Антон Михайлов → Генезис континентальной юридической догматики (начало предисловия к книге)
Ирнерий, Аккурсий, Бартол, Вольф, Пухта и Иеринг – все это имена, звучащие совершенно несовременно для юриста XXI столетия.
Школы глоссаторов, комментаторов, гуманистов, «истористов» и пандектистов практически преданы забвению в теоретической и даже отраслевой правовой доктрине, не говоря уже о студентах-юристах, для которых такие имена и слова являются не более чем изысками отвлеченной от «действительной жизни» академической истории права. Еще в середине XX столетия П. Кошакер писал, что даже в немецкой юридической литературе «вряд ли можно найти даже упоминание имен великих немецких пандектистов, таких как Савиньи, Пухта, Иеринг, Дернбург, Виндшайд и других». По оценке исследователя, более 90% современных ему немецких юристов уже даже не знали таких имен и не имели представления об их вкладе в юридическую науку. Что тогда говорить о России, национальный менталитет которой никогда не питал особого благоволения к профессиональным юристам, а отечественная правовая доктрина, за единичными исключениями, неизменно помещала философию права выше юридической догматики, разрабатывая идею права, редко вспоминая о логически отточенной системе юридических конструкций. Так не пойдет ли в книге речь о традиции, отброшенной в сторону развитием ученой юриспруденции XX и XXI столетий? Не пытается ли автор, вопреки здравому смыслу, реанимировать давно умершие экспонаты в музее юридической мысли?
В континентальной юридической традиции сначала философский позитивизм и марксизм, а затем и направление «свободного права», «юриспруденция интересов», «школы» юридического «реализма», неклассические типы правопонимания нанесли ряд сокрушительных ударов догматической юриспруденции, в результате которых она стала восприниматься учеными-юристами не основанием юридического знания и правоведения в целом, а «ремеслом» практикующих юристов, найдя себе прибежище в сфере «юридической техники». В результате господства в профессиональном правосознании философского позитивизма, постулатов марксизма или социологического направления правопонимания многие мыслящие российские юристы современности осваивают исследовательские области, далекие от традиционных видов деятельности юридического сообщества, а юридическая практика лишается того интеллектуального основания в лице высококлассных догматиков, которые выступают необходимым условием ее осмысленного воспроизводства и развития. Юридическое сообщество все более и более «раскалывается» на интеллектуалов, увлекающих юристов в «небеса обетованные» философии науки и права, и лишенных культурной традиции «ремесленников», воспринимающих право исключительно как инструмент, при помощи которого могут быть достигнуты любые цели.
Если мы отправим догматическую юриспруденцию в музей истории, что станет основанием профессиональной юридической культуры, конституирующим фактором юридического сообщества, что останется юристам в качестве предмета их профессионального мышления? Ведь идею права могут исследовать и/или конструировать и профессиональные философы, и история классической немецкой философии без труда найдет этому целый ряд неоспоримых доказательств. Кроме того, к правовой идеологии вовсе не безразличны разнообразные течения политической мысли, стремящиеся внедрить в правовую систему собственные концептуализации, нередко весьма далекие от стиля мышления юридического сообщества. Социальное «действие» права могут изучать и уже более ста лет небезрезультатно исследуют профессиональные социологи, не обладающие знанием профессионального языка юристов и юридических конструкций. Реальность и специфика «юридических эмоций» как предмет исследования вполне подвластна и специалистам-психологам, и чтобы ее описать и определить, им совсем не обязательно использовать профессиональный язык и структуры мышления юристов. Исследование права под флагом экономического детерминизма гораздо более удобно не юристам, а специалистам-экономистам, для которых «птичий язык» правоведения совершенно чужд. Вместе с тем очевидно, что если юристы лишатся собственного «пространства» в интеллектуальной культуре, то это приведет, пусть и незримо для одного поколения, но неминуемо для истории культуры, не только к деградации юридического сообщества, но и к масштабному кризису всей западной цивилизации, поскольку в ее основании, благодаря деятельности многих поколений юристов догматической традиции, лежит право как социокультурный институт.
Забвение догматической традиции само по себе не проходит для юридического сообщества даром. Если дореволюционные российские юристы были способны воспринимать практически любой институт права как целостную систему, выполняющую в организме права и общественной среде определенные функции, могли без особого труда подниматься над уровнем слепого комментаторства к пониманию логических связей между юридическими конструкциями, видели их социокультурные основания, специально-юридическое и общесоциальное предназначение, то современные российские юристы практически утратили понимание оснований, целей, системности юридических конструкций, что приводит к исключению юридического сообщества из культурной элиты страны, к господству в профессии слепого «действия по образцу», к политической сервильности юридического сообщества и общественному восприятию юристов как беспринципных лакеев, всегда готовых «взять под козырек» и «налить триста грамм в один стакан». Разумеется, в «естественном» стремлении самооправдаться российское юридическое сообщество небезуспешно проделало определенный путь и уже нашло несколько «козлов отпущения», в числе которых принципиально ошибочный и фанатичный марксизм-ленинизм, властолюбивый и сервильный юридический позитивизм, тоталитарный политический режим, неизбывный правовой нигилизм широкой русской души. Однако рано или поздно настанет время, когда хотя бы часть корпорации юристов будет вынуждена признать, что в потере мыслительной самостоятельности и культурной образованности юридическому сообществу необходимо искать причины не только и не столько в истории и культуре, сколько, прежде всего, в самом себе. Такая профессиональная рефлексия, несомненно, крайне болезненна, но она является необходимым условием адекватного осознания настоящего status quo и искреннего стремления изменить его к лучшему. А без прояснения «внутренней истории» профессиональной юриспруденции, юридической догматики, невозможно осознать и ее неприглядное настоящее.
Не требует особых доказательств утверждение ex nihilo nihil — ни одна идея, концепция, конструкция не рождается из вакуума, из абсолютного небытия. «Новые идеи, – писал Л. фон Мизес, – не возникают из идеологического вакуума. Они порождаются существующей идеологической структурой; они являются реакцией разума человека на идеи, разработанные его предшественниками». Все юридические гипотезы, аргументы и выводы формируются в определенном историко-культурном и профессиональном контексте — путем интегрирования частных или сугубо профильных теорий в более общую, комплексную, помещения их в более широкий контекст, при помощи количественного дополнения и качественной корректировки предшествующих теорий, через отрицание их базовых положений и предложения собственных гипотез, аргументов и выводов. В истории человеческой мысли, особенно в сфере социально-гуманитарного знания, всегда сохраняется «связь времен», взаимосвязанность текстов культуры: любая новая концептуализация в правоведении неизбежно основывается на базовых постулатах, в единстве формирующих профессиональную корпоративную традицию. Даже юридическая концепция, открывающая черты новой «картины мира» и опровергающая некоторые положения прежней концептуализации, неизбежно «переносит в себя» более глубинные построения корпоративной традиции, элементы «картины мира» своей исторической эпохи — потому как они и являются той изначальной основой, на которых такая концепция формировалась (философские полагания, методологические установки, категориально-понятийный аппарат правоведения, типы аргументации и пр.). Для правоведения время тоже «коже, а не платье»; ни один профессиональный юрист не в состоянии отринуть те структуры, которые определяют его мышление и которые сформировались благодаря незримой корпоративной традиции. Как справедливо указал И.Н. Грязин, «история выявляет убедительные примеры преемственности правового мышления (типа аргументации, мысленного моделирования и т.п.)». Поэтому юридическое сообщество настоящего может не иметь исторической памяти о догматической традиции, но при этом в профессиональных видах деятельности мыслить, аргументировать, определять, классифицировать и решать в соответствии с образцами, которые могли быть заложены несколько веков назад.
Школы глоссаторов, комментаторов, гуманистов, «истористов» и пандектистов практически преданы забвению в теоретической и даже отраслевой правовой доктрине, не говоря уже о студентах-юристах, для которых такие имена и слова являются не более чем изысками отвлеченной от «действительной жизни» академической истории права. Еще в середине XX столетия П. Кошакер писал, что даже в немецкой юридической литературе «вряд ли можно найти даже упоминание имен великих немецких пандектистов, таких как Савиньи, Пухта, Иеринг, Дернбург, Виндшайд и других». По оценке исследователя, более 90% современных ему немецких юристов уже даже не знали таких имен и не имели представления об их вкладе в юридическую науку. Что тогда говорить о России, национальный менталитет которой никогда не питал особого благоволения к профессиональным юристам, а отечественная правовая доктрина, за единичными исключениями, неизменно помещала философию права выше юридической догматики, разрабатывая идею права, редко вспоминая о логически отточенной системе юридических конструкций. Так не пойдет ли в книге речь о традиции, отброшенной в сторону развитием ученой юриспруденции XX и XXI столетий? Не пытается ли автор, вопреки здравому смыслу, реанимировать давно умершие экспонаты в музее юридической мысли?
В континентальной юридической традиции сначала философский позитивизм и марксизм, а затем и направление «свободного права», «юриспруденция интересов», «школы» юридического «реализма», неклассические типы правопонимания нанесли ряд сокрушительных ударов догматической юриспруденции, в результате которых она стала восприниматься учеными-юристами не основанием юридического знания и правоведения в целом, а «ремеслом» практикующих юристов, найдя себе прибежище в сфере «юридической техники». В результате господства в профессиональном правосознании философского позитивизма, постулатов марксизма или социологического направления правопонимания многие мыслящие российские юристы современности осваивают исследовательские области, далекие от традиционных видов деятельности юридического сообщества, а юридическая практика лишается того интеллектуального основания в лице высококлассных догматиков, которые выступают необходимым условием ее осмысленного воспроизводства и развития. Юридическое сообщество все более и более «раскалывается» на интеллектуалов, увлекающих юристов в «небеса обетованные» философии науки и права, и лишенных культурной традиции «ремесленников», воспринимающих право исключительно как инструмент, при помощи которого могут быть достигнуты любые цели.
Если мы отправим догматическую юриспруденцию в музей истории, что станет основанием профессиональной юридической культуры, конституирующим фактором юридического сообщества, что останется юристам в качестве предмета их профессионального мышления? Ведь идею права могут исследовать и/или конструировать и профессиональные философы, и история классической немецкой философии без труда найдет этому целый ряд неоспоримых доказательств. Кроме того, к правовой идеологии вовсе не безразличны разнообразные течения политической мысли, стремящиеся внедрить в правовую систему собственные концептуализации, нередко весьма далекие от стиля мышления юридического сообщества. Социальное «действие» права могут изучать и уже более ста лет небезрезультатно исследуют профессиональные социологи, не обладающие знанием профессионального языка юристов и юридических конструкций. Реальность и специфика «юридических эмоций» как предмет исследования вполне подвластна и специалистам-психологам, и чтобы ее описать и определить, им совсем не обязательно использовать профессиональный язык и структуры мышления юристов. Исследование права под флагом экономического детерминизма гораздо более удобно не юристам, а специалистам-экономистам, для которых «птичий язык» правоведения совершенно чужд. Вместе с тем очевидно, что если юристы лишатся собственного «пространства» в интеллектуальной культуре, то это приведет, пусть и незримо для одного поколения, но неминуемо для истории культуры, не только к деградации юридического сообщества, но и к масштабному кризису всей западной цивилизации, поскольку в ее основании, благодаря деятельности многих поколений юристов догматической традиции, лежит право как социокультурный институт.
Забвение догматической традиции само по себе не проходит для юридического сообщества даром. Если дореволюционные российские юристы были способны воспринимать практически любой институт права как целостную систему, выполняющую в организме права и общественной среде определенные функции, могли без особого труда подниматься над уровнем слепого комментаторства к пониманию логических связей между юридическими конструкциями, видели их социокультурные основания, специально-юридическое и общесоциальное предназначение, то современные российские юристы практически утратили понимание оснований, целей, системности юридических конструкций, что приводит к исключению юридического сообщества из культурной элиты страны, к господству в профессии слепого «действия по образцу», к политической сервильности юридического сообщества и общественному восприятию юристов как беспринципных лакеев, всегда готовых «взять под козырек» и «налить триста грамм в один стакан». Разумеется, в «естественном» стремлении самооправдаться российское юридическое сообщество небезуспешно проделало определенный путь и уже нашло несколько «козлов отпущения», в числе которых принципиально ошибочный и фанатичный марксизм-ленинизм, властолюбивый и сервильный юридический позитивизм, тоталитарный политический режим, неизбывный правовой нигилизм широкой русской души. Однако рано или поздно настанет время, когда хотя бы часть корпорации юристов будет вынуждена признать, что в потере мыслительной самостоятельности и культурной образованности юридическому сообществу необходимо искать причины не только и не столько в истории и культуре, сколько, прежде всего, в самом себе. Такая профессиональная рефлексия, несомненно, крайне болезненна, но она является необходимым условием адекватного осознания настоящего status quo и искреннего стремления изменить его к лучшему. А без прояснения «внутренней истории» профессиональной юриспруденции, юридической догматики, невозможно осознать и ее неприглядное настоящее.
Не требует особых доказательств утверждение ex nihilo nihil — ни одна идея, концепция, конструкция не рождается из вакуума, из абсолютного небытия. «Новые идеи, – писал Л. фон Мизес, – не возникают из идеологического вакуума. Они порождаются существующей идеологической структурой; они являются реакцией разума человека на идеи, разработанные его предшественниками». Все юридические гипотезы, аргументы и выводы формируются в определенном историко-культурном и профессиональном контексте — путем интегрирования частных или сугубо профильных теорий в более общую, комплексную, помещения их в более широкий контекст, при помощи количественного дополнения и качественной корректировки предшествующих теорий, через отрицание их базовых положений и предложения собственных гипотез, аргументов и выводов. В истории человеческой мысли, особенно в сфере социально-гуманитарного знания, всегда сохраняется «связь времен», взаимосвязанность текстов культуры: любая новая концептуализация в правоведении неизбежно основывается на базовых постулатах, в единстве формирующих профессиональную корпоративную традицию. Даже юридическая концепция, открывающая черты новой «картины мира» и опровергающая некоторые положения прежней концептуализации, неизбежно «переносит в себя» более глубинные построения корпоративной традиции, элементы «картины мира» своей исторической эпохи — потому как они и являются той изначальной основой, на которых такая концепция формировалась (философские полагания, методологические установки, категориально-понятийный аппарат правоведения, типы аргументации и пр.). Для правоведения время тоже «коже, а не платье»; ни один профессиональный юрист не в состоянии отринуть те структуры, которые определяют его мышление и которые сформировались благодаря незримой корпоративной традиции. Как справедливо указал И.Н. Грязин, «история выявляет убедительные примеры преемственности правового мышления (типа аргументации, мысленного моделирования и т.п.)». Поэтому юридическое сообщество настоящего может не иметь исторической памяти о догматической традиции, но при этом в профессиональных видах деятельности мыслить, аргументировать, определять, классифицировать и решать в соответствии с образцами, которые могли быть заложены несколько веков назад.
7 комментариев