Дмитрий Литвинский (Адвокат, Париж) →  Государственно-частное партнерство. Взгляд со стороны нотариата

27 ноября 2012 г. в расположенном прямо напротив парижского Дома Инвалидов здании Высшего Совета Нотариата Франции состоялась конференция по теме «Государственно-частные партнерства», проводимая Высшим Советом и Федеральной Нотариальной Палатой Российской Федерации.
Программа конференции на французском (ссылка на скачивание в PDF)
Публикация о мероприятии в Российской газете
В конференции, объединившей представителей нотариата, адвокатуры, бизнеса и юридической науки обеих стран, приняли, среди прочих, участие:
Жан Террад, Президент Высшего Совета Нотариата,
Сазонова М.И., Президент ФНП, и Ярков В.В., Вице-президент ФНП,
Яковлев В.Ф., Советник Президента РФ,
Винсен Ламанда, Первый президент французского Кассационного суда,
Любимов Ю.С., замминистра Юстиции РФ,
Лоран Валле, Директор Департамента по гражданским делам Министерства юстиции и свобод Франции.

Одна из задач конференции — получить ответ на вопрос об использовании в России богатого французского законодательного опыта взаимодействия государства и частного бизнеса в области возведения и эксплуатации по государственному заказу объектов социального значения (дорог, аэропортов, больниц, тюрем) или же обеспечения частным инвестором общественно-значимых услуг (например, водоснабжения или уличного освещения). Ставился вопрос и о применимости в российских условиях французских моделей в области нотариата.
Имея возможность участвовать в конференции, выступать на ней, ограничусь лишь некоторыми личными впечатлениями, не воспроизводя ее выводы. Формат блога не совсем отвечает этой задаче, тем более, что ФНП сделает все, чтобы материалы мероприятия были отражены в тех местах и в том виде, которые подходят для этого наилучшим образом.

1. Прежде всего, стоит отметить важность усилий ФНП, нацеленных на то, чтобы возможность соприкоснуться с богатой на опыт и традиции культурой французского нотариата, была не только у столичных нотариусов, но и у их коллег из провинции. Для многих из участников делегации ФНП, собравшей нотариусов из регионов, участие в таких мероприятиях означает возможность ощутить свою профессию не через набор рутинных задач, а как принадлежность к международной «касте», в хорошем смысле этого слова. Касте, которой нужно соответствовать, и гордость за которую накладывает, в том числе, и моральные обязательства. Ощущению профессиональной преемственности не могла не способствовать и возможность увидеть и «потрогать» людей, чью роль в российской юриспруденции трудно переоценить. В перерыве между заседаниями Вениамин Федорович Яковлев был в прямом смысле взят в двойное кольцо представительницами российского нотариата.

2. Что же касается собственно обсуждаемого на мероприятии, то на фоне полемики об оправданности обязательного нотариального оформления сделок с недвижимостью, интерес российского нотариата к французскому опыту вполне понятен. Тем более с учетом тесных практических связей, давно существующих между ФНП и ее французским аналогом. Во Франции все сделки с недвижимостью оформляются через нотариуса, и интересна здесь, в данном случае, не столько та юридическая безопасность, которая этим обеспечивается, сколько выстроенная во Франции система прозрачности и возможности отслеживать через нотариуса юридическую, иногда насчитывающую многие десятилетия, историю соответствующего объекта. Есть и практический момент – монополия в оформлении соответствующих сделок обеспечивает нотариату серьезный объем работы, причем работы оплачиваемой.
В то же самое время, конкретный опыт участников показал, что в других странах, например в Австралии, передача в ведение нотариусов сделок с недвижимостью, раньше оформлявшихся при участии адвоката, привела к существенному снижению их стоимости.

3. В этом свете понятен и интерес к государственно-частным партнерствам, чаще всего связанными именно с объектами недвижимости. Впрочем, реакция аудитории в целом показала, что и во Франции некоторые нотариусы не вполне отдают отчет во всех тонкостях этого механизма. Применительно же к российским реалиям остается открытым вопрос о дополнительных юридических гарантиях, которые обеспечиваются вмешательством нотариуса. Посредничество нотариуса в сделке между частными лицами, позволяя информировать стороны о возможных юридических последствиях операции, выявить их реальную волю, более чем оправдано. Применительно же к проектам ГЧП связь эта не так очевидна. Масса юристов-практиков, участвующих в таких проектах, как со стороны инвестора, так и со стороны администрации, сводит на нет вопрос о возможном непонимании сторонами последствий. С другой стороны, увеличение бюджета проекта за счет нотариального оформления вряд ли принципиально отразится на его общей рентабельности, хотя немного и увеличит ее сроки.

4. Интересно отметить оценку взаимного инвестиционного климата России и Франции. Если российская сторона видит основную проблему в администрации, не всегда открытой к сотрудничеству с иностранными инвесторами, то, как представители крупных французских банков, так адвокаты отмечают общие трудности, возникающие у российских инвесторов при работе с банками во Франции. В отличие от банкиров из Швейцарии или Люксембурга, во Франции нередко достаточно упоминания страны потенциального инвестора, чтобы оборвать разговор на корню. К сожалению, подобное отношение к российским капиталам, приводящее к нежеланию даже изучить потенциальное инвестиционное досье, связано с общим негативным образом России, ассоциируемой в глазах широкого обывателя с коррупцией и отмыванием криминальных доходов. Благоприятный образ страны, который еще только предстоит выстраивать, выражает, как это было с сожалением отмечено, скорее позицию отдельных представителей интеллектуальных кругов.

5. Впрочем, несмотря на все разговоры о рисках коррупции, применительно к ГЧП эта проблема не является основной. Вопрос в недостаточной проработанности в российском праве ГЧП механизмов, позволяющих снизить «коррупцинногенность» инвестиционных проектов.
Наличие коррупции в собственной стране, в той или иной степени признается и самими французами. Вопрос вс том, что французская модель позволяет обеспечить ситуацию, когда, по выражению одного из французских участников, потенциальный коррупционер чувствует себя «не комфортно». Посыл был поддержан и В.Ф. Яковлевым, в искренности которого мне не приходится сомневаться, надеющимся на то, что в итоге, когда-нибудь, в России все-таки будет построена ситуация, когда коррупционер будет чувствовать себя «очень некомфортно».

6. Искренне очарован изяществом формулировки Мари-Анн Фризон-Рош из парижской Сьянс По — ведущей круглого стола, — указавшей что во французской аббревиатуре «PPP» (Partenariat public-priv?) основное смысловое значение имеет все-таки первая «P» — партнерство. В нашем ГЧП соответственно последняя и единственная.

7. Отмечу и тезис Вениамина Федоровича Яковлева, о том, что иногда эффективности работы российских судов, испытывающих огромную перегрузку, мешает как раз излишнее стремление к преобразованиям. С некоторых точек зрения, суды бывает лучше лишний раз «не трогать». Думаю, что сегодняшний российский контекст с его судебными «переселениями» не может не придавать этому наблюдению известную ироничность.

8. Интересна и разница в подходах. Многие российские участники с удивлением открыли для себя, что, в отличие от России, где ГЧП воспринимается в целом через призму договорного права, во Франции вопрос, в силу публичной составляющей, встроен в систему административного права и решается, на национальном уровне, через систему административных судов.
Применительно же к проектам международного характера, возможные споры в целом успешно разрешаются через механизмы инвестиционного арбитража, в частности через посредничество Международного центра по урегулированию инвестиционных споров, созданного Вашингтонской конвенцией 1965 г. Россия же, в которой понятие инвестиционного арбитража не существует как категория, конвенцию подписала, но так и не ратифицировала.

9. В конечном итоге дискуссия все равно привела к вопросу об оправданности подчинения отдельных моментов некоторых российских ГЧП, например реализуемых в Петербурге, английскому праву с рассмотрением споров в английском же арбитраже. Интересно, что в целом французская сторона такую ситуация принципиально неприемлемой не находила. По свидетельству отдельных российских практиков, работающих в проектах ГЧП, и имеющих, помимо прочего, в своем багаже и иностранные юридические дипломы, использование английских моделей дискомфорта для них также не создавало.

10. Ну и, напоследок: как бы ни был квалифицирован синхронный переводчик, работать с иностранными конструкциями, в которых он сам, да и многие из его слушателей не очень ориентируются, не всегда продуктивно.
Вполне ожидаемо возникла и понятийная путаница с российскими «арбитражными судами» и «арбитражами».
Мне трудно представить, как можно с ходу переводить языковые конструкции, не всегда очевидные и для французской аудитории, тем более, когда докладчик перегружает свою речь и электронную презентацию местной юридической аббревиатурой. Все-таки для внятного выступающего, желающего быть понятым большей частью своих слушателей, необходимость адаптировать формат материала под конкретную аудитории, тем более иностранную, никто не отменял. Тем более странно это видеть от представителей адвокатских бюро, для которых, теоретически, навык объяснять клиенту понятным языком цели и задачи выполняемой для него работы, предполагается по умолчанию.

Копия на: avocatlitvinski.livejournal.com/