовых принципов в таком господстве прошлого над настоящим, которого не удалось преодолеть с помощью рационалистических формул, несмотря на приобретенную ими законодательную санкцию». Как образно указал Ортега-и-Гассет, социальные догмы являются «могучей, суровой и грубой реальностью».
Историческая школа впервые концептуализирует идею о том, что нередко многие искусственно создаваемые формы права (закон, правовая доктрина) «обречены на гибель благодаря скрытой враждебности, выказываемой по отношению к ним тем народом, для которого они были созданы; что меры, выработанные чисто рассудочным путем, оказываются нередко бессильными перед лицом реальной действительности, которой управляют совершенно иные психологические тенденции».
Не случайно в современной литературе по истории правовых учений указывается на то, что к концу XVIII века методология рационализма оказалась в кризисном состоянии: естественно-правовые концепции реформирования законодательства и юстиции в целом «оказывались трудно реализуемыми в столкновении с реальным правом стран и народов. Еще в большей мере кризисным было состояние самой философско-правовой методологии, которая была не в силах осмыслять все разнообразие факторов, определявших государственную и правовую систему общества». По этой причине историческая школа права выступила в защиту «уже познанных и апробированных закономерностей общественной и государственной жизни, сложившихся в условиях средневековья».
Не только основоположники немецкой исторической школы, но и многие юристы, поддержавшие идеи, высказанные Ф. Савиньи в 1814–1815гг., были убеждены, что невозможно сразу порвать все связи, которые соединяют настоящее с прошедшим, невозможно «с чистого листа» исключительно из «просвещенного сознания» сконструировать новое право, в корне изменить природу эволюционно сложившихся и глубоко интериоризированных в общественном и доктринальном правосознании представлений.
Именно поэтому, на наш взгляд, «истористы» обращаются в качестве фундаментального полагания своего учения о праве к «духу народа», который на современном этапе развития социогуманитаристики может быть определен как национальный менталитет.
Таким образом, естественно-правовому «восстанию» против культуры феодального общества при помощи рационально устроенной универсальной природы «общечеловека», «истористы» стали также аксиоматично утверждать прямо противоположное – возвращение юриспруденции от умозрительной «природы» к «позитивно» существующей национальной культуре как единственному аутентичному источнику, locus initialis правогенеза – «дух народа» и явился тем коллективным, иррациональным, органическим началом, которое невозможно преодолеть при помощи спекулятивно выведенных идей всеобщего «осчастливливания» человечества в кротчайший срок. «Народный дух» стал для юристов «исторической школы» единственным трансцендентным основанием того динамического процесса, который двигал развитием права, подчиняя себе имманентные закономерности внутриправового развития. Он же обусловил и великую политическую подмену, произведенную в самих основаниях права: бесплотная и космополитическая идея «естественного закона» устапала здесь место вполне «натуралистической» идее национального духа, естественного правосознания нации».
2 комментария