Татьяна Гребнева → Владение: факт или право?
«Идеи владения – идеи о юридически защищенном фактическом отношении человека к материальной вещи».
Юшкевич В.А.
До настоящего времени в цивилистике неразрешенным остается вопрос о юридической природе владения, в частности, владение есть факт или право? Повышение интереса к этому вопросу предопределяется предложением разработчиков Концепции развития законодательства о вещном праве восстановить в современном гражданском законодательстве институт поссессорной защиты. Очевидно, что ввиду утраты советским гражданским правом института владельческой защиты, требуется возвращение к историческому анализу догматического обоснования концепции владения и обсуждение приемлемости выдвигаемой его конструкции в проекте ГК РФ.
Еще в эпоху Древнего Рима юрист Павел провозгласил, что для всякого приобретения владения необходима совокупность двух обстоятельств: физическое соприкосновение с вещью (corpus) и соответствующее внутреннее намерение лица (animus). При этом владение есть факт, необъяснимый факт, а не право. Именно эту позицию можно принять в качестве объяснения понятия «владение» в римском праве. Владение (possidere) означало фактическое распоряжение вещью с намерением удерживать ее как свою, связанное с такими юридическими последствиями, как интердиктная защита и приобретательная давность.
Исследуя древнеримские источники, немецкие цивилисты по – разному характеризовали владение, развивая положения «субъективной» и «объективной» теории владения. Так, первым противопоставив в области защиты владения право факту, Савиньи рассматривал владение как физическую возможность непосредственного обладания вещью с исключением какого бы то ни было воздействия не нее от третьих лиц. В существе своем владение – не право, а факт, хотя и влекущий определенные юридические последствия. Критики данной концепции и сторонники взгляда на владение как на право обращали внимание на то, что Савиньи не разрешил скрытое в теории противоречие: при нарушении владения – факта возникает защита посредством интердикта, т.е. владение вдруг становится правом. Этой точки зрения придерживалась часть отечественных цивилистов дореволюционного периода. К.А. Неволин отмечал: «Из соображений всех узаконений открывается, что владение, в отличие его от права собственности, есть фактическое содержание лицом вещи в своей власти, с присвоением себе на вещь права собственности». «Поэтому нет надобности, относить к владению все те понятия, которые входят в состав права». В литературе того периода отмечалось, что римляне, предоставив владельцу право на защиту, тем самым фактическое отношение по владению стали рассматривать как фикцию права, но не более того.
Что касается приверженцев противоположных взглядов на природу владения, то среди них следует назвать, прежде всего, Иеринга, который предлагал под владельцем понимать каждого, кто имеет фактическое господство над вещью безотносительно к содержанию намерения такого лица. Он рассматривал владение в качестве юридически защищенного интереса, а значит, несомненно, — в качестве права. Разделяя мнение о том, что владение есть право, Г.Ф. Шершеневич указывал: «Важно то, что владение приобретается и утрачивается, а к этому факты не способны. Мало того, владение передается по наследству, а наследство составляет совокупность прав и обязанностей. С точки зрения русского законодательства, владение есть право». Согласно теории С.А. Муромцева «каждое правоотношение, называемое правом, есть не что иное, как некоторое фактическое отношение, сопровождаемое юридической защитою и юридический элемент такого отношения состоит только в том, что он имеет защиту. Следовательно, владение ничем не отличается от прочих прав и есть потому право».
Таким образом, сторонники определения владения как права обосновывают свою точку зрения наличием бесспорной связи владения с определенными юридическими последствиями. По их мнению, наличие последствий владения, к которым относят интердиктную защиту и приобретательную давность, доказывает, что владение – это право.
В советский период развития нашей страны было распространено мнение, согласно которому в праве отсутствует особое право владения, а есть лишь правомочие владения, входящее в состав различных субъективных прав, причем совсем не обязательно права собственности. Это объяснялось политическим режимом того времени. Так, Д.М. Генкин отмечал, что «советское право знает лишь титульное владение, т.е. владение, опирающееся на какое–нибудь право, вытекающее из него, составляющее одно из правомочий носителя этого права». Свою преемственность этот подход к владению получил в современном гражданском праве России, в котором владение рассматривается как отдельное правомочие в составе различных вещных и обязательственных прав, связанное или несвязанное с реальным обладанием вещью, так и как простое фактическое обладание вещью. Владение как фактическое состояние, когда оно не основано на каком–либо субъективном праве, следует определять в качестве реального обладания или господства лица над индивидуально – определенной вещью с намерением обладать ею в своих или в чужих интересах.
Иной подход к владению сформулирован в Концепции развития законодательства о вещном праве, разработчики которой предлагают исходить из представления о владении исключительно как о фактическом господстве лица над вещью (ст. 209 Проекта ГК). Такое господство лица над объектом владения по замыслу законодателя должно сохраняться до тех пор, пока владелец имеет свободный доступ к объекту владения. Представляется, что в известной степени авторы Концепции придерживаются объективной теории владения. Очевидно, что, только рассматривая владение как факт, можно объяснить существование незаконного владения, поскольку право, в отличие от факта, незаконным быть не может. Но признание владения фактом не позволяет ответить на другой вопрос: как же в этом случае его можно защитить? Проблема определения владения как факта заключается и в неустойчивости этого института. В частности, владение лица, по сути, прекращается с момента передачи вещи другому лицу. В этой связи уязвимым видится положение Концепции, согласно которому владение сохраняется, пока владелец, утратив владение, принимает меры по его защите.
В литературе справедливо отмечается, что Концепция на сегодняшний момент рассматривает владение не как факт, свидетельствующий о наличии вещного права, а как защиту от самоуправного нарушения существующего состояния, но защита от самоуправства не является целью гражданского права. Строго говоря, Концепция отошла от определения владения исключительно как факта, т.к. в ней упоминается правопреемство владения. Но если владение факт, допустимо ли говорить о правопреемстве?
Представляется, что с целью упрощения процедуры защиты нарушенного права, владение следует рассматривать как видимость любого вещного права. И в этой части весьма современно и точно выглядит утверждение Иеринга о том, что обеспечение беспрепятственного осуществления права собственности и его эффективной охраны – вот в чем суть защиты владения.
Юшкевич В.А.
До настоящего времени в цивилистике неразрешенным остается вопрос о юридической природе владения, в частности, владение есть факт или право? Повышение интереса к этому вопросу предопределяется предложением разработчиков Концепции развития законодательства о вещном праве восстановить в современном гражданском законодательстве институт поссессорной защиты. Очевидно, что ввиду утраты советским гражданским правом института владельческой защиты, требуется возвращение к историческому анализу догматического обоснования концепции владения и обсуждение приемлемости выдвигаемой его конструкции в проекте ГК РФ.
Еще в эпоху Древнего Рима юрист Павел провозгласил, что для всякого приобретения владения необходима совокупность двух обстоятельств: физическое соприкосновение с вещью (corpus) и соответствующее внутреннее намерение лица (animus). При этом владение есть факт, необъяснимый факт, а не право. Именно эту позицию можно принять в качестве объяснения понятия «владение» в римском праве. Владение (possidere) означало фактическое распоряжение вещью с намерением удерживать ее как свою, связанное с такими юридическими последствиями, как интердиктная защита и приобретательная давность.
Исследуя древнеримские источники, немецкие цивилисты по – разному характеризовали владение, развивая положения «субъективной» и «объективной» теории владения. Так, первым противопоставив в области защиты владения право факту, Савиньи рассматривал владение как физическую возможность непосредственного обладания вещью с исключением какого бы то ни было воздействия не нее от третьих лиц. В существе своем владение – не право, а факт, хотя и влекущий определенные юридические последствия. Критики данной концепции и сторонники взгляда на владение как на право обращали внимание на то, что Савиньи не разрешил скрытое в теории противоречие: при нарушении владения – факта возникает защита посредством интердикта, т.е. владение вдруг становится правом. Этой точки зрения придерживалась часть отечественных цивилистов дореволюционного периода. К.А. Неволин отмечал: «Из соображений всех узаконений открывается, что владение, в отличие его от права собственности, есть фактическое содержание лицом вещи в своей власти, с присвоением себе на вещь права собственности». «Поэтому нет надобности, относить к владению все те понятия, которые входят в состав права». В литературе того периода отмечалось, что римляне, предоставив владельцу право на защиту, тем самым фактическое отношение по владению стали рассматривать как фикцию права, но не более того.
Что касается приверженцев противоположных взглядов на природу владения, то среди них следует назвать, прежде всего, Иеринга, который предлагал под владельцем понимать каждого, кто имеет фактическое господство над вещью безотносительно к содержанию намерения такого лица. Он рассматривал владение в качестве юридически защищенного интереса, а значит, несомненно, — в качестве права. Разделяя мнение о том, что владение есть право, Г.Ф. Шершеневич указывал: «Важно то, что владение приобретается и утрачивается, а к этому факты не способны. Мало того, владение передается по наследству, а наследство составляет совокупность прав и обязанностей. С точки зрения русского законодательства, владение есть право». Согласно теории С.А. Муромцева «каждое правоотношение, называемое правом, есть не что иное, как некоторое фактическое отношение, сопровождаемое юридической защитою и юридический элемент такого отношения состоит только в том, что он имеет защиту. Следовательно, владение ничем не отличается от прочих прав и есть потому право».
Таким образом, сторонники определения владения как права обосновывают свою точку зрения наличием бесспорной связи владения с определенными юридическими последствиями. По их мнению, наличие последствий владения, к которым относят интердиктную защиту и приобретательную давность, доказывает, что владение – это право.
В советский период развития нашей страны было распространено мнение, согласно которому в праве отсутствует особое право владения, а есть лишь правомочие владения, входящее в состав различных субъективных прав, причем совсем не обязательно права собственности. Это объяснялось политическим режимом того времени. Так, Д.М. Генкин отмечал, что «советское право знает лишь титульное владение, т.е. владение, опирающееся на какое–нибудь право, вытекающее из него, составляющее одно из правомочий носителя этого права». Свою преемственность этот подход к владению получил в современном гражданском праве России, в котором владение рассматривается как отдельное правомочие в составе различных вещных и обязательственных прав, связанное или несвязанное с реальным обладанием вещью, так и как простое фактическое обладание вещью. Владение как фактическое состояние, когда оно не основано на каком–либо субъективном праве, следует определять в качестве реального обладания или господства лица над индивидуально – определенной вещью с намерением обладать ею в своих или в чужих интересах.
Иной подход к владению сформулирован в Концепции развития законодательства о вещном праве, разработчики которой предлагают исходить из представления о владении исключительно как о фактическом господстве лица над вещью (ст. 209 Проекта ГК). Такое господство лица над объектом владения по замыслу законодателя должно сохраняться до тех пор, пока владелец имеет свободный доступ к объекту владения. Представляется, что в известной степени авторы Концепции придерживаются объективной теории владения. Очевидно, что, только рассматривая владение как факт, можно объяснить существование незаконного владения, поскольку право, в отличие от факта, незаконным быть не может. Но признание владения фактом не позволяет ответить на другой вопрос: как же в этом случае его можно защитить? Проблема определения владения как факта заключается и в неустойчивости этого института. В частности, владение лица, по сути, прекращается с момента передачи вещи другому лицу. В этой связи уязвимым видится положение Концепции, согласно которому владение сохраняется, пока владелец, утратив владение, принимает меры по его защите.
В литературе справедливо отмечается, что Концепция на сегодняшний момент рассматривает владение не как факт, свидетельствующий о наличии вещного права, а как защиту от самоуправного нарушения существующего состояния, но защита от самоуправства не является целью гражданского права. Строго говоря, Концепция отошла от определения владения исключительно как факта, т.к. в ней упоминается правопреемство владения. Но если владение факт, допустимо ли говорить о правопреемстве?
Представляется, что с целью упрощения процедуры защиты нарушенного права, владение следует рассматривать как видимость любого вещного права. И в этой части весьма современно и точно выглядит утверждение Иеринга о том, что обеспечение беспрепятственного осуществления права собственности и его эффективной охраны – вот в чем суть защиты владения.
Нет комментариев