Антон Михайлов →  Система мышления Аристотеля, научная система мышления, правоведение и постмодерн: избранные места из переписки с друзьями

Иногда приходится слышать аргумент примерно такого содержания: на дворе стоит 21 век, в философии за 20 столетие столько всего произошло, что нет никаких оснований юристам оставаться по уровню развития методологии в 19 веке. Однако что будет если мы немного поразмыслим над данным аргументом? Могу аргументированно утверждать, что со времен античности до 17 столетия профессиональным юридическим сознанием владела Аристотельская система мышления — и дело было вовсе не в том, стоит на дворе 12 век или 16 век.

Система мышления – штука императивная и весьма традиционная. Более того, есть подозрения, что она зависит вовсе не от исторического времени, а от других факторов. В стремлении представить историю как некоторую объективную обусловливающую причину формирования систем мышления можно видеть «следы» и философского позитивизма Конта, и исторического материализма Маркса — опять же учений века не 21-го, а 19-го. Речь, разумеется, не идет об эскапизме юристов от развития культуры, философских учений, речь о том, что механизмы оестествления систем мышления могут быть сильнее и исторического времени, и новейших изменений в философских представлениях. И дело тут в консерватизме юридического сознания далеко не в первую очередь.

Аристотельская система мышления может быть представлена как взаимосвязанный ряд онтологических и гносеологических оснований. Во-первых, мир конечен (конечно количество его законов), организован по принципу гармонии и познаваем во всей полноте его свойств. Во-вторых, прежде чем исследовать вещь, необходимо понять, что она есть сама по себе т.е. идею вещи (в философской рефлексии античности идеи имеют онтологический статус). В-третьих, знания начинаются с метафизических полаганий (философских интуиций) и добываются путем правильно организованных размышлений. Истинность знаний определяется правилами рассуждений (законы формальной логики). В-четвертых, математика не пригодна для изучения объектов природы.

Научная система мышления, которую сейчас принято называть «классической научной рациональностью», формируется под влиянием первой научной революции в естествознании в XVI столетии (Галилей, Коперник, Ньютон). Данная система во многом построена на отрицании положений Аристотельской системы мышления. Основные ее постулаты следующие:

1. Прежде чем понимать вещь, необходимо ее исследовать (без наблюдения и эксперимента никакая идея вещи не может быть принята).
2. Математика – основной метод изучения объектов природы («Книга природы написана на языке математики, Г. Галилей или Кант, измерявший научность теории возможностью ее «математизации»)
3. Знание содержится в самом объекте, т.е. природа — источник знаний, ученый — своего рода «рудокоп», который извлекает руду знания из недр земли.
4. Истинность знания определяется опытом, экспериментом.
5. Мир бесконечен, т.е. бесконечно количество его законов.

Если попытаться «опредеметить» полагания Аристотельской системы мышления в отношении права, то, на мой взгляд, получится примерно следующее. Размышление о праве должно отправляться от его идеи, сущности. Для Аристотеля это будет целевая причина. В целом для античности идеей права выступает идея справедливости (хотя и другие добродетели не исключаются). Далее из идеи права путем формально-логических операций делаются выводы для типовых жизненных ситуаций, что и есть философское рассуждающее познание (метафизические полагания и выведение следствий при помощи правил рассуждений). Право познается как объект, а не как предмет, как неотъемлемая часть природы и общества, а не как комплекс целевым образом сконструированных абстракций. Иными словами, это не научное познание в понятиях, гипотезах и теориях, а философское — в идеях, принципах, ценностях. Поскольку количество законов мира конечно, то и конечно количество правовых принципов.

Не думаю, что в античности право воспринималось как замкнутая система: поскольку право познается как часть мироздания, не само по себе, а как часть природы (естественный закон) и часть общества (обычай, договор, позитивный закон). Право не оторвано от мышления: Аристотель выводит естественный закон, не зависящий от места из потребностей природы человека и законов мышления (почему и ставится задача вывести законы логики и сделать их основанием судебной деятельности). Законы формальной логики обеспечивают истинность знания объекта лишь тогда, когда основываются на ассерторических или аподиктических посылках, в случае с диалектическими посылками правильность операций по правилам логики дает лишь вероятностное знание. Иными словами, формальная логика в греческой философии отнюдь не абсолютизируется, она является инструментом, способным дать истинное знание, если истинны посылки, от которых «отталкивается» рассуждение.

В целом, рассуждающее познание философов всегда предполагает субъекта — субъекта исключили из содержания истинного знания лишь в научной системе мышления в результате абсолютизации естественнонаучной «парадигмы».

Различия в Аристотельской и научной системах мышления можно показать на примере их понимания теоретического знания. Что такое теория для античной рациональности и научной рациональности Нового времени? У Аристотеля теоретические науки (математика, физика и метафизика), в отличие от наук практических (политики, этики и др.), должны путем мыслительного вглядывания, созерцания объекта, определить его идею, которая и делает объект таким, каким он является. Науки практические, в отличие от теоретических, имеют цель не познание идеи, а целесообразное воздействие на определенный объект.

В научной же рациональности теория уже должна объяснять закон организации и развития объекта, осуществлять прогноз «поведения» объекта и тем самым осуществлять его контроль. В античности теория метафизична, поскольку идея вещи не дана непосредственному наблюдению, она открывается мысленному взору; в «классической» науке – физична в том смысле, что теоретическое знание ограничено исследованием природы методом естествознания; в античности теория философски раскрывает идею объекта, в новое время – раскрывает закон объекта; в античности теория объектна, она раскрывает сущность мира, его устройство как такового, а в Новое время теория предметна, оперирует идеальными объектами, которых в действительности не существует, они лишь в предмете. В этом, на мой взгляд, и отличие философского познания от научного.

Постклассическая научная рациональность остается в пространстве научного познания, выстраивается на основе классической рациональности, она не претендует на философский статус, на формирование «картины мира», относится лишь к основаниям научного познания. А вот постмодерн – это уже претензия перевернуть философскую «картину мира» эпохи модерна. Поэтому мне совершенно не нравится использование этих терминов как синонимов.

Есть сомнения, что неклассическая научная рациональность «входит» в постмодерн. Дело в том, что «неклассика» тоже работает в предмете науки, а наука ничего не знает об устройстве мира как объекта, она знает лишь об устройстве предмета – любой вменяемый ученый понимает, что если определенные модели работаю в реальности, то это еще не значит, что реальность устроена так, как модели. Постмодерн – это уже попытка через противопоставление выстроить новую «картину мира», постмодерн говорит не о предмете, а о мире вообще. Иными словами, философское познание и научное познание — это разные типы познания, и друг в друга они не входят. Хотя, разумеется, нужно предметно изучать допущения «неклассики», положения философии постмодерна и смотреть, насколько они соотносимы друг с другом, могут ли они по существу своих методологических установок быть объединены в существенной части.

Античность как «рамка» довольно широка. Думаю, что для философского рассуждающего познания, для греческих философов права — это прежде всего идея, но если для Аристотеля право, по сути, сплав этики, политики и риторики, то оно имеет и практический аспект в виде соответствующих умений. Юридические формулы — это уже не греческий способ восприятия правового, а римский, следствие инженерного типа сознания римлян. Понятно, что для греческих философов достаточно выразить идею права, а в практической плоскости – оформить его в виде навыков целесообразного воздействия на определенный тип ситуации, но конструирования формул нет здесь, как нет и права как социального института, есть закон, мера, порядок, справедливость как базовые идеи и некоторые практики, позволяющие утверждать эти идеи в общественной жизни.

Перевод натуральных действий в знаковую форму — это процесс длительный, и, очевидно, он уже в Греции происходил. Замена натуральных объектов и действий с ними знаковыми заместителями и принципиальное открытие их мышлению — это не заслуга римлян. Заслуга римлян в другом. Устройство римского образования было таково, что большая часть общества овладела законами формальной логики и они оестествились в сознании римлян, что привело к тому, что законы логического мышления стали восприниматься как законы реальности, законы общественной организации, т.е. римляне экстраполировали законы формальной логики и конструкции, построенные по этим законам на социальную действительность. Ведь, по сути, это же сделал Маркс с гегелевской диалектикой — он ее перебросил из мышления в общество. Иными словами, для римлян законы формальной логики перестали восприниматься как искусственно сконструированные правила, а стали частью не только мышления, но и организации жизни общества, и поэтому они стали описывать социальные связи в терминах логической системы стоиков. Такой ход дал возможность перевести логику из идеального плана мышления в план социальный и сформировать классическое римское право.

Система мышления Аристотеля, как и всякое философское построение античности, рассматривалось как универсальное, т.е. не для определенной сферы, а в качестве основания знания о мире, фундамента мировоззрения интеллектуальной элиты. Поэтому Аристотельская система мышления определяла не только познание текстов юристами, но и познание в богословии, в философии, во всех сферах интеллектуальной деятельности. У варваров, как и в Византии уже нет такого инженерного типа сознания, как у римлян.

Глубоко убежден, что тип сознания по текстам не восстановить — глоссаторы и их последователи уже обладали другим типом сознания и встраивали в него, в свой язык, в свою культуру римские конструкции. Поэтому умами владела Аристотельская система мышления в «чистом» виде как ряд онтологических и гносеологических оснований. Римский способ отношения к праву в темные века прерывается, некоторые его черты сформируются уже не в континентальной традиции, а в традиции общего (прецедентного) права, в которой юридическая практика воспроизводит правовую систему, а не академическая доктрина.

В современности многие основания Аристотельской системы мышления сохраняются в философии права, во многих доктринальных построениях, теоретическое знание часто провозглашает свою верность научной рациональности, а по сути работает в аристотелевской рациональности.
Многие полагания Аристотельской системы мышления присутствуют у различных предметников гуманитарных областей знания. Причем эти полагания организуют деятельность в предмете, но рефлектируются редко, часто они присутствуют и используются естественно, наподобие подавляющего большинства языковых правил. Когда что-то «нарезают», то это что-то видят и по отношению к нему действуют целенаправленно, а тип отношения к Аристотельской системе мышления иной.

Для меня очевидно, что постмодерн – это философский дискурс, который в некоторых своих полаганиях, несомненно, противостоит всем универсальным философиям – будь то учение Платона, Аристотеля, Гегеля или Маркса. Насколько постмодерн жизнеспособен как основание «картины мира» это вопрос спорный. Есть позиция, что в принципе время универсальных философий, владеющих общественным сознанием и лежащих в основании трансляции культуры, прошло. Есть также подозрения, что организовать даже целевым образом юридические практики на основе учения постмодерна весьма проблематично.

Одно дело, когда философское учение себя выстраивает посредством противопоставления другим дискурсам, но совсем другое дело — оестествление философского учения в общественном сознании, его способность стать основанием социальных практик. Поэтому, собственно говоря, история философии беспредельно богата содержанием на те или иные учения, а философских традиций значительно меньше, а еще меньше систем, которые господствовали в сознании интеллектуальной элиты и определяли социальные практики. Поэтому для меня «знамена» постмодерна весьма красочны, возможно, и потенциал определенный есть, но какова вероятность, чтобы он стал универсальной философией применительно к сознанию интеллектуальной элиты в нашей социокультурной ситуации – это большой вопрос, ответа на который у меня пока нет.

6 комментариев

Христо Комаров
Уважаемый автор!

[1] Позвольте полюбопытствовать, какова главная идея Вашего опуса? Что такое «Аристотельская система мышления»? (я даже не знаю, где можно почитать об аристотелевской «системе мышления»). Вообще, что такое в Вашем понимании «система мышления»? Может быть Вы говорите о каком-то другом Аристотеле, не древнегреческом философе, ученике Платона? Я задаю этот вопрос, так как, когда речь идёт о том самом Аристотеле, о его учении, взглядах по тому или иному вопросу, говорят об аристотелевском учении, аристотелевских взглядах и так далее, но «Аристотельских» я, простите, не встречал.

[2] Мне известны авторитетные монографии на русском языке таких учёных, как А.Ф. Лосев и А.А. Тахо-Годи, а также В.П. Зубова, очерки В.Ф. Асмуса и других авторов в четырёхтомнике сочинений Аристотеля, книга А.С. Ахманова о логическом учении Аристотеля. Я бы не взял на себя смелости давать такие удивительные обобщения «Аристотельской» «системы мышления», даже в порядке «попытки».

[3] Что такое в Вашем понимании «модернизм», «постмодернизм», кого Вы относите к их представителям?

[4] Следует ли из Вашего высказывания «Различия в Аристотельской и научной системах мышления можно показать на примере их понимания теоретического знания», что «Аристотельская» «система мышления» ненаучна?

[5] Из каких трудов Аристотеля или из рассуждений каких комментаторов можно прийти к следующему Вашему представлению:

Аристотельская система мышления может быть представлена как взаимосвязанный ряд онтологических и гносеологических оснований. Во-первых, мир конечен (конечно количество его законов), организован по принципу гармонии и познаваем во всей полноте его свойств. Во-вторых, прежде чем исследовать вещь, необходимо понять, что она есть сама по себе т.е. идею вещи (в философской рефлексии античности идеи имеют онтологический статус). В-третьих, знания начинаются с метафизических полаганий (философских интуиций) и добываются путем правильно организованных размышлений. Истинность знаний определяется правилами рассуждений (законы формальной логики). В-четвертых, математика не пригодна для изучения объектов природы.

[6] К примеру, на Ваше «в-третьих» можно возразить так:
Ощущениям следует доверять больше, чем рассуждению, а рассуждениям—только в том случае, если они окажутся в согласии с явлениями
(Аристотель. О Возникновении животных, III, 10, 160b).

<…>

Amicus Plato, sed magis amica veritas.
0
Антон Михайлов
Позвольте полюбопытствовать, какова главная идея Вашего опуса?

Поверьте, те, кто уже читал, почему-то нашли идеи в моей заметке. А Вы действительно считаете, что всенепременно в работе должна быть главная идея? На каком основании? Их не может быть несколько? Почему же, позвольте поинтересоваться?

Что такое «Аристотельская система мышления»? (я даже не знаю, где можно почитать об аристотелевской «системе мышления»).
Если читатель за терминами видит только слова, то он попросту не в предмете. Назовите «систему мышления» «картиной мира», что от этого изменится?.. Речь идет о комплексе онтологических и гносеологических установок, которые вступают основанием мышления. Мышление – специально созданные, искусственные системы организации сознания в осуществлении интеллектуальных операций для решения определенного типа задач.

Может быть Вы говорите о каком-то другом Аристотеле, не древнегреческом философе, ученике Платона?
Может быть, Вы просто не в предмете?

Я задаю этот вопрос, так как, когда речь идёт о том самом Аристотеле, о его учении, взглядах по тому или иному вопросу, говорят об аристотелевском учении, аристотелевских взглядах и так далее, но «Аристотельских» я, простите, не встречал.
Очень глубокомысленно. Жму Вашу руку. Лично я не собираюсь вступать в спор по поводу правильности использования того или иного суффикса. Хотите, называйте систему мышления аристотелевской, что от этого поменяется? Существо моей заметки? Да ничуть.

Я бы не взял на себя смелости давать такие удивительные обобщения «Аристотельской» «системы мышления», даже в порядке «попытки».
Я основываюсь на трудах Г. Дж. Бермана и Н.Н. Тарасова. И искренне рад за Вас, что Вы знакомы с трудами отечественных философов. Похвально.

Что такое в Вашем понимании «модернизм», «постмодернизм», кого Вы относите к их представителям?
Позвольте мне Вас, как читающего человека, отослать к трудам И.Л. Честнова. Можете начать с его «Постклассической теории права». Там раскрываются данные понятия.

Следует ли из Вашего высказывания «Различия в Аристотельской и научной системах мышления можно показать на примере их понимания теоретического знания», что «Аристотельская» «система мышления» ненаучна?
С позиции понимания науки, сложившегося в 16-17 столетиях и до сих пор господствующего в философии науки, Аристотельская «система мышления» не является научной.

Из каких трудов Аристотеля или из рассуждений каких комментаторов можно прийти к следующему Вашему представлению
Уже указал. См. выше.

К примеру, на Ваше «в-третьих» можно возразить так:
Потрудитесь раскрыть, в чем Вы усмотрели противоречие.
0
Христо Комаров
Большое спасибо за предельно честный и красноречивый ответ.
Sapienti sat.
0
Случайный Прохожий
Уважаемый Антон!

Благодарю Вас за интересные заметки.
К сожалению, далеко не всегда имеется возможность как-то откомментировать их, но время почитать (поразмять мозг) всё-таки нахожу.

У меня появилось соображение, которым я хочу поделиться.
Насколько я понимаю, постмодерн может «прийти» в юриспруденцию, только осуществив деконструкцию (термин Дерриды) той теоретической структуры (или структур), на основе которой формируются нынешние «модерновые» социально-юридические практики. И в результате должно возникнуть какое-то качественно новое содержание, которое высвободит подавленные скрытые смыслы, подлежащие анти-иерархической ассоциации, которая и должна стать «теорией постмодерна» в праве.

Однако я до сих пор не слышал ни об одной более-менее масштабной попытке деконстукции, например, советского суперпозитивизма, выраженного в нынешней теории государства и права. Соответственно, и какого-то постмодерного теоретического материала создано не было. А поэтому его нельзя опробовать для создания той или иной социально-юридической практики.

Из данных соображений я тоже следую Вашему выводу, что говорить о наступлении постмодернизма в юриспруденции, как минимум, преждевременно, — не говоря уже о том, будет ли он обладать статусом универсальной философии интеллектуальной элиты.

Так что вопрос остаётся открытым, потому что на данный момент каких-то масштабных постомдерновых юридических теорий в российском интеллетуальном пространстве просто-напросто не наблюдается (по крайней мере, мне).
0
Антон Михайлов
Спасибо за положительную оценку моих усилий, уважаемый Случайный прохожий.

Хотя понятие деконструкции играет существенное значение в философском дискурсе постмодерна, вместе с тем я бы не стал ограничивать им ту «картину мира», которую пытается представить данное направление.

Согласен с тем, что деконструкции могут подвергаться и социально-юридические практики. Однако, во-первых, таких исследований мне не встречалось. Во-вторых, есть подозрение, что многие соответствующие «практики» не имеют под собой какой-либо относительно целостной теории, поэтому и осмысливать их с философско-правовой позиции достаточно сложно.

Если же говорить о теории права, то ученые-юристы, исповедующие переход мыслящего человечества в эпоху постмодерна, на мой взгляд, должны, прежде всего, на основе соответствующих философских идей перестроить понятийный аппарат теории права, а до этого показать его ограничения, обосновать, что именно постмодерн является наиболее оптимальным — для целей улучшения теории права — философским основанием. Пока не будет проведена работа с понятиями — теоретики права постмодерн не «увидят».

Ремарка в отношении «советского суперпозитивизма». Во-первых, впервые встречаю именно такой термин. Что здесь акцентирует приставка «супер»? То же, что и данная приставка, добавленная к президентской республике, или нечто другое? Во-вторых, вопрос о господстве концепции юридического позитивизма в советском правоведении, на мой взгляд, нужно решать дифференцированно. По меньшей мере, его следует рассмотреть, во-первых, в области юридической догматики, во-вторых, в теории права, в-третьих, в философско-правовой сфере. Причем, на мой взгляд, ответы на него на разных уровнях юридического знания будет различным.
0
Случайный Прохожий
Конечно, не следует сводить всю постмодернисткую картину мира только к результатуам деконструкции, хотя она и выступает крайне значимой стратегией (фундаментальной интенцией) данного направления философского дискурса.

Однако, согласитесь, вырисовывается определённый каламбур: ну как можно требовать от постмодерна какой-либо целостной теории в аристотелевском смысле?)) Ведь у древних римлян тоже не было целостной теории как таковой (или нескольких теорий), а было аксиологическо-инструментальное осмысление социально-юридических практик. Так что будем ждать выступления постмодерна, как бы он не выступил…

Извиняюсь, я употребил «суперпозитивизм» неосознанно, имел в виду гипертрофированный позитивизм в той форме, которая была порождена марксистко-ленинской философией.
0