Антон Михайлов →  Злоупотребление субъективным правом: отграничение от смежных теоретических понятий

То обстоятельство, что в ситуации злоупотребления субъективным гражданским правом мы имеем дело с управомоченным субъектом, осуществляющим предоставленные ему законом возможности «общего типа поведения» (В.П. Грибанов), до сих пор дает основания для непризнания некоторыми учеными такого деяния правонарушением и, по логике мышления исследователей, квалификацией его в качестве особой формы правомерного поведения.

Здесь важно указать, что нет оснований для отождествления противоправных деяний и правонарушений: деяние может являться объективно противоправным, представлять собой, к примеру, казус, т.е. по объективным признакам являться противоправным, но в отличие от правонарушения не обладать признаками субъекта и/или субъективной стороны состава правонарушения. Для более тонкого проведения «демаркационной линии» между противоправным деянием и правонарушением необходимо детально рассмотреть признаки последнего, что будет проделано далее в работе.

Злоупотребление субъективным правом не является правомерным поведением не потому, что оно не имеет социально полезного характера, как считает А.С. Шабуров. Многие цивилисты, среди которых И.А. Покровский и М.М. Агарков, неоднократно указывали на тот факт, что осуществление многих субъективных прав причиняет те или иные неудобства, а иногда и имущественный вред третьим лицам. Разумеется, в «абсолютном» исчислении, с позиции «либо социально полезное – либо социально вредное», крайне сложно признать такие осуществления субъективных прав действиями социально полезными.

Поэтому, на наш взгляд, нельзя рассматривать социальную полезность как необходимый и специально-юридический признак правомерного поведения. Разумеется, «львиная доля» правомерного поведения является социально полезной, но правомерность поведения является характеристикой специально-юридической, а социальная полезность – социологической, и между ними существует не только отраслевая «дистанция», но и содержательные различия. Позитивное право в своих специально-юридических оценках порой нуждается в математической точности, особенно в случаях применения мер принудительного государственного вмешательства. Характеристика «социальная полезность» такой формальной определенностью, точностью оценки обладать не может: есть правомерная деятельность, повсеместно признаваемая социально полезной, но есть и целый спектр правомерных действий, социальная полезность которых оценивается различными группами общества кардинально противоположным образом. К примеру, какой социальной полезностью обладает принятие крупного наследства миллиардером, решение здоровой и состоятельной женщины произвести аборт, выращивание на личном содовом участке яблок, строительство здания банка на месте снесенного детского сада?

Конечно, законодатель фиксирует образцы правомерного поведения в диспозициях и гипотезах правовых норм в силу их социальной полезности, но, во-первых, далеко не всегда только по этой причине, и, во-вторых, данная связь, даже если она четко просматривается, не отрицает всего вышесказанного.

От правомерного поведения злоупотребление субъективным гражданским правом отличается по следующим критериям.

Во-первых, как уже отмечалось в работе, злоупотребление правом нарушает общий конституционный и гражданско-правовой запреты, и потому с позиций формально-юридического подхода не может являться поведением правомерным.

Во-вторых, в данном случае можно использовать аргументацию «от противного». Общеизвестно, что субъект, поступающий правомерно, чье поведение соответствует требованиям запрещающих и обязывающих регулятивных и охранительных норм, вправе рассчитывать на защиту своих субъективных прав со стороны правоохранительных и правоприменительных органов государства – данная особенность является логическим следствием признака государственной гарантированности норм позитивного права. В случае же с злоупотреблением субъективным гражданским правом – по действующему ГК РФ – суд может отказать в защите субъективного права, т.е. субъективные права теряют возможность принудительного осуществления вследствие потери судебной защиты, превращаясь, та¬ким образом, в аналог римского «голого» права. Если субъект действительно поступает правомерно, то совершенно неясными представляются основания такой государственной реакции на его поведение, поколебленной становится и сама структура субъективного гражданского права, из которой исключено право притязание, т.е. возможность обращения за защитой в компетентные государственные органы, которой, в силу предоставительно-обязывающего характера правовых норм, корреспондирует обязанность компетентных субъектов в случае установления соответствующих обстоятельств, такую защиту предоставить в виде разнообразных мер государственного принуждения.

В-третьих, нельзя считать злоупотребление правом правомерным поведением по причине тех юридических последствий, которые оно создает: причиняет необоснованный, не вытекающий из обычного, разумного и добросовестного осуществления субъективного права, вред правам третьих лиц или создаются условия для причинения такого вреда. Иными словами, нарушаются пределы осуществления субъективных прав, которые, пусть и не всегда адекватно, но все же закрепляются нормами действующего гражданского законодательства, которые не допускают причинение такого вреда.

Наиболее дискуссионным вопросом исследуемой темы является вопрос о соотношении понятий злоупотребление субъективным гражданским правом и понятия правонарушение. Как уже отмечалось, превалирующей в гражданско-правовой литературе является позиция, согласно которой злоупотребление субъективным правом признается особым типом гражданского правонарушения (В.П. Грибанов, М.М. Агарков, С.Н. Братусь, О.А. Поротикова и др.), которая транслируется и в большинстве учебников по гражданскому праву России.

К примеру, А.П. Сергеев считает злоупотребление правом особым гражданским правонарушением. По мнению О.Н. Садикова, злоупотребление правом по своим задачам и внешним признакам, когда оно возникает вне договорных отношений, напоминает обязательства вследствие причинения вреда (гл. 59 ГК РФ), а злоупотребление правом в рамках договора — ответственность за нарушение обязательств (гл. 2 ГК РФ).

На наш взгляд, злоупотребление субъективным гражданским правом нельзя считать гражданским правонарушением, даже и с мягкой оговоркой «особого типа». Некоторые из наших аргументов уже высказывались в юридической литературе, некоторые представляются нам новыми.

Злоупотребление правом, по мнению М.И. Бару, необходимо отличать от правонарушения по следующим критериям. Если противоправное деяние даже формально не опирается на субъективное право, то злоупотребление правом всегда опирается на субъективное право и, по крайней мере, до момента начала нарушения субъективных прав других лиц не противоречит требованиям правовых норм. Если у лица нет субъективных прав, злоупотребить правом оно не может. Совершить же правонарушение оно может и при отсутствии субъективного права.

Таким образом, принципиальное отличие между злоупотреблением правом и правонарушением заключается в том, что первое связано с осуществлением субъективного права, в то время как ни один субъект не имеет субъективного права на совершение правонарушения. Поэтому отождествление данных юридических понятий представляется не совсем корректным. Более того, думается, что именно качественное отличие злоупотребления правом от правонарушения и «дало жизнь» данной юридической конструкции, поскольку выражаемые ею явления правовой действительности обладают существенной спецификой по отношению к правонарушениям.

Трактовка злоупотребления правом как особого типа гражданского правонарушения, на наш взгляд, не позволит законодателю и правоприменителю провести тонкое, адекватное нуждам социальной жизни правовое регулирование, и закрепление, пусть и далеко не совершенное, конструкции злоупотребления правом в ст. 10 ГК РФ следует признать прогрессивным шагом.

Факт совершения правонарушения, как известно, выступает фактическим основанием юридической ответственности, что, на наш взгляд, предоставляет аргумент в пользу признания такого признака правонарушения как наказуемость, т.е. совершение правонарушения влечет применение мер юридической ответственности. В общей теории права меры юридической ответственности понимаются как особый вид государственного принуждения, который связан с возложением на правонарушителя дополнительной юридической обязанности как следствием совершения правонарушения, которая содержательно представляет собой лишения или ограничения его субъективных прав, правового статуса. По данному критерию С.С. Алексеев отграничивает меры юридической ответственности от мер защиты, которые, не возлагая на субъекта дополнительной юридической обязанности, направлены на принудительное исполнение уже существующей юридической обязанности (уплата алиментов, принудительное взыскание долга, восстановление на работе и др.). На наш взгляд, для данной позиции имеются существенные основания и, приняв ее, невозможно квалифицировать отказ в защите субъективного права как меру юридической ответственности, но только как меру защиты субъективных прав третьих лиц – поскольку дополнительной юридической обязанности у субъекта, которому отказано в защите его субъективного права, не возникает, его субъективное право только лишается одного существенного правомочия – правопритязания.

Здесь, на наш взгляд, уместно провести аналогию со следующей ситуацией. Если заявитель пропустил без уважительных причин срок, установленный для защиты его субъективных прав, и суд отказал в принятии искового заявления или оставил его без движения, или заявитель пропустил пресекательный арбитражно-процессуальный срок, что повлекло аналогичные юридические последствия, то de jure мы имеем дело с аналогичной по своим юридическим последствиям ситуацией: лицу было отказано в защите его субъективного права. Однако в таком случае, почему-то, ни один юрист всерьез не посмеет утверждать, что лицо понесло юридическую ответственность.
Более того, общепризнано и то, что правоприменитель в случае установления состава правонарушения не должен иметь никакой дискреции – применять или не применять меры юридической ответственности, реагировать или нет на совершенное и установленное в суде правонарушение (необходимый признак наказуемости всех правонарушений, следствие осуществления требований законности). То, как сконструирована санкция нормы п.1. ст. 10 ГК РФ, в которой суду предоставляется дискреция в решении вопроса об отказе в защите субъективного права, не позволяет, во-первых, рассматривать данную реакцию государственного органа мерой юридической ответственности, и, во-вторых, квалифицировать злоупотребление субъективным правом как пусть и «особое» гражданское правонарушение.

В-третьих, различаются и субъектный состав в отношении правонарушения и злоупотребления субъективным правом: гражданское правонарушение, включая все «объективные» и «субъективные» признаки его состава, могут совершить лишь деликтоспособные субъекты, которые самостоятельно понесут юридическую ответственность. В отношении злоупотребления субъективным правом субъектный состав шире. Думается, что теоретически следует признать обоснованной позицию, что для злоупотребления субъективным правом, необходимо им обладать (следствие наличия гражданской правоспособности) и обладать возможностью его самостоятельного осуществления (гражданская дееспособность). Следовательно, гипотетически злоупотребить субъективным правом может и малолетний субъект, который, по нормам действующего гражданского законодательства, не обладает гражданской деликтоспособностью. Данный критерий отграничения злоупотребления субъективным гражданским правом и правонарушения следует признать сугубо формально-юридическим – изменение субъектных границ частичной дееспособности и деликтоспособности в гражданском законодательстве может привести и к возможному совпадению субъектного состава гражданского правонарушения и злоупотребления правом.

8 комментариев

Александр Сидоркин
Злоупотребление правом это опять же проблема позитивисткого типа правопонимания, когда может существовать закон, норма которого с одной стороны похожа на предоставление права, а с другой стороны, является нарушением права субъектов находящихся на другой стороне. Согласен с позицией Глеба Серебрянникова, что право либо есть, либо его нет, есть его нарушение. С позитивистских позиций право это то, что указано в законе, поэтому с этих позиций злоупотребление правом (таким правом, фактически законом) возможно. Однако, если исходить того, что право это мера свободы (свобода в данном случае это не произвол и вседозволенность, а свобода ограниченная правами, свободой других субъектов права), то злоупотребление правом этот, как сказал Антон Михайлов жареный лед.
Если норма закона фактически приводит к нарушению прав других субъектов то такая норма закона является неправовой. Признать норму неконституционной в нашей стране может Конституционный Суд РФ. Соответственно, суды, которые при рассмотрении дела придут к выводу, что норма закона противоречит праву, Конституции РФ, должны обращаться в КС РФ, который определит насколько норма не соответствует праву.
0
Антон Михайлов
Нужно строго различать ситуации, когда норма противоречит Конституции или законам, устанавливающим правовой статус субъектов, и ситуации, когда субъект, действуя в рамках общей модели правомерного поведения, закрепленного в норме, выбирает такие средства и приемы осуществления своего субъективного права, которые причиняют необоснованный, не следующий из стандартной практики, вред правам других субъектов или создают реальную угрозу для причинения такого вреда. С позиции позитивного права такое поведение, в отсутствие общих запретов, будет считаться правомерным. С позиции прав третьих лиц — вредоносным и противоправным, нарушающим их права. Поэтому, с одной стороны, субъект осуществляет свое субъективное право, но, с другой стороны, выбирает вредоносные средства и/или способы его осуществления и причиняет необоснованный вред (создает реальную угрозу причинения). Надеюсь, преподаватели с либертарно-юридической позицией учат своих студентов различать позитивное и субъективное право.
0
Александр Сидоркин
Субъективное право представляет собой меру свободу, которой обладает конкретный человек. Свобода при этом ограничена свободой третьих лиц. Выход за пределы этой свободы, т.е. за пределы субъективного права, является нарушением права. Нельзя реализовывать субъективное право так, что оно вредит другим, это уже будет не субъективное право. Позитивное право — это право, выраженное в законе, поскольку сам закон является нормативной формой выражения права. Идеальное сочетание права и закона приводит к формированию правового закона.
Правильней говорить не о злоупотреблении правом, а пределах реализации субъективного права.
0
Антон Михайлов
Александр, если бы Вы ознакомились с доктринальной литературой, посвященной вопросу злоупотребления субъективным правом, то Вы бы обнаружили хорошо известную цивилистам (и не только) простую истину, что существует масса субъективных прав, реализация которых причиняет вред правам других лиц, но если этот вред является стандартным для общественной практики, то он остается без возмещения, а иск без удовлетворения. Это признавали многие известные ученые-цивилисты — и Агарков, и Покровский, и Грибанов. Наиболее часто в качестве примеров приводятся ситуации осуществления прав предпринимателями в процессе свободной конкуренции, которые во многих случаях причиняют вред правам их конкурентов, но если избранная форма конкурентной борьбы, юридические представляющая собой осуществление субъективного права, находится в рамках закона, то даже при причинении вреда, такое поведение считается правомерным. Еще часто приводимый пример — соседские отношения. Сложно прожить с соседями, ни единожды не причинив определенные неудобства, ограничения или даже определенный вред их правам, но если такой вред подпадает под обычную практику соседских отношений, то он останется без возмещения в суде. И это будет обычная, нормальная реализация своего субъективного права, и никуда оно, это субъективное право, от факта причинения вреда, не денется, не исчезнет, не превратится в свою юридическую противоположность.
Термин «злоупотребление правом» является устоявшимся в правоведении; он закреплен в гражданском праве многих европейских государств. Поэтому каким бы парадоксальным он ни выглядел для сторонников либертарно-юридической концепции, он останется и в законодательстве, и в юридической практике — безотносительно дальнейшей судьбы самого юридического либертаризма.
0
Александр Сидоркин
Антон, если существует такая проблема, что некоторые субъективные права причиняют вред правам третьих лиц и это становится стандартом, почему бы не установить запрет на такую реализацию субъективных прав, приняв соответствующую норму закона. Конечно, на это можно сказать, что такое субъективное право не во всех случаях нарушает права третьлих лиц. Но думается, что в таком случае законодатель, используя методы юридической техники, должен сформулировать закон так, чтобы субъективное право оставалось только правом.
Злоупотребление правом показывает, как позитивизм, с одной стороны признает только закон и его называет правом (Суров закон, но он закон), а с другой стороны, признает, что есть такая норма закона, которая может приводить к нарушению права и для этого вводится категория «злоупотребление правом».
То что категория «злоупотребление правом» является устоявшимся в правоведении не доказывает неоспоримости и правильности этого понятия навсегда. Для того и существует наука, чтобы выходить за рамки имеющегося, переосмысливать, а не только оправдывать имеющееся.
Кстати, О.Э. Лейст, один из критиков либертарно-юридической теории, говорит, что «критерии злоупотребления правом туманны и неопределённы». Практически сложно различить, где проходит «грань между неумелым использованием права и злоупотреблением им» (Теория государства и права: Учебник / Под ред. М.Н. Марченко. С. 560).
Исходя из этого, следует стремиться не к оправданию категории злоупотребления правом, а к стремлению точно и недвусмысленно формулировать нормы закона. Это, кстати, вытекает из требования правовой определённости законодательства, субъект права должен точно знать, что реализуя норму закона, он реализует свое право, которое подлежит защите.
0
Антон Михайлов
Александр, если существует общество, то существует социальное взаимодействие. Если существует социальное взаимодействие, то имеется и причинение вреда в результате такого взаимодействия. Причиненный вред может оцениваться обществом либо как оправданный, либо как неоправданный. Если отношения имеют общезначимый для воспроизводства общества характер, то они регулируются правом. Если в такого типа отношениях причиняется вред, то право должно его оценить. Данная оценка производится с позиции стандартов общественного сознания. Если таковым такой вред оценивается как оправданный, то право не может отнестись к нему отрицательно. Вы, Александр, избирательно относитесь к написанному мной. Вот Вам конкретный пример. Предприниматель открывает свою парикмахерскую по соседству с другой, но в силу лучшего качества обслуживания и более низких цен многие клиенты прежней парикмахерской переходят к нему. В результате потери клиентов прежняя парикмахерская терпит убытки, ее затраты на персонал и аренду превышают ее прибыль, и в итоге она закрывается. Вы будете утверждать, что вред здесь не причинен? Очевидно, что причинен. Имел ли предприниматель субъективное право открыть парикмахерскую? Имел. Были ли все условия для осуществления его субъективного права? Предположим, были. нарушил ли он какие-то нормы антиконкурентного законодательства? Нет, не нарушил. Он осуществил свое право и результатом такого осуществления стал вред, причиненный другому предпринимателю. Но здесь нет злоупотребления правом, поскольку такой результат соответствует разумно ожидаемым последствиям, не нарушает необоснованно права третьих лиц, хотя вред причиняет.
Сейчас давайте посмотрим на то, что предлагаете Вы.
… если существует такая проблема, что некоторые субъективные права причиняют вред правам третьих лиц и это становится стандартом, почему бы не установить запрет на такую реализацию субъективных прав, приняв соответствующую норму закона.
Вводим запрет на открытие парикмахерских? Или вообще на ведение бизнеса?.. И это только один из множества примеров.
Конечно, на это можно сказать, что такое субъективное право не во всех случаях нарушает права третьлих лиц.
На это можно много что сказать. Сказать, что, во-первых, конечно, возможно запретить любое осуществление субъективного права, которое причиняет вред, установив такое положение, в качестве, например, принципа в Конституции, но это будет объективно не исполнимо. Очень странно, что Вы этого не понимаете. Сказать, во-вторых, что есть такие субъективные права, которые в большинстве случаев связаны с тем, что результатом их осуществление является вред, причиняемый третьим лицам, но пока этот вред воспринимается как оправданный обществом, как соответствующий разумным стандартам соответствующей деятельности, то позитивное право при вменяемом законодателе на такие субъективные права реагировать отрицательно не будет. Они останутся субъективными правами, и причиняющая вред форма их реализации тоже не будет ограничиваться. Есть масса случаев причинения оправданного вреда соседям в соседских отношениях, и право на них никоим образом не реагирует отрицательно. В-третьих, можно сказать, что нет никаких оснований идеализировать субъективное право как инструмент устранения всякого вреда из общественных отношений. Субъективное право — не более чем гарантируемая и защищаемая правопорядком «система» правомочий. Как и любое правомочие, правомочия, входящие в состав субъективного права, могут осуществляться огромным количеством способов, которые невозможно закрепить в законе. Любая попытка такой легализации потонет в казуистике. Поскольку такое мероприятие невозможно, а разумная юридическая техника исходит из разумной степени обобщений поведения в моделях, постольку всегда будет различие между моделью поведения, закрепленной в регулятивных управомочивающих нормах, и конкретными формами осуществления субъективного права, которые в том или ином конкретном случае могут причинить необоснованный вред. И если помимо такого результата есть соответствующая форма вины, то есть и злоупотребление субъективным правом.
в таком случае законодатель, используя методы юридической техники, должен сформулировать закон так, чтобы субъективное право оставалось только правом.
Субъективное право всегда остается субъективным правом, а злоупотреблением признается конкретная форма осуществления, которая удовлетворяет достаточным признакам понятия злоупотребления субъективным правом.
Злоупотребление правом показывает, как позитивизм, с одной стороны признает только закон и его называет правом (Суров закон, но он закон), а с другой стороны, признает, что есть такая норма закона, которая может приводить к нарушению права и для этого вводится категория «злоупотребление правом».
Конструкция «злоупотребление субъективным правом» не создана юридическим позитивизмом, она является закономерным результатом несовпадения общих нормативных моделей и способов их реализации в конкретной ситуации. Позитивизм здесь вообще невиновен. Вы всерьез полагаете, что если Вы сможете выстроить систему позитивного права на принципе формального равенства, то «проблема» злоупотребления правом сама собой исчезнет? Это чрезмерно наивно. ни один законодатель современности — какой бы концепции понимания права он ни придерживался — не в состоянии настолько детализировать субъективные права в нормах, чтобы полностью и четко установить пределы реализации.
То что категория «злоупотребление правом» является устоявшимся в правоведении не доказывает неоспоримости и правильности этого понятия навсегда.
С этим согласен. Однако еще раз повторю, что конструкция «ЗСП» появилась не как результат господства юридического позитивизма, а как ответ на объективные обстоятельства, и именно поэтому она нашла отражение и в законодательстве, и в доктрине.
Кстати, О.Э. Лейст, один из критиков либертарно-юридической теории, говорит, что «критерии злоупотребления правом туманны и неопределённы». Практически сложно различить, где проходит «грань между неумелым использованием права и злоупотреблением им» (Теория государства и права: Учебник / Под ред. М.Н. Марченко. С. 560).
С каких пор О.Э. Лейст стал специалистом по вопросу злоупотребления субъективным правом? Я не встречал у него монографий или даже статей на эту тему. Понятно, что критерий обоснованности причинения вреда или реальности угрозы причинения такого вреда носит оценочный характер, но это неустранимый момент. В юридической практике огромное количество оценочных понятий, от которых никуда не убежать.
следует стремиться не к оправданию категории злоупотребления правом, а к стремлению точно и недвусмысленно формулировать нормы закона.
Конструкция ЗСП не нуждается ни в чьем оправдании, поскольку Вы не доказали пока ничего, никаких альтернатив, не ответили ни на один из моих примеров. Речь идет не о двусмысленности формулировок закона, а о необходимости разумной степени их обобщения и о несовпадении нормативных моделей правомерного поведения и конкретных актов их осуществления.
А так, субъект должен точно знать, что субъективное право имеет свои пределы, которые далеко не всегда, учитывая многообразие форм их конкретной реализации, позитивированы, но в позитивном праве никто не отменял принципы разумности, добросовестности, справедливости, которые понимаются с позиции общественного правосознания, и поэтому в каждом конкретном случае осуществления своего субъективного права управомоченный субъект должен принимать во внимание не только нормы позитивного права, но и правовые принципы и осознанно осуществлять свое субъективное право с позиции общественного понимания таких принципов.
0
Александр Сидоркин
Не согласен с Вами в том, что банкротство одной парикмахерской из-за того, что вдруг открылась другая парикмахерская с лучшим обслуживанием. Я склонен видеть здесь, что парикмахерская закрылась из-за того, что ее хозяин-предприниматель не в силах был оказывать парикмахерские услуги, которые позволили бы ему привлечь достаточное количество клиентов. Виноват сам предприниматель, а не его конкурент.
Как видите, приведённый Вами пример может быть истолкован двояко.
Отсюда не надо вводить никаких запретов, предпринимателю закрытой парикмахерской следует набраться сил и открыть достойную парикмахерскую, в которую будут идти клиенты.
Руководствуясь Вашей логикой можно признать почти каждого правомерно действующего субъекта причиняющего вред. Например, с Вашей позицией можно будет утверждать, что если я успел купить в аптеке лекарство, а кто-то не успел, то я своей покупкой нанес вред другим лицам, из-за того, что они яко бы из-за меня не смогли купить лекарство. Или один абитуриент, умнее других, прошёл по конкурсу в вуз, а другие абитуриенты, не обладающие такими знаниями не поступили в вуз. С Вашей позиции можно утверждать, что абитуриент поумнее нанес вред другим абитуриентам.

Не согласен с Вами, что субъективные права это система правомочий. Не государство предоставляет нам права, а субъект изначально обладает правами, а уже государство их защищает.
Считаю, что несовершенство закона не должно исправляться за счет оценочным понятий.

Отрицание за О.Э. Лейстом права высказываться о злоупотреблении правом на том основании, что он не написал ни одной монографии на эту тему абсурдно. Это видный ученый права, суждение которого по любому правовому вопросу является авторитетным.

Приведённые Вами закреплённые в законодательстве принципы разумности, добросовестности и справедливости также являются оценочными категориями, содержание которых носит произвольный характер.
0