Антон Михайлов → Злоупотребление субъективным правом: понятие
При научном определении понятия «злоупотребление правом» необходимо выявить то, что составляет его сущность.
Субъективное право представляет собой масштаб личной свободы участника правоотношений, по содержанию сводящийся к возможностям действовать самому, требовать определенных действий от других лиц и при необходимости обращаться за защитой в юрисдикционные органы государства. Будучи элементом правоотношений, субъективные права служат удовлетворению интересов частных лиц, их назначение заключается в реализации потребностей индивида.
Компетенция государственных или муниципальных должностных лиц выражается не посредством модели субъективного права, а как совокупность обязанностей. В тех случаях, когда речь идет не об обязанностях, а о правомочиях, они все равно не становятся для этих должностных лиц субъективными правами, поскольку не соответствуют уже названной выше структуре (право на свои действия, на действия третьих лиц и на защиту), не позволяют субъекту бездействовать без объяснения причин, то есть осуществлять или нет данное правомочие, зависит не от управомоченного лица. Там, где законодатель применительно к лицам, облеченным публичным статусом, употребляет термин «право» (например, право суда), он отнюдь не предусматривает свободы выбора, это право зависит от условий, тут же в законе и определенных [1]. Поэтому конструкцию «злоупотребление должностными полномочиями» нужно строго отличать от конструкции «злоупотребление субъективным правом».
При сравнении сущности того, что называется злоупотреблением в доктрине и законодательстве уголовного, таможенного, административного отраслей права, с институтом злоупотребления правом выясняется их несовпадение в ключевых моментах. Полномочия должностных лиц некорректно рассматривать в качестве их субъективных прав, так как они не предполагают возможности неосуществления, выбора способа осуществления и т.п., одновременно выступают обязанностями этих лиц, поэтому внешне похожий состав нормы ст. 285 УК РФ не тождественен правилу ст. 10 ГК РФ. Модель правоотношений, при которой право лица есть еще и его обязанность, в частности, когда речь идет о понятиях «должностное положение», «должностные функции» и т.п., должна абсолютно исключать возможность говорить о злоупотреблении правом как специфическом юридическом феномене. Таким образом, мы имеем дело лишь с одинаковыми терминами, но различными явлениями в частном и публичном праве.
Для прояснения понимания злоупотребления субъективным правом уместно провести аналогию с составом правонарушения. Состав злоупотребления правом также складывается не только из объективных элементов (причинение или создание условий для причинения вреда имущественным и личным неимущественным правам субъектов), но и из субъективных (умышленная или неосторожная форма вины злоупотребляющего субъекта).
При обращении к первому критерию В. П. Грибанов вводит понятие «противоправность злоупотребления правом», под которым понимает «использование управомоченным лицом недозволенных конкретных форм поведения в рамках дозволенного ему законом общего типа поведения». При анализе субъективного критерия ученый не исключает совершение рассматриваемых действий с двумя формами вины: с виной в форме умысла либо в форме неосторожности [2].
Характеризуя объективную сторону состава злоупотребления правом, необходимо указать, что в данном случае деяние злоупотребляющего субъекта всегда предполагает, по крайней мере, четыре момента.
Во-первых, наличие субъективного права у злоупотребляющего субъекта.
Во-вторых, выраженность деяния в виде активных действий, поскольку законодатель в ст. 10 ГК РФ подчеркивает именно эту форму осуществления. Такой подход представляется разумным в той связи, что осуществление путем бездействия нужно расценивать как отказ от осуществления права. Последнее вполне допустимо и не влечет прекращение права (п. 2 ст. 9 ГК РФ), но в случае отказа от осуществления нет возможности причинить вред посредством субъективного права, то есть невозможно злоупотребление.
В-третьих, деяние представляет собой использование правомерной возможности общественно вредным образом, т.е. искажение положительного предназначения субъективного права, при котором оно причиняет вред или создает условия такого причинения. Исследователями в этой связи вполне обоснованно предлагалась конструкция «пределов осуществления права» (В.П. Грибанов), т.е. искажение субъективного права при злоупотреблении им выражается в его осуществлении, нарушающем установленные в законодательстве пределы.
В-четвертых, объективная сторона состава злоупотребления правом представляет собой материальный состав: истец обязан доказать не только само противоправное деяние злоупотребляющего субъекта, но и его общественно вредные последствия в виде причинения вреда субъективным правам других лиц или организаций или создания условий для такого причинения. Вред, причиняемый имущественным и личным неимущественным правам субъектов права, должен превышать пределы обычных нормальных неудобств, причиняемых другим субъектам в результате разумного и добросовестного осуществления своего субъективного права.
Разумеется, данный вопрос носит всегда оценочный характер и окончательно разрешается судом применительно к каждому отдельному случаю, что представляет собой неизбежный недостаток законодательного ограничения осуществления субъективных прав. Помимо этого истец обязан доказать наличие причинной связи между осуществлением субъективного права ответчиком и причиненным ему вредом.
Объектом в составе злоупотребления субъективным правом выступают субъективные права и законные интересы субъектов права, защищаемые нормами права.
Субъектный состав конструкции злоупотребления субъективным правом характеризуется следующими особенностями.
Во-первых, речь должна идти об управомоченном субъекте, который осуществляет свое субъективное право.
Во-вторых, субъект, злоупотребляющий правом, должен обладать правоспособностью и хотя бы частичной дееспособностью, т.е. гипотетически, применительно к гражданскому праву речь может идти о малолетних, несовершеннолетних в возрасте от 14 до 18 лет, ограниченно дееспособных и полностью дееспособных.
Субъективная сторона состава злоупотребления правом характеризуется по-разному применительно к шикане и «иным формам злоупотреблений». Для квалификации необходимо установление умышленной формы вины по отношению к деянию и последствиям, а также специальной, исключительной цели причинить вред правам других субъектов. Отсутствие такой цели, но наличие умышленной или неосторожной формы вины дает основания для квалификации деяния как «злоупотребления правом в иных формах».
Злоупотребление субъективным правом представляет собой особую форму противоправного поведения управомоченного субъекта, при которой виновное осуществление субъективного права причиняет необоснованный вред или создает условия для причинения такого вреда правам других лиц, организаций или иных субъектов права.
Выделим основные признаки исследуемой правовой конструкции «злоупотребление правом».
Во-первых, злоупотребление субъективным правом является формой противоправного поведения, нарушающей пределы осуществления субъективных прав и соответственно запрещенной нормами-принципами конституционного и гражданского законодательства.
Во-вторых, по содержанию оно представляет собой активное действие управомоченного субъекта по осуществлению субъективного права.
В-третьих, данное действие является недобросовестным, причиняет необоснованный вред защищаемым нормами законодательства правам третьих лиц, который не является следствием нормального, разумного осуществления субъективного права.
В-четвертых, действие совершается правоспособным субъектом, обладающим также и дееспособностью в отношении того субъективного права, которое он недобросовестно осуществляет.
В-пятых, действие совершается либо при умышленной, либо неосторожной форме вины.
От правомерного поведения злоупотребление субъективным правом отличается по следующим критериям.
Во-первых, как уже отмечалось в работе, злоупотребление правом нарушает общий конституционный и гражданско-правовой запреты (ст. 17 Конституции и ст. 10 ГК РФ) и потому с позиций формально-юридического подхода не может являться поведением правомерным.
Во-вторых, в данном случае можно использовать аргументацию «от противного». Общеизвестно, что субъект, поступающий правомерно, чье поведение соответствует требованиям запрещающих и обязывающих регулятивных и охранительных норм, вправе рассчитывать на защиту своих субъективных прав со стороны правоохранительных и правоприменительных органов государства, – данная особенность является логическим следствием признака государственной гарантированности норм позитивного права.
В случае же со злоупотреблением субъективным правом – по действующему ГК РФ – суд может отказать в защите субъективного права, т.е. субъективные права теряют возможность принудительного осуществления вследствие потери судебной защиты, превращаясь, таким образом, в аналог римского «голого» права. Если субъект действительно поступает правомерно, то абсурдными представляются основания такой государственной реакции на его поведение, поколебленной становится и сама структура субъективного права, из которой исключено правопритязание, т.е. возможность обращения за защитой в компетентные государственные органы, которой, в силу предоставительно-обязывающего характера правовых норм, корреспондирует обязанность компетентных субъектов, в случае установления соответствующих обстоятельств, такую защиту предоставить в виде разнообразных мер государственного реагирования.
В-третьих, нельзя считать злоупотребление правом правомерным поведением по причине тех юридических последствий, которые оно создает: причиняет необоснованный, не вытекающий из обычного, разумного и добросовестного осуществления субъективного права вред правам третьих лиц или создает условия для причинения такого вреда. Иными словами, нарушаются пределы осуществления субъективных прав, которые, пусть и не всегда последовательно и детально, но все же закрепляются нормами действующего законодательства, не допускающими причинение такого вреда.
Отличия злоупотребления правом от правонарушения следующие.
Во-первых, правонарушение не связано с реализацией субъективного права, т.к. ни один субъект не имеет права на совершение противоправных деяний. При злоупотреблении правом, напротив, имеет место реализация субъективного права управомоченным субъектом.
Во-вторых, правонарушение совершается только деликтоспособными субъектами, в то время как злоупотребление субъективным правом может осуществляться дееспособными субъектами, включая частично и ограниченно дееспособных субъектов.
В-третьих, правонарушение является наказуемым, т.е. за его совершение охранительными нормами предусмотрены меры ответственности, наложение дополнительной юридической обязанности на правонарушителя. Меры государственного реагирования на злоупотребление правом не являются мерами юридической ответственности, а представляют собой меры защиты (отказ в защите субъективного права).
В-четвертых, правоприменитель обязан в случае доказанности правонарушения назначить определенные в рамках санкции охранительной нормы вид и размер наказания. В случае же со злоупотреблением правом суд не обязан, а может отказать в его защите т.е. имеет место судейское усмотрение.
От объективно противоправного деяния, в том числе от казуса, злоупотребление правом отграничивается по субъективной стороне. Как уже отмечалось, для квалификации действий лица в качестве злоупотребления правом требуется наличие умышленной или неосторожной формы вины, что отсутствует при казусе, т.е. случайном, невиновном причинении вреда.
___________________
[1] Поротикова О.А. Проблема злоупотребления субъективным гражданским правом. М., 2007. С. 132.
[2] Грибанов В.П. Пределы осуществления и защиты гражданских прав. М., 1992. С. 53.
Субъективное право представляет собой масштаб личной свободы участника правоотношений, по содержанию сводящийся к возможностям действовать самому, требовать определенных действий от других лиц и при необходимости обращаться за защитой в юрисдикционные органы государства. Будучи элементом правоотношений, субъективные права служат удовлетворению интересов частных лиц, их назначение заключается в реализации потребностей индивида.
Компетенция государственных или муниципальных должностных лиц выражается не посредством модели субъективного права, а как совокупность обязанностей. В тех случаях, когда речь идет не об обязанностях, а о правомочиях, они все равно не становятся для этих должностных лиц субъективными правами, поскольку не соответствуют уже названной выше структуре (право на свои действия, на действия третьих лиц и на защиту), не позволяют субъекту бездействовать без объяснения причин, то есть осуществлять или нет данное правомочие, зависит не от управомоченного лица. Там, где законодатель применительно к лицам, облеченным публичным статусом, употребляет термин «право» (например, право суда), он отнюдь не предусматривает свободы выбора, это право зависит от условий, тут же в законе и определенных [1]. Поэтому конструкцию «злоупотребление должностными полномочиями» нужно строго отличать от конструкции «злоупотребление субъективным правом».
При сравнении сущности того, что называется злоупотреблением в доктрине и законодательстве уголовного, таможенного, административного отраслей права, с институтом злоупотребления правом выясняется их несовпадение в ключевых моментах. Полномочия должностных лиц некорректно рассматривать в качестве их субъективных прав, так как они не предполагают возможности неосуществления, выбора способа осуществления и т.п., одновременно выступают обязанностями этих лиц, поэтому внешне похожий состав нормы ст. 285 УК РФ не тождественен правилу ст. 10 ГК РФ. Модель правоотношений, при которой право лица есть еще и его обязанность, в частности, когда речь идет о понятиях «должностное положение», «должностные функции» и т.п., должна абсолютно исключать возможность говорить о злоупотреблении правом как специфическом юридическом феномене. Таким образом, мы имеем дело лишь с одинаковыми терминами, но различными явлениями в частном и публичном праве.
Для прояснения понимания злоупотребления субъективным правом уместно провести аналогию с составом правонарушения. Состав злоупотребления правом также складывается не только из объективных элементов (причинение или создание условий для причинения вреда имущественным и личным неимущественным правам субъектов), но и из субъективных (умышленная или неосторожная форма вины злоупотребляющего субъекта).
При обращении к первому критерию В. П. Грибанов вводит понятие «противоправность злоупотребления правом», под которым понимает «использование управомоченным лицом недозволенных конкретных форм поведения в рамках дозволенного ему законом общего типа поведения». При анализе субъективного критерия ученый не исключает совершение рассматриваемых действий с двумя формами вины: с виной в форме умысла либо в форме неосторожности [2].
Характеризуя объективную сторону состава злоупотребления правом, необходимо указать, что в данном случае деяние злоупотребляющего субъекта всегда предполагает, по крайней мере, четыре момента.
Во-первых, наличие субъективного права у злоупотребляющего субъекта.
Во-вторых, выраженность деяния в виде активных действий, поскольку законодатель в ст. 10 ГК РФ подчеркивает именно эту форму осуществления. Такой подход представляется разумным в той связи, что осуществление путем бездействия нужно расценивать как отказ от осуществления права. Последнее вполне допустимо и не влечет прекращение права (п. 2 ст. 9 ГК РФ), но в случае отказа от осуществления нет возможности причинить вред посредством субъективного права, то есть невозможно злоупотребление.
В-третьих, деяние представляет собой использование правомерной возможности общественно вредным образом, т.е. искажение положительного предназначения субъективного права, при котором оно причиняет вред или создает условия такого причинения. Исследователями в этой связи вполне обоснованно предлагалась конструкция «пределов осуществления права» (В.П. Грибанов), т.е. искажение субъективного права при злоупотреблении им выражается в его осуществлении, нарушающем установленные в законодательстве пределы.
В-четвертых, объективная сторона состава злоупотребления правом представляет собой материальный состав: истец обязан доказать не только само противоправное деяние злоупотребляющего субъекта, но и его общественно вредные последствия в виде причинения вреда субъективным правам других лиц или организаций или создания условий для такого причинения. Вред, причиняемый имущественным и личным неимущественным правам субъектов права, должен превышать пределы обычных нормальных неудобств, причиняемых другим субъектам в результате разумного и добросовестного осуществления своего субъективного права.
Разумеется, данный вопрос носит всегда оценочный характер и окончательно разрешается судом применительно к каждому отдельному случаю, что представляет собой неизбежный недостаток законодательного ограничения осуществления субъективных прав. Помимо этого истец обязан доказать наличие причинной связи между осуществлением субъективного права ответчиком и причиненным ему вредом.
Объектом в составе злоупотребления субъективным правом выступают субъективные права и законные интересы субъектов права, защищаемые нормами права.
Субъектный состав конструкции злоупотребления субъективным правом характеризуется следующими особенностями.
Во-первых, речь должна идти об управомоченном субъекте, который осуществляет свое субъективное право.
Во-вторых, субъект, злоупотребляющий правом, должен обладать правоспособностью и хотя бы частичной дееспособностью, т.е. гипотетически, применительно к гражданскому праву речь может идти о малолетних, несовершеннолетних в возрасте от 14 до 18 лет, ограниченно дееспособных и полностью дееспособных.
Субъективная сторона состава злоупотребления правом характеризуется по-разному применительно к шикане и «иным формам злоупотреблений». Для квалификации необходимо установление умышленной формы вины по отношению к деянию и последствиям, а также специальной, исключительной цели причинить вред правам других субъектов. Отсутствие такой цели, но наличие умышленной или неосторожной формы вины дает основания для квалификации деяния как «злоупотребления правом в иных формах».
Злоупотребление субъективным правом представляет собой особую форму противоправного поведения управомоченного субъекта, при которой виновное осуществление субъективного права причиняет необоснованный вред или создает условия для причинения такого вреда правам других лиц, организаций или иных субъектов права.
Выделим основные признаки исследуемой правовой конструкции «злоупотребление правом».
Во-первых, злоупотребление субъективным правом является формой противоправного поведения, нарушающей пределы осуществления субъективных прав и соответственно запрещенной нормами-принципами конституционного и гражданского законодательства.
Во-вторых, по содержанию оно представляет собой активное действие управомоченного субъекта по осуществлению субъективного права.
В-третьих, данное действие является недобросовестным, причиняет необоснованный вред защищаемым нормами законодательства правам третьих лиц, который не является следствием нормального, разумного осуществления субъективного права.
В-четвертых, действие совершается правоспособным субъектом, обладающим также и дееспособностью в отношении того субъективного права, которое он недобросовестно осуществляет.
В-пятых, действие совершается либо при умышленной, либо неосторожной форме вины.
От правомерного поведения злоупотребление субъективным правом отличается по следующим критериям.
Во-первых, как уже отмечалось в работе, злоупотребление правом нарушает общий конституционный и гражданско-правовой запреты (ст. 17 Конституции и ст. 10 ГК РФ) и потому с позиций формально-юридического подхода не может являться поведением правомерным.
Во-вторых, в данном случае можно использовать аргументацию «от противного». Общеизвестно, что субъект, поступающий правомерно, чье поведение соответствует требованиям запрещающих и обязывающих регулятивных и охранительных норм, вправе рассчитывать на защиту своих субъективных прав со стороны правоохранительных и правоприменительных органов государства, – данная особенность является логическим следствием признака государственной гарантированности норм позитивного права.
В случае же со злоупотреблением субъективным правом – по действующему ГК РФ – суд может отказать в защите субъективного права, т.е. субъективные права теряют возможность принудительного осуществления вследствие потери судебной защиты, превращаясь, таким образом, в аналог римского «голого» права. Если субъект действительно поступает правомерно, то абсурдными представляются основания такой государственной реакции на его поведение, поколебленной становится и сама структура субъективного права, из которой исключено правопритязание, т.е. возможность обращения за защитой в компетентные государственные органы, которой, в силу предоставительно-обязывающего характера правовых норм, корреспондирует обязанность компетентных субъектов, в случае установления соответствующих обстоятельств, такую защиту предоставить в виде разнообразных мер государственного реагирования.
В-третьих, нельзя считать злоупотребление правом правомерным поведением по причине тех юридических последствий, которые оно создает: причиняет необоснованный, не вытекающий из обычного, разумного и добросовестного осуществления субъективного права вред правам третьих лиц или создает условия для причинения такого вреда. Иными словами, нарушаются пределы осуществления субъективных прав, которые, пусть и не всегда последовательно и детально, но все же закрепляются нормами действующего законодательства, не допускающими причинение такого вреда.
Отличия злоупотребления правом от правонарушения следующие.
Во-первых, правонарушение не связано с реализацией субъективного права, т.к. ни один субъект не имеет права на совершение противоправных деяний. При злоупотреблении правом, напротив, имеет место реализация субъективного права управомоченным субъектом.
Во-вторых, правонарушение совершается только деликтоспособными субъектами, в то время как злоупотребление субъективным правом может осуществляться дееспособными субъектами, включая частично и ограниченно дееспособных субъектов.
В-третьих, правонарушение является наказуемым, т.е. за его совершение охранительными нормами предусмотрены меры ответственности, наложение дополнительной юридической обязанности на правонарушителя. Меры государственного реагирования на злоупотребление правом не являются мерами юридической ответственности, а представляют собой меры защиты (отказ в защите субъективного права).
В-четвертых, правоприменитель обязан в случае доказанности правонарушения назначить определенные в рамках санкции охранительной нормы вид и размер наказания. В случае же со злоупотреблением правом суд не обязан, а может отказать в его защите т.е. имеет место судейское усмотрение.
От объективно противоправного деяния, в том числе от казуса, злоупотребление правом отграничивается по субъективной стороне. Как уже отмечалось, для квалификации действий лица в качестве злоупотребления правом требуется наличие умышленной или неосторожной формы вины, что отсутствует при казусе, т.е. случайном, невиновном причинении вреда.
___________________
[1] Поротикова О.А. Проблема злоупотребления субъективным гражданским правом. М., 2007. С. 132.
[2] Грибанов В.П. Пределы осуществления и защиты гражданских прав. М., 1992. С. 53.
Пафос вступления обусловлен не тем, что данная тема его заслуживает, а тем, что она мне представляется абсолютно несостоятельной. Лично у меня в голове не укладывается, каким образом может быть что-то за рамками дихотомии ПРОТИВОПРАВНОЕ ДЕЯНИЕ-ПРАВОМЕРНОЕ ДЕЯНИЕ.
1. Давайте обратимся к здравому смыслу. Право есть то, что я могу делать. Правонарушение то, что не могу. ВСЁ. Третьего не дано. Тогда о каком злоупотреблении может идти речь? Злоупотребление, думается, дословно означает употребление права во зло третьим лицам (не думаю, что найдется много мазохистов от юриспруденции), тогда проблема становится очевидной: некачественная проработка нормы, которая позволяет ей воспользоваться во вред и проблема здесь не злоупотребления правом, а проблема юридической техники.
2. Злоупотребление правом – конструкция, которая отражена, как мне думается, исключительно в ГК РФ (если брать законодательство РФ), поскольку статья 17 Конституции РФ говорит о недопустимости нарушения прав и свобод других лиц, что не тождественно идее злоупотребления как использования права во вред (о чем говорит ст. 10 ГК РФ). Думается, что это разные вещи.
Вообще мне представляется не совсем ясная ситуация: вроде бы лицо не нарушает норм права, а вроде бы и нарушает, вроде бы и санкции следуют, а вроде бы оно и ни о чем, вроде бы лицо действует во вред, а вроде бы и в рамках предоставленных правом возможностей.
Статья 29 ВДПЧ более адекватно формулирует данный принцип, поскольку говорит о требованиях морали и общего благосостояния в демократическом обществе, но тем не менее не отражает сути злоупотребления.
3. Считаю, что конструкцию злоупотребления правом необходимо оставить исключительно в рамках публично-правовых правоотношений. Приведенный Вами пример это именно то, что необходимо оставить.
Статья 285 УК РФ относительно адекватно формулирует принцип злоупотребления должностными полномочиями, указывая на ряд признаков злоупотребления:
1. Использование служебных полномочий вопреки интересам службы.
2. Деяние совершено из корыстной или иной личной заинтересованности.
3. Деяние повлекло существенное (хотя в данном случае существенного вреда быть не может. Осетрина или свежая или никакая, т.е. либо лицо вышло за рамки своих полномочий, чем нарушило права и свободы других лиц либо нет) нарушение прав и законных интересов граждан…
Т.е. мы имеем реальную ситуацию: есть злоупотребление правом (признаки), следовательно, есть последствия злоупотребления (императивно: уголовная ответственность), поэтому в рамках публично-правовых правоотношений мы имеем полное право говорить о злоупотреблении предоставленным правом, а равно злоупотребление должностными полномочиями.
4. В настоящее время имеется не юридическая (юридико-теоретическая) конструкция «ЗЛОУПОТРЕБЛЕНИЕ ПРАВОМ», а эпифеномен «ЗП», поскольку отсутствие легального определения толкает всех и каждого (включая высшие судебные инстанции) толковать данное понятие по своему, что создает непомерные трудности.
В данном случае мне думается, что данная проблема может быть решена двумя способами:
1. Либо отказ от категории злоупотребления правом (за исключением публично-правовых правоотношений).
2. Либо легальное определение (либо общеюридическое, либо отраслевое).
В противном случае мы так и будем злоупотреблять правом определять данное понятие как хотим.
Хотелось бы провести аналогию с конструкцией «правовая позиция Конституционного Суда». Ситуация один в один. Кто-то говорит, что она есть, кто-то говорит, что нет. Кто-то утверждает, что ее место в мотивировочной части решения КС РФ, кто-то, что в резолютивной и т.д. и т.д. и т.д. И так по сей день.
Очень верно данную ситуацию описал В.А. Сивицкий, сказав «…очевидно, что есть «нечто», имеющее большое значение для конституционно-правовых отношений; оно именуется «правовой позицией Конституционного Суда», но не имеет четкого однозначного определения». В данном случае та же ситуация есть нечто, что именуется злоупотребление правом и оно имеет очень важное значение для нас, но что это такое доподлинно не известно.
С догматической позиции король вовсе не гол: есть статья 10 ГК РФ с ее массой несуразностей, есть весьма противоречивая судебная практика и вполне определенные правовые последствия для значительного (предполагаю) числа субъектов гражданско-правовых отношений, есть стремление улучшить правовое регулирование в проекте поправок в ГК. Наличие нормативного регулирования, правоприменительной практики уже ipso facto делает обсуждаемый вопрос для юриста-догматика состоятельным для дискуссии.
Разумеется, можно попытаться доказать, что догма действующего гражданского права множит сущности без необходимости, но в любом случае это следует делать языком догмы и с использованием ее способов аргументации – описать правовые ситуации, квалифицируемые как злоупотребление правом, при помощи уже имеющихся отраслевых/общетеоретических понятий и показать, что использование таких конструкций приводит к более ясному, определенному, справедливому правовому регулированию. Сказать, что есть либо противоправное, либо правомерное деяние – значит не сказать для юриста-догматика ничего.
Если Вы внимательно читали мои заметки, то могли видеть, что я ничуть не спорю со строгой дихотомией: если правовое, то либо правомерное, либо противоправное. При этом я могу утверждать, что злоупотребление субъективным правом как правовое явление существует, представляя собой самостоятельный вид противоправного поведения, вместе с тем отличный не только от правомерного поведения (что естественно), но и от правонарушения, и от объективно противоправного деяния.
1. Не имею ничего против суждений с позиции здравого смысла в общечеловеческих ситуациях, но в профессиональных его может оказаться совершенно недостаточно. В начале «Юридической техники» Р. Иеринг писал: «Что юрист видит там, где не-юрист замечает лишь один акт, два акта, или устанавливает там, где не-юрист вообще никакого акта не видит, один или несколько актов, и наоборот, там, где с внешней стороны действительно, налицо какой-нибудь акт, совсем не признает его или понимает его в совершенно ином виде, чем в каком он представляется извне, что он сделки, с внешней стороны совершенно одинаковые, рассматривает как различные, – все это покажется не-юристу неестественным. Между тем, во всех этих случаях мы имеем… взгляды и решения столь убедительной юридически-логической последовательности, что всякая иная юриспруденция должна была бы также к ним прийти… В обвинительном акте против юриспруденции большую роль обыкновенно играют два избитых выражения: естественный взгляд на вещи и здравый человеческий разум. Думают, что нельзя сильнее уязвить юриспруденцию, как указывая на неестественные взгляды ее и на противоречие здравому разуму. Печальна была бы юриспруденция и печально право, если бы было иначе. Это значило бы, что тысячелетнее занятие правом ничуть не опередило прирожденного неведения и неопытности…».
Глеб, в суждении с позиции приписываемого здравого смысла Вы исходите их дихотомии «разрешено – запрещено», делая вывод, что либо имеет место правомерное использование субъективного права (что разрешено), либо правонарушение (что запрещено), а потому злоупотребление субъективным правом – противоречие в понятии, жареный лед.
Во-первых, не всякое деяние, которое запрещено, является правонарушением; понятие противоправное деяние шире понятия правонарушение – есть несколько видов объективно противоправных деяний, которые не являются правонарушениями.
Во-вторых, сама реализация правомерных возможностей такими способами или средствами, которые причиняют необоснованный, не соответствующий стандартным неудобствам вред правам третьих лиц, реализация, которая сопровождается различными формами вины, может быть не запрещена нормами законодательства, но быть формализована в составе того или иного проступка – ибо легализовать все пределы широчайшей палитры субъективных прав попросту невозможно даже самому подкованному в плане юридической техники законодателю. В таком случае с позиции объективного права и на основании конструкции субъективного права и общедозволительного типа правового регулирования Вы можете утверждать, что такая вредоносная форма реализации субъективного права – есть поведение правомерное, но при этом с позиции социальных стандартов, ожиданий третьих лиц Вы неизменно будете сталкиваться с негативной реакцией на такую форму реализации субъективного права и попыткой защитить свои субъективные права через юрисдикционные и правоохранительные органы третьими лицами. Такие лица будет указывать на стандартные разумные ожидания осуществления определенного субъективного права и на результат его осуществления – причинение необоснованного стандартной практикой вреда. Налицо, с одной стороны, основания для квалификации такой ситуации как незапрещенного использования своего права недобросовестным субъектом, а с другой – ситуация причинения вреда правам третьих лиц деянием, которое не фигурирует в охранительных нормах, не запрещено, но явно выходит за рамки принципов разумности, добросовестности осуществления субъективных прав. С позиции позитивного права можно сказать, что имело место правомерное поведение. С позиции социального содержания и субъективных прав третьих лиц можно сказать, что имело место противоправное деяние. Вы в таком случае, по всей видимости, предпочтете без остатка отдаться в справедливые объятия формальной логики и утверждать, что пока законодатель не потрудится (при участии здравого смысла) хорошенько и все мириады пределов осуществления субъективных прав не закрепит законодательно – до тех пор знать ничего не хочу – нет оснований для иска. Злоупотребление субъективным правом – это юридическая конструкция, которой соответствует самостоятельное правовое явление, и которая призвана сделать правовое регулирование более гибким, а правосудие – легитимным, и в каждом отдельном случае решить вопрос об обоснованности, либо о необоснованности причинения вреда.
Еще раз подчеркну. Это не проблема законодательной техники и не злой умысел или небрежность законодателя. Злоупотребление правом вызвано к существованию в законодательстве ряда государств и правовой доктрине целым рядом ситуаций, в которых осуществление абстрактных (данных в нормативных моделях или допускаемых принципами права, типом регулирования) правомерных, гарантируемых правопорядком возможностей оборачивается в конкретном случае социально вредоносным, выходящим за пределы разумного, результатом или реальной угрозой причинения такого вреда.
2. Разумеется, эксплицитно злоупотребление правом не запрещено формулировкой ст. 17 Конституции РФ. Вместе с тем текст конституционной нормы, по сути, устанавливает запрет такого осуществления субъективного права, которое причиняет вред правам других лиц, фиксирует общеправовой принцип, применимый во всех отраслях права и правовых общностях. Причинение вреда имущественным или личным неимущественным правам третьих лиц как следствие недобросовестного осуществления своего субъективного права – суть злоупотребления правом.
Глеб, я не понял, в чем Вы увидели различие. Причинение необоснованного вреда в результате осуществления своего права – это и есть нарушение прав или законных интересов других лиц. Злоупотребление правом нельзя трактовать узко лишь как использование субъективного права с намерением причинить вред, т.е. в форме прямого умысла (шикана в «широкой» трактовке).
4. Глеб, наличие легальной дефиниции не делает эпифеномен феноменом. Давайте дадим легальную дефиницию термину эпифеномен – станет ли эпифеномен юридическим феноменом? Не только и даже не столько отсутствие легального определения может толкать ученых-юристов и практикующих юристов давать свои толкования. В нормативном акте может быть сформулировано такое легальное определение, которое способно породить в десятки раз больше попыток его толкования, нежели фрагментарное правовое регулирование без легальной дефиниции термина. Более того, попытки определений вызваны не столько отсутствием легальной дефиниции, сколько внутренней противоречивостью, фрагментарностью правового регулирования, отсутствием единой концептуальной основы для нормы или ряда норм. Поэтому далеко не всякое легальное определение способно решить ту или иную юридическую «проблему». А оснований для отказа от конструкции злоупотребления субъективным правом лично я не вижу. Возможно, Вы или кто-то другой докажет мне обратное.