Антон Михайлов →  Система мышления Аристотеля, научная система мышления, правоведение и постмодерн: избранные места из переписки с друзьями

Иногда приходится слышать аргумент примерно такого содержания: на дворе стоит 21 век, в философии за 20 столетие столько всего произошло, что нет никаких оснований юристам оставаться по уровню развития методологии в 19 веке. Однако что будет если мы немного поразмыслим над данным аргументом? Могу аргументированно утверждать, что со времен античности до 17 столетия профессиональным юридическим сознанием владела Аристотельская система мышления — и дело было вовсе не в том, стоит на дворе 12 век или 16 век.

Система мышления – штука императивная и весьма традиционная. Более того, есть подозрения, что она зависит вовсе не от исторического времени, а от других факторов. В стремлении представить историю как некоторую объективную обусловливающую причину формирования систем мышления можно видеть «следы» и философского позитивизма Конта, и исторического материализма Маркса — опять же учений века не 21-го, а 19-го. Речь, разумеется, не идет об эскапизме юристов от развития культуры, философских учений, речь о том, что механизмы оестествления систем мышления могут быть сильнее и исторического времени, и новейших изменений в философских представлениях. И дело тут в консерватизме юридического сознания далеко не в первую очередь.

Аристотельская система мышления может быть представлена как взаимосвязанный ряд онтологических и гносеологических оснований. Во-первых, мир конечен (конечно количество его законов), организован по принципу гармонии и познаваем во всей полноте его свойств. Во-вторых, прежде чем исследовать вещь, необходимо понять, что она есть сама по себе т.е. идею вещи (в философской рефлексии античности идеи имеют онтологический статус). В-третьих, знания начинаются с метафизических полаганий (философских интуиций) и добываются путем правильно организованных размышлений. Истинность знаний определяется правилами рассуждений (законы формальной логики). В-четвертых, математика не пригодна для изучения объектов природы.

Научная система мышления, которую сейчас принято называть «классической научной рациональностью», формируется под влиянием первой научной революции в естествознании в XVI столетии (Галилей, Коперник, Ньютон). Данная система во многом построена на отрицании положений Аристотельской системы мышления. Основные ее постулаты следующие:

1. Прежде чем понимать вещь, необходимо ее исследовать (без наблюдения и эксперимента никакая идея вещи не может быть принята).
2. Математика – основной метод изучения объектов природы («Книга природы написана на языке математики, Г. Галилей или Кант, измерявший научность теории возможностью ее «математизации»)
3. Знание содержится в самом объекте, т.е. природа — источник знаний, ученый — своего рода «рудокоп», который извлекает руду знания из недр земли.
4. Истинность знания определяется опытом, экспериментом.
5. Мир бесконечен, т.е. бесконечно количество его законов.

Если попытаться «опредеметить» полагания Аристотельской системы мышления в отношении права, то, на мой взгляд, получится примерно следующее. Размышление о праве должно отправляться от его идеи, сущности. Для Аристотеля это будет целевая причина. В целом для античности идеей права выступает идея справедливости (хотя и другие добродетели не исключаются). Далее из идеи права путем формально-логических операций делаются выводы для типовых жизненных ситуаций, что и есть философское рассуждающее познание (метафизические полагания и выведение следствий при помощи правил рассуждений). Право познается как объект, а не как предмет, как неотъемлемая часть природы и общества, а не как комплекс целевым образом сконструированных абстракций. Иными словами, это не научное познание в понятиях, гипотезах и теориях, а философское — в идеях, принципах, ценностях. Поскольку количество законов мира конечно, то и конечно количество правовых принципов.

Не думаю, что в античности право воспринималось как замкнутая система: поскольку право познается как часть мироздания, не само по себе, а как часть природы (естественный закон) и часть общества (обычай, договор, позитивный закон). Право не оторвано от мышления: Аристотель выводит естественный закон, не зависящий от места из потребностей природы человека и законов мышления (почему и ставится задача вывести законы логики и сделать их основанием судебной деятельности). Законы формальной логики обеспечивают истинность знания объекта лишь тогда, когда основываются на ассерторических или аподиктических посылках, в случае с диалектическими посылками правильность операций по правилам логики дает лишь вероятностное знание. Иными словами, формальная логика в греческой философии отнюдь не абсолютизируется, она является инструментом, способным дать истинное знание, если истинны посылки, от которых «отталкивается» рассуждение.

В целом, рассуждающее познание философов всегда предполагает субъекта — субъекта исключили из содержания истинного знания лишь в научной системе мышления в результате абсолютизации естественнонаучной «парадигмы».

Различия в Аристотельской и научной системах мышления можно показать на примере их понимания теоретического знания. Что такое теория для античной рациональности и научной рациональности Нового времени? У Аристотеля теоретические науки (математика, физика и метафизика), в отличие от наук практических (политики, этики и др.), должны путем мыслительного вглядывания, созерцания объекта, определить его идею, которая и делает объект таким, каким он является. Науки практические, в отличие от теоретических, имеют цель не познание идеи, а целесообразное воздействие на определенный объект.

В научной же рациональности теория уже должна объяснять закон организации и развития объекта, осуществлять прогноз «поведения» объекта и тем самым осуществлять его контроль. В античности теория метафизична, поскольку идея вещи не дана непосредственному наблюдению, она открывается мысленному взору; в «классической» науке – физична в том смысле, что теоретическое знание ограничено исследованием природы методом естествознания; в античности теория философски раскрывает идею объекта, в новое время – раскрывает закон объекта; в античности теория объектна, она раскрывает сущность мира, его устройство как такового, а в Новое время теория предметна, оперирует идеальными объектами, которых в действительности не существует, они лишь в предмете. В этом, на мой взгляд, и отличие философского познания от научного.

Постклассическая научная рациональность остается в пространстве научного познания, выстраивается на основе классической рациональности, она не претендует на философский статус, на формирование «картины мира», относится лишь к основаниям научного познания. А вот постмодерн – это уже претензия перевернуть философскую «картину мира» эпохи модерна. Поэтому мне совершенно не нравится использование этих терминов как синонимов.

Есть сомнения, что неклассическая научная рациональность «входит» в постмодерн. Дело в том, что «неклассика» тоже работает в предмете науки, а наука ничего не знает об устройстве мира как объекта, она знает лишь об устройстве предмета – любой вменяемый ученый понимает, что если определенные модели работаю в реальности, то это еще не значит, что реальность устроена так, как модели. Постмодерн – это уже попытка через противопоставление выстроить новую «картину мира», постмодерн говорит не о предмете, а о мире вообще. Иными словами, философское познание и научное познание — это разные типы познания, и друг в друга они не входят. Хотя, разумеется, нужно предметно изучать допущения «неклассики», положения философии постмодерна и смотреть, насколько они соотносимы друг с другом, могут ли они по существу своих методологических установок быть объединены в существенной части.

Античность как «рамка» довольно широка. Думаю, что для философского рассуждающего познания, для греческих философов права — это прежде всего идея, но если для Аристотеля право, по сути, сплав этики, политики и риторики, то оно имеет и практический аспект в виде соответствующих умений. Юридические формулы — это уже не греческий способ восприятия правового, а римский, следствие инженерного типа сознания римлян. Понятно, что для греческих философов достаточно выразить идею права, а в практической плоскости – оформить его в виде навыков целесообразного воздействия на определенный тип ситуации, но конструирования формул нет здесь, как нет и права как социального института, есть закон, мера, порядок, справедливость как базовые идеи и некоторые практики, позволяющие утверждать эти идеи в общественной жизни.

Перевод натуральных действий в знаковую форму — это процесс длительный, и, очевидно, он уже в Греции происходил. Замена натуральных объектов и действий с ними знаковыми заместителями и принципиальное открытие их мышлению — это не заслуга римлян. Заслуга римлян в другом. Устройство римского образования было таково, что большая часть общества овладела законами формальной логики и они оестествились в сознании римлян, что привело к тому, что законы логического мышления стали восприниматься как законы реальности, законы общественной организации, т.е. римляне экстраполировали законы формальной логики и конструкции, построенные по этим законам на социальную действительность. Ведь, по сути, это же сделал Маркс с гегелевской диалектикой — он ее перебросил из мышления в общество. Иными словами, для римлян законы формальной логики перестали восприниматься как искусственно сконструированные правила, а стали частью не только мышления, но и организации жизни общества, и поэтому они стали описывать социальные связи в терминах логической системы стоиков. Такой ход дал возможность перевести логику из идеального плана мышления в план социальный и сформировать классическое римское право.

Система мышления Аристотеля, как и всякое философское построение античности, рассматривалось как универсальное, т.е. не для определенной сферы, а в качестве основания знания о мире, фундамента мировоззрения интеллектуальной элиты. Поэтому Аристотельская система мышления определяла не только познание текстов юристами, но и познание в богословии, в философии, во всех сферах интеллектуальной деятельности. У варваров, как и в Византии уже нет такого инженерного типа сознания, как у римлян.

Глубоко убежден, что тип сознания по текстам не восстановить — глоссаторы и их последователи уже обладали другим типом сознания и встраивали в него, в свой язык, в свою культуру римские конструкции. Поэтому умами владела Аристотельская система мышления в «чистом» виде как ряд онтологических и гносеологических оснований. Римский способ отношения к праву в темные века прерывается, некоторые его черты сформируются уже не в континентальной традиции, а в традиции общего (прецедентного) права, в которой юридическая практика воспроизводит правовую систему, а не академическая доктрина.

В современности многие основания Аристотельской системы мышления сохраняются в философии права, во многих доктринальных построениях, теоретическое знание часто провозглашает свою верность научной рациональности, а по сути работает в аристотелевской рациональности.
Многие полагания Аристотельской системы мышления присутствуют у различных предметников гуманитарных областей знания. Причем эти полагания организуют деятельность в предмете, но рефлектируются редко, часто они присутствуют и используются естественно, наподобие подавляющего большинства языковых правил. Когда что-то «нарезают», то это что-то видят и по отношению к нему действуют целенаправленно, а тип отношения к Аристотельской системе мышления иной.

Для меня очевидно, что постмодерн – это философский дискурс, который в некоторых своих полаганиях, несомненно, противостоит всем универсальным философиям – будь то учение Платона, Аристотеля, Гегеля или Маркса. Насколько постмодерн жизнеспособен как основание «картины мира» это вопрос спорный. Есть позиция, что в принципе время универсальных философий, владеющих общественным сознанием и лежащих в основании трансляции культуры, прошло. Есть также подозрения, что организовать даже целевым образом юридические практики на основе учения постмодерна весьма проблематично.

Одно дело, когда философское учение себя выстраивает посредством противопоставления другим дискурсам, но совсем другое дело — оестествление философского учения в общественном сознании, его способность стать основанием социальных практик. Поэтому, собственно говоря, история философии беспредельно богата содержанием на те или иные учения, а философских традиций значительно меньше, а еще меньше систем, которые господствовали в сознании интеллектуальной элиты и определяли социальные практики. Поэтому для меня «знамена» постмодерна весьма красочны, возможно, и потенциал определенный есть, но какова вероятность, чтобы он стал универсальной философией применительно к сознанию интеллектуальной элиты в нашей социокультурной ситуации – это большой вопрос, ответа на который у меня пока нет.