Антон Михайлов →  Политические следствия реализации идеалов концепций естественно-правовой и исторической школ права

Невозможно не коснуться, хотя бы вкратце, вопроса о политико-идеологических следствиях из индивидуалистических и национально-коллективистских метаюридических установок соответственно «естественников» и «истористов».
В отношении последних на основе абсолютизации идеологического компонента их учения в российской политико-юридической доктрине еще в советский период заложена традиция общей негативной оценки [1]; в итоге даже авторам современных курсов лекций по истории юридической мысли идеологический ярлык «реакционности» («феодальная реакция на буржуазный радикализм французской революции») крайне сложно «отделить» от общих консервативных ориентаций немецкой исторической школы[2].
Постулат истористов о национально-культурном характере первоисточника права и государства, несомненно, не только свидетельствует о необходимости социокультурной легитимации позитивного права, законодательства, но и – в политическом отношении – означает высокую вероятность формирования социальных систем жесткого авторитарного типа, где свобода личности всецело подчинена национальным идеям высшего порядка, где творческая индивидуальная или групповая инициатива, идущая вразрез с общенародным правосознанием, никогда не будет реализована, поскольку декларированная и глубоко интериоризированная на основе традиции однородность национального духа умерщвляет саму возможность реализации индивидуальной уникальности; где консервируемые столетиями социальные ранги и статусы в высшей степени легитимированы социальными практиками и потому воспринимаются как естественно-исторические общественным сознанием.
Для большинства либералов очевидно, что в мире безраздельного господства национальной традиции нет места для признания безусловной ценности индивидуального субъекта права, без которого невозможно формирование базовых идеологических принципов формального равенства, свободы личности, прав человека, которые – в рамках современной западной цивилизации – воспринимаются эссенциальными для феномена права в целом (В.С. Нерсесянц, В.А. Четвернин, В.К. Бабаев и др.). Сложно также и не согласиться с П.И. Новгородцевым[3] и Э.Ю. Соловьевым[4] в том, что идея органического вырастания права из народного духа сводит на нет критическую нравственную оценку социоправового status quo, устраняет из правового поля аксиологическую проблематику, проблему правового и в целом социального прогресса в свете исторически инвариантных идеалов – ведь исторический детерминизм (выраженный в учении Г.Ф. Пухты) ab initio постулирует нормативность фактически существующего[5], отождествляет факт и норму, сущее и должное, тем самым лишая сферу идеального относительной самостоятельности и нивелируя практически всякую творческую активность личности. По меньшей мере в рамках общественного правосознания западной цивилизации вполне справедливо утверждение Н.А. Бердяева[6], указывавшего, что коллективизм (а идеология немецкой исторической школы является коллективистской[7] ) совершает гигантскую ошибку тем, что переносит конечные основания духа человека, его нравственно-экзистенциальный центр в некую фикцию коллектива (нации), тем самым неизбежно снижая или даже нивелируя возможность свободной личностной оценки действующего государственно-правового порядка с позиций идеалов и ценностей индивидуального правосознания.
В лучшем случае полная и последовательная реализация идеи национального духа в правовой системе приведет к относительно замкнутым локальным цивилизациям потестарного типа или к легитимируемой традицией неограниченной монархической власти, в худшем случае – к формированию «ложного национализма» (Н.С. Трубецкой) как государственной идеологии и на ее основе «закрытого общества» с чуть ли не кастовой иерархией и тоталитарным политическим режимом.
Таким образом, достаточно очевидно, что концепт народного духа и органической целостности нации может быть использован в абсолютно чуждых современному гуманизму целях, для построения социальных систем весьма далеких от современных идеологем западных правовых систем современности – демократии, прав человека, разделения властей, гражданского общества и правового, светского и социального государства.
Вместе с тем еще более важным представляется обратить внимание на некоторые возможные политико-идеологические следствия индивидуалистического «атомицизма» политико-правовых воззрений юснатуралистов классического периода.
С одной стороны, имеются все основания согласиться с Б.Н. Чичериным[8], Г.Д. Гурвичем[9] и А.М. Величко[10] в том, что государственно-правовой порядок в принципе становится невозможным при полной реализации проектов социальных физиократов: господство атомарной «суверенной» личности, возведенное некоторыми «естественниками» в абсолют, принципиально не терпит рядом с собой ни государства, ни законодательства, ни каких-либо иных форм органической социальной солидарности – вообще ничего, кроме полнейшей анархии, которая в принципе не в состоянии сформировать ту самую «суверенную» личность, о свободе и безусловной ценности которой так пекутся юристы-либералы[11].
Известный дореволюционный ученый Б.Н. Чичерин отмечал: «Учение о неотчуждаемых и нерушимых правах человека, которые государство должно только охранять, но которых оно не смеет касаться, есть учение анархическое. Необходимым его следствием является постановление французской конституции 1793 года, что коль скоро права народа нарушены, так восстание составляет не только для всего народа, но и для каждой части народа, священнейшее из прав и необходимейшую из обязанностей. При таком порядке каждый делается судьей своих собственных прав и обязанностей, начало, при котором общежитие немыслимо» [12].
Совершенно не случайно и то обстоятельство, что с идеей естественных прав личности подавляющее большинство исследователей юридической мысли связывают именно инновационную, во многом деструктивную функцию[13] по отношению к действующей системе позитивного права, официальному правопорядку[14]. В связи с этим Л. Штраус утверждает: «Признание всеобщих принципов принуждает человека судить об установленном строе, или о том, что актуально здесь и сейчас, в свете естественного или разумного строя; и вполне вероятно, что то, что актуально здесь и сейчас, не соответствует всеобщей и неизменной норме» [15].
«Естественное право… было специфической формой легитимности революционно созданного порядка. Обращение к нему неоднократно использовалось как метод, с помощью которого восставшие против существующего порядка классы легитимизировали свои устремления…» — отмечал М. Вебер[16].
И.А. Исаев абстрагируется от историко-культурного контекста и в целом утверждает, что «введение самого понятия природы в сферу правопонимания угрожает разрушить само понятие права: природа представляет собой некий резервуар внеправовых сил и факторов, периодически и стихийно вторгающихся в правовую сферу…»[17].
Идеологизация представления о праве как механизме защиты «суверенной» личности, чьи права и свободы провозглашаются верховной ценностью, влечет неизбежные социально пагубные следствия на уровне обыденного правосознания. Выдающийся русский философ и правовед И.А. Ильин писал: «Самое большее, о чем помышляет современный человек, это о своих личных правах и привилегиях, а именно, как бы их закрепить за собою и расширить во все стороны, по возможности не подвергаясь судебным неприятностям; но о том, что действующее в стране право, — закон, указ, полномочие, обязанность, запрет, — не может жить и применяться вне живого правосознания, не может поддерживать и оберегать ни семью, ни родину, ни порядок, ни государство, ни хозяйство, ни имущество, об этом современный человек почти и не вспоминает. Это ведет к двум последствиям: с одной стороны, действующее в стране так называемое положительное право не может совершенствоваться в своем содержании и начинает осуждаться и отвергаться целиком, как ничего не стоящее «буржуазное» право; с другой стороны, происходит медленный подрыв и постепенное ослабление его организующей, упорядочивающей и оберегающей жизненной силы» [18].
Исключительно гипотетически социальный атомицизм способен построить общественный «агрегат» сродни «естественному состоянию» людей в трактатах Т. Гоббса и Б. Спинозы, в котором господствует природная мощь индивидов и принцип любой гражданской войны – homo homini lupus est. Для юридической сферы это означает отсутствие каких-либо социально легитимных, общезначимых правовых норм и хотя бы минимальной стабильности фактического правопорядка, а наличие лишь крайне неустойчивого, действующего ситуационно индивидуального правосознания как непосредственного регулятора поведения людей в социально значимой сфере, что непременно выльется в bellum omnium contra omnes, массовый произвол сильных над слабыми, т.е. установится естественный «правопорядок» в соответствии с jus naturale в понимании Фрасимаха, Калликла, Т. Гоббса, Б. Спинозы, Ф. Ницше.
С другой стороны, идея рационально постигаемой универсальной природы «общечеловека», из которой якобы дедуктивно – sine studio – выводятся нормы естественного права, несет в себе опасность противоположного свойства. Ведь если существует неизменная природа человека и единственно верное, универсальное право, то и объективно – в силу самого устройства природы – существует единый универсальный образец правильной социальной структуры, которую возможно построить при помощи lumen naturale. Если сущность человеческого объективно содержится в природе человека и является общей для всех людей, то ее необходимо лишь рационально «открыть» и актуализировать, «воплотить» в единственно правильном социальном устройстве, в котором уже не останется места ни для творческих исканий субъективного духа, ни для уникальных проявлений человеческой личности – по сути перед нами откроется чудесный, слепящий глаза – солнечный мир эйдосов, утопийцев и соляриев.
К схожему выводу пришел на рубеже XIX и XX столетий известный государствовед Г. Еллинек: «Чем больше идет вперед демократизация общества, тем шире становится и господство принципа большинства. Чем сильнее отодвигается назад отдельный индивид идеею всечеловеческой солидарности, тем безграничнее признает себя господствующая воля относительно отдельного человека. Ничто не может быть грубее, беззаботнее и неблагоприятнее для самих основ прав личности, ничто так не ненавидит и не презирает всякое величие и всякую истину, как демократическое большинство» [19].
Последовательная реализация в социальных практиках идеи классических юснатуралистов об объективно заданной, универсальной и неизменной природе человека неизбежно обернется для уникальности духа отдельной личности ужаснейшей тиранией объективной «природной» истины. Иными словами, концепт всеобщей природы человека и якобы дедуцированного из нее единственно верного естественного права указывает прямую дорогу уж если не в платоновскую[20], то, как минимум, в руссоистскую утопию, которая, как свидетельствует исторический опыт, не оказывается по своим эмерджентным последствиям значительно более гуманной, нежели нацистская идеократия, построенная на своеобразном понимании идей социального организма и, вслед за Гегелем, «прогрессивного» национального духа.
— [1] П.И. Стучка писал: «Наиболее ярко теория обычного права проявила свой характер в исторической школе права, где это была чисто контрреволюционная классовая борьба против прогрессивно-буржуазного классового естественного права, тогда, безусловно, революционного… Историческая школа опиралась на реакционный «дух народа» против философского, революционного естественного права». Стучка П.И. Введение в теорию гражданского права // Стучка П.И. Избранные произведения по марксистско-ленинской теории права. Рига, 1964. С. 659, 684–685. «Политический консерватизм создал эти теории», – писал об исторической и органической теориях происхождения права Я.М. Магазинер. Магазинер Я.М. Общая теория права на основе советского законодательства // Магазинер Я.М. Избранные труды по общей теории права. СПб., 2006. С. 24. «Когда историческая школа права выдвигала на первое место среди источников права обычное право, она тем самым выдвигала реакционную программу возврата к старому, к старым добуржуазным общественным отношениям. /…/ Точка зрения исторической школы, видевшая в обычае самостоятельную форму права, которая имеет своей основой не государственную власть, а народный дух, народное правосознание… абсолютно ненаучна, противоречит историческим фактам и глубоко реакционна». Шаргородский М.Д. Уголовный закон // Шаргородский М.Д. Избранные труды. М., 2004. С. 109, 154. Также см.: Иоффе О.С. Цивилистическая доктрина промышленного капитализма // Иоффе О.С. Избранные труды по гражданскому праву. М., 2003. С. 74–75.
[2] См., к примеру: Азаркин Н.М. Всеобщая история юриспруденции. Курс лекций. М., 2003. С. 425. Хотя имеются и иные политико-идеологические оценки школы Савиньи. Так, А.Г. Карапетов со ссылками на П.И. Ногородцева пишет: «Теория государственного невмешательства в развитие права, созданная этим правоведом, не позволяет считать его идеологическим оформителем европейской монархической реакции. Он был противником политического абсолютизма и этатизма. Его консерватизм был скорее национально-охранительным и в целом сдержанным. Ф.К. Савиньи не был противником прогресса и сторонником сохранения всего сущего, выступая лишь за плавный и эволюционный прогресс общественных и правовых идей и форм. Более того, он осуждал слепое превознесение прошлого, которое парализует силы настоящего». Карапетов А.Г. Политика и догматика гражданского права… С. 16. Ср.: «Консерватизм противоположен и реакции. Реакционеры стремятся вернуться к давно отжившему и неорганичному, консерваторы защищают онтологически необходимое и духовно оправданное». Поляков А.В. Общая теория права. С. 405. Ср.: «Критики исторической школы уделяли основное внимание ее консерватизму и романтизму в противостоянии законодательной реформе во имя Volksgeist, «духа народа». Берман Г. Дж. Вера и закон. С. 301.
[3] См.: Новгородцев П.И. Историческая школа юристов. СПб., 1999. С. 15; Он же. Нравственный идеализм в философии права. К вопросу о возрождении естественного права // О свободе. Антология мировой либеральной мысли (I половина XX века). Отв. ред. М.А. Абрамов. М., 2000. С. 594 и др.
[4] См.: Соловьев Э.Ю. Категорический императив нравственности и права. М., 2005. С. 323–324.
[5] Ср.: «Обычай является не только источником познания народного правосознания, могущего создавать правовую норму. Он обязывается также фактом, обосновывающим правовую норму». Кипп Т. История источников римского права. СПб., 1908. С. 3–4. «Действие, частое повторение которого создает правовую норму, как бы предопределяет заранее существование этой нормы». Козлов В.А. Указ. соч. С. 84.
[6] См.: Бердяев Н.А. Новое Средневековье. Размышления о судьбе России и Европы. Берлин, 1924. С. 114.
[7] Ср.: «Для коллективистов реальный человек представляет гораздо меньшую ценность, чем человек родовой, а справедливость (и право) носит некий трансцендентальный характер и выражается в общей воле (коллектива, нации, государства)». Козлихин И.Ю. Право, закон и власть в современной России // Наш трудный путь к праву: материалы философско-правовых чтений памяти академика В.С. Нерсесянца. М., 2006. С. 65.
[8] См.: Чичерин Б.Н. Существо и основные элементы государства // Чичерин Б.Н. Общее государственное право. М., 2006. С. 71.
[9] См.: Гурвич Г.Д. Юридический опыт и плюралистическая философия права // Гурвич Г.Д. Философия и социология права. Избранные сочинения. СПб., 2004. С. 296.
[10] См.: Величко А.М. Нравственные и национальные основы права. СПб., 2002. С. 39.
[11] Выдающийся российский философ В.С. Соловьев отмечал: «Если я желаю осуществлять свое право или обеспечивать себе область свободного действия, то, конечно, меру этого осуществления или объем этой свободной области я должен определить теми основными требованиями общественного блага, без удовлетворения которых не может быть никакого осуществления моих прав и никакого обеспечения моей свободы». Соловьев В.С. Оправдание добра. М., 1996. С. 531. Ср.: «Часто «природа человека» понимается буквально – как его «естественные» желания (в духе превратно толкуемого Фрейда), а свобода – как право на любые формы самовыражения, губительные для самого человека и являющие собой попрание веками сложившихся условностей, традиций, на которых держатся смысложизненные ценности, – как раз то, что собственно и лежит в основе «понятия человека». Малинова И.П. Классическая философия права. Екатеринбург, 2004. С. 34. Ср.: Честнов И.Л. Социально-антропологический подход к онтологии права // Социальная антропология права современного общества. Под ред. И.Л. Честнова. СПб., 2006. С. 99–100.
[12] См. также: Чичерин Б.Н. Существо и основные элементы государства. // Чичерин Б.Н. Общее государственное право. М., 2006. С. 71. Ср.: «Последовательно проводимый принцип антропоморфизма (например, в экзистенциалистской версии) объявляет право индивидуальным, личным, а не социальным явлением, хотя очевидно именно последнее». Сапельников А.Б., Честнов И.Л. Указ. соч. С. 136.
[13] Подробнее см.: Михайлов А.М. Идея естественного права: история и теория. М., 2010. С. 385–389; Он же. Функции естественно-правовых представлений // Вестник Гуманитарного университета. Научный альманах. Вып. 4. Екатеринбург, 2005. С. 275–284.
[14] «Взгляды просветителей носили не легитимирующий, а делегитимирующий характер… При помощи естественного права были подорваны принципы, служившие обоснованием законности феодального строя». Кленнер Г. Указ. соч. С. 39. «Рационалистическое естественно-правовое мышление противопоставляло jus naturale humanorum (эллинистическую естественно-правовую идею – А.М.) фактически действующему праву и могло, таким образом, теоретически способствовать новаторству реформаторов». Аннерс Э. Указ. соч. С. 218–219. URL: www.ex-jure.ru/law/news.php?newsid=119; «…естественно-правовой подход, как правило, дает санкцию на разрушение традиционного порядка, а не выступает его защитником». Карцов А.С. Правовая идеология русского консерватизма. URL: www.auditorium.ru/books/27/index.html См.: Трубецкой Е.Н. Право и нравственность // Русская философия права: Антология. СПб., 1999. С. 207; Коркунов Н.М. Лекции по общей теории права. СПб., 2003. С. 131; Градовский А.Д. Общество и государство (Теоретические очерки) // Градовский А.Д. Сочинения. СПб., 2001. С. 36; Бердяев Н.А. Философия неравенства // Русское зарубежье: Из истории социальной и правовой мысли. Л., 1991. С. 131; Шершеневич Г.Ф. Общая теория права. В 2 т. М., 1995. §3. Философия права и естественное право; Новгородцев П.И. Нравственный идеализм в философии права. К вопросу о возрождении естественного права // О свободе. Антология мировой либеральной мысли (I половина XX века). Отв. ред. М.А. Абрамов. М., 2000. С. 601–602; Еллинек Г. Общее учение о государстве. СПб., 2004. С. 351; Гурвич Г.Д. Юридический опыт и плюралистическая философия права // Гурвич Г.Д. Философия и социология права. Избранные сочинения. СПб., 2004. С. 297; Мартышин О.В. Совместимы ли основные типы понимания права? // Государство и право. 2003. №6.
[15] Штраус Л. Естественное право и история. М., 2007. С. 19.
[16] Weber Max on Law in Economy and Society. Ed. By Max Rheinstein, Cambridge Massachusetts, 1954. P. 288. Цит. по: Поздняков Э.А. Указ. соч. С. 65.
[17] Исаев И.А. Власть и закон в контексте иррационального. М., 2006. С. 364–365.
[18] Ильин И.А. Путь к очевидности. М., 1993. С. 247.
[19] Еллинек Г. Право меньшинства. М., 1906. С. 56.
[20] В конце XIX – начале XXвв. на генетическую связь индивидуалистического юснатурализма Нового времени и социалистических учений второй половины XIX столетия указывали известные мыслители – П.И. Новгородцев, Н.А. Бердяев. См. также: Величко А.М. Государственные идеалы России и Запада. Параллели правовых культур. СПб., 1999. С. 54–55.