Борис Чигидин → Полжизни назад. Кусочек воспоминаний
Лет шестнадцать назад сдал я зачет по уголовному процессу Владимиру Ивановичу Теребилову.
Доброму уютному дедушке. На тот момент было ему без года-двух восемьдесят, дожил и вовсе почти до девяноста. Пятнадцать лет при дорогом Леониде Ильиче тянувшему лямку министра юстиции. Пять, уже при пятнистом — председателя союзного Верховного суда и члена ЦК экс оффицио. Фигуре из фигур, с какой меркой ни подойди.
Еще на первом семинаре Владимир Иванович раздал группе по брошюре своих мемуаров, листов пять авторских, вряд ли больше. Изданных, судя по оформлению, явно за свой счет. Что само по себе замечательно — тот самый случай, когда по капле вкус океана — характеризует состояние умов того времени.
Интерес автора к футболу из воспоминаний просматривался, что называется, через всю жизнь. На поле он не то что младшего, а старшего Бутусова помнил — того самого, что забил в Стокгольме финнам первый гол сборной на официальных мероприятиях. Девяносто девять годиков назад. Всё — было — вчера, и не знаю, кем надо быть, чтобы не чувствовать этого всей шкурой.
Зачет я потому пошел сдавать последним, что, как из книги следовало, в конце пятидесятых Теребилов работал в серьезных чинах в следственном управлении прокуратуры Союза.
Автограф в зачетке. Май беснуется. Отдуплившиеся однокурсники уже затарились пивом в университетском сельпо и сосут его кто где горазд, тогда еще не было этого сегодняшнего фашизма, что на территории и хлебнуть не смей, самый разгул демократии.
Только сегодня без меня, ребятки. Владимир Иванович, вы к делу Стрельцова случайно не имели отношения?
Имел. Уже после вступления приговора в силу. Лично изучал дело в порядке надзора.
Как футболиста — Эдика оччень уважал, да и кто его мог не уважать тогда. Не случись той беды, в Швеции могло бы получиться совсем по-другому.
Только состав преступления там был налицо. Работая с делом, не нашел оснований усомниться в этом ни на минуту. При том, что на то и надзорная инстанция, чтобы логику приговора щупать на разрыв везде, где только можно. И начальство, несмотря на громкость дела, никаких ЦУ мне не давало. Обычную работу проделал, по обычному стандарту.
Слава по-гу-би-ла. Думал, что если он на поле Эдик, то и везде Эдик. И на зону пришел, думал, что и там он Эдик. И отхайдакали его железными палками.
Вот так, молодой человек. Успехов вам в нашем деле.
Вот так и вышел, разинув рот.
По всему, что о Владимире Ивановиче знал тогда и узнал потом, поводов сомневаться ни в его профессионализме, ни в абсолютной личной честности не вижу ни единого.
Доброму уютному дедушке. На тот момент было ему без года-двух восемьдесят, дожил и вовсе почти до девяноста. Пятнадцать лет при дорогом Леониде Ильиче тянувшему лямку министра юстиции. Пять, уже при пятнистом — председателя союзного Верховного суда и члена ЦК экс оффицио. Фигуре из фигур, с какой меркой ни подойди.
Еще на первом семинаре Владимир Иванович раздал группе по брошюре своих мемуаров, листов пять авторских, вряд ли больше. Изданных, судя по оформлению, явно за свой счет. Что само по себе замечательно — тот самый случай, когда по капле вкус океана — характеризует состояние умов того времени.
Интерес автора к футболу из воспоминаний просматривался, что называется, через всю жизнь. На поле он не то что младшего, а старшего Бутусова помнил — того самого, что забил в Стокгольме финнам первый гол сборной на официальных мероприятиях. Девяносто девять годиков назад. Всё — было — вчера, и не знаю, кем надо быть, чтобы не чувствовать этого всей шкурой.
Зачет я потому пошел сдавать последним, что, как из книги следовало, в конце пятидесятых Теребилов работал в серьезных чинах в следственном управлении прокуратуры Союза.
Автограф в зачетке. Май беснуется. Отдуплившиеся однокурсники уже затарились пивом в университетском сельпо и сосут его кто где горазд, тогда еще не было этого сегодняшнего фашизма, что на территории и хлебнуть не смей, самый разгул демократии.
Только сегодня без меня, ребятки. Владимир Иванович, вы к делу Стрельцова случайно не имели отношения?
Имел. Уже после вступления приговора в силу. Лично изучал дело в порядке надзора.
Как футболиста — Эдика оччень уважал, да и кто его мог не уважать тогда. Не случись той беды, в Швеции могло бы получиться совсем по-другому.
Только состав преступления там был налицо. Работая с делом, не нашел оснований усомниться в этом ни на минуту. При том, что на то и надзорная инстанция, чтобы логику приговора щупать на разрыв везде, где только можно. И начальство, несмотря на громкость дела, никаких ЦУ мне не давало. Обычную работу проделал, по обычному стандарту.
Слава по-гу-би-ла. Думал, что если он на поле Эдик, то и везде Эдик. И на зону пришел, думал, что и там он Эдик. И отхайдакали его железными палками.
Вот так, молодой человек. Успехов вам в нашем деле.
Вот так и вышел, разинув рот.
По всему, что о Владимире Ивановиче знал тогда и узнал потом, поводов сомневаться ни в его профессионализме, ни в абсолютной личной честности не вижу ни единого.
2 комментария