Антон Михайлов → Гносеологические установки «классической научной рациональности» в учениях естественно-правовой и исторической школ права (окончание)
Значимыми методологическими характеристиками, неразрывно связанными с гносеологическим идеалом классической научной рациональности, как в естественно-правовой, так и в исторической школах права являются, во-первых, методологический «монизм»; во-вторых, вера в рациональное устройство права как объекта исследования; в-третьих, отсутствие проблематизации языковой представленности юридического знания.
Как школа естественного права, так и немецкая историческая школа юристов в лице своих основоположников и крупнейших представителей воспринимает определенный метод познания права как единственно правильный, способный привести исследователя к всестороннему познанию права. Крупнейшие представители обеих школ понимания права трудятся над выстраиванием метода познания права, сознательно изучают его философские основания, нормы и инструменты деятельности. По сути, как школа естественного права, так и немецкая историческая школа интегрируются в единое целое во многом благодаря следованию определенному методу познания и выстраиванием на этой основе своей оппозиции иным школам правоведения.
И классические юснатуралисты, и представители школы Ф.К. Савиньи убеждены, что правильно примененный, соответственно, рациональный или исторический метод гарантирует обладание полным юридическим знанием, которого достаточно для достижения социальных целей, прежде всего, изменения правовой системы общества. Оптимистический взгляд на эвристический потенциал того или иного метода, в свою очередь, является следствием «натуралистической» гносеологической установки, при которой юридическое знание считается «зеркальным отображением» права как объекта во всем многообразии его связей и отношений. Ни представители школы естественного права II пол. XVII–XVIII столетий, ни основоположники исторической юриспруденции в Германии I пол. XIX века не осознают качественного различия между правом как объектом – феноменальной представленностью, частью социальной действительности, социальным институтом и процессом, с одной стороны, и правом как предметом, знаково-знаниевой системой, являющейся «достоянием» сознания интеллектуальной элиты, профессионального юридического сообщества, представленной в виде понятий, конструкций, концепций, идей и пр.
Хотя представители школы Ф.К. Савиньи и фиксируют процесс развития права от его представленности в нравах и обычаях народа на первой стадии правогенеза и профессиональном сознании юристов – на второй, но при этом процесс развития понимается лишь как незримая эволюция формы, а юридическое содержание, тем не менее, считается неизменной эманацией неуловимого der Volksgeist. По мнению основоположника исторической школы, народное право, существующее лишь в форме социальной феноменальности, ее момента, неразрывно связанного со всеми институтами самобытной нации, и «право юристов», представленное в виде системы юридических конструкций, правовых институтов как связок принципов и норм, – это не два различных содержания позитивного права, это лишь две формы представленности одного и того же содержания. Здесь можно воспользоваться argumentum a contrario. Ведь если бы немецкие «истористы» признали различие содержания «народного» и «ученого» права, то сама цель кодификационной деятельности, цель органического развития правовой системы, которую отстаивал Ф.К. Савиньи в споре с романистом А. Тибо, не могла быть достигнута, поскольку было бы невозможно создать аутентичный в национально-культурном отношении кодекс гражданского права Германии. Более того, признание содержательных различий «народного» и «ученого» права означало бы и признание невозможности сообществу юристов выступать представителем народа в сфере права, что являлось одной из важнейших установок в «картине мира» исторической школы юристов, благодаря которой легитимировалась правовая доктрина, профессиональная юридическая деятельность в целом.
Как школа естественного права, так и немецкая историческая школа права верят в рациональное устройство права как объекта: право не создается разумом или волевыми действиями субъекта, оно существует как естественная данность – выражение природы человека и истории самобытной нации – соответственно, и такая естественная данность обладает своим собственным внутренним «логосом», рациональным устройством. Представители классического юснатурализма связывали внутреннюю разумность права с рациональным устройством природы, общества, мироздания в целом и были убеждены, что правильно «настроенный» разум способен познать этот ratio juris. Основоположники исторической школы связывали разумность позитивного права с его системностью, выраженной сущностной связью между правовыми принципами и нормами.
Как школа естественного права, так и историческая школа правоведения рассматривали подлинное право как систему, рационально организованную целостность – не создаваемую интеллектуальной деятельностью философов или юристов, а уже потенциально существующую в общечеловеческом разуме и духе народа соответственно, а, значит, имеющую объективные основания. Объективный характер права и наличие единственно верного метода познания права и делали – в восприятии данных школ правоведения – юриспруденцию наукой, легитимировали академическую интеллектуальную деятельность и противопоставляли профессиональную деятельность юристов этих школ сугубо технической деятельности юристов предшествующей догматической традиции.
Обе исследуемые школы правопонимания некритично относились к проблеме языковой представленности юридического знания. И классический юснатурализм, и немецкая школа юристов верят в способность языка интеллектуальной элиты полноценно выразить объективно существующее право. Иными словами, совершенно не осознается и возможность языка искажать или скрывать действительное содержание социальной феноменальности, и способность языка создавать новое социальное содержание, и в целом языковая природа правовой действительности. Классический юснатурализм в лице значимых своих представителей безосновательно верил в то, что искусственный язык математики способен без каких-либо потерь и аберраций переводить феноменальное содержание права как рациональной данности человеческой природы в знаково-знаниевое, познанное содержание права, способное в дальнейшем выступить доктринальным основанием для социальных практик. Немецкая историческая школа юристов в лице своих основоположников хотя и осознала непосредственную связь права с языком народа, поставила в качестве проблемы неаутентичность и неразвитость доктринального языка юристов, вместе с тем безосновательно верила в то, что в результате сплоченных усилий профессионального сообщества юристов возможно выработать аутентичный в национально-культурном отношении язык, который и станет необходимой гарантией подлинной кодификационной деятельности.
И в первом, и во втором случаях присутствует убеждение в возможности достижения «прозрачного» языка, в точности выражающего право как некоторую объективно существующую феноменальность. Именно отсутствие проблематизации языковой природы предмета правоведения и являлось значимой характеристикой классической научной рациональности.
Как школа естественного права, так и немецкая историческая школа юристов в лице своих основоположников и крупнейших представителей воспринимает определенный метод познания права как единственно правильный, способный привести исследователя к всестороннему познанию права. Крупнейшие представители обеих школ понимания права трудятся над выстраиванием метода познания права, сознательно изучают его философские основания, нормы и инструменты деятельности. По сути, как школа естественного права, так и немецкая историческая школа интегрируются в единое целое во многом благодаря следованию определенному методу познания и выстраиванием на этой основе своей оппозиции иным школам правоведения.
И классические юснатуралисты, и представители школы Ф.К. Савиньи убеждены, что правильно примененный, соответственно, рациональный или исторический метод гарантирует обладание полным юридическим знанием, которого достаточно для достижения социальных целей, прежде всего, изменения правовой системы общества. Оптимистический взгляд на эвристический потенциал того или иного метода, в свою очередь, является следствием «натуралистической» гносеологической установки, при которой юридическое знание считается «зеркальным отображением» права как объекта во всем многообразии его связей и отношений. Ни представители школы естественного права II пол. XVII–XVIII столетий, ни основоположники исторической юриспруденции в Германии I пол. XIX века не осознают качественного различия между правом как объектом – феноменальной представленностью, частью социальной действительности, социальным институтом и процессом, с одной стороны, и правом как предметом, знаково-знаниевой системой, являющейся «достоянием» сознания интеллектуальной элиты, профессионального юридического сообщества, представленной в виде понятий, конструкций, концепций, идей и пр.
Хотя представители школы Ф.К. Савиньи и фиксируют процесс развития права от его представленности в нравах и обычаях народа на первой стадии правогенеза и профессиональном сознании юристов – на второй, но при этом процесс развития понимается лишь как незримая эволюция формы, а юридическое содержание, тем не менее, считается неизменной эманацией неуловимого der Volksgeist. По мнению основоположника исторической школы, народное право, существующее лишь в форме социальной феноменальности, ее момента, неразрывно связанного со всеми институтами самобытной нации, и «право юристов», представленное в виде системы юридических конструкций, правовых институтов как связок принципов и норм, – это не два различных содержания позитивного права, это лишь две формы представленности одного и того же содержания. Здесь можно воспользоваться argumentum a contrario. Ведь если бы немецкие «истористы» признали различие содержания «народного» и «ученого» права, то сама цель кодификационной деятельности, цель органического развития правовой системы, которую отстаивал Ф.К. Савиньи в споре с романистом А. Тибо, не могла быть достигнута, поскольку было бы невозможно создать аутентичный в национально-культурном отношении кодекс гражданского права Германии. Более того, признание содержательных различий «народного» и «ученого» права означало бы и признание невозможности сообществу юристов выступать представителем народа в сфере права, что являлось одной из важнейших установок в «картине мира» исторической школы юристов, благодаря которой легитимировалась правовая доктрина, профессиональная юридическая деятельность в целом.
Как школа естественного права, так и немецкая историческая школа права верят в рациональное устройство права как объекта: право не создается разумом или волевыми действиями субъекта, оно существует как естественная данность – выражение природы человека и истории самобытной нации – соответственно, и такая естественная данность обладает своим собственным внутренним «логосом», рациональным устройством. Представители классического юснатурализма связывали внутреннюю разумность права с рациональным устройством природы, общества, мироздания в целом и были убеждены, что правильно «настроенный» разум способен познать этот ratio juris. Основоположники исторической школы связывали разумность позитивного права с его системностью, выраженной сущностной связью между правовыми принципами и нормами.
Как школа естественного права, так и историческая школа правоведения рассматривали подлинное право как систему, рационально организованную целостность – не создаваемую интеллектуальной деятельностью философов или юристов, а уже потенциально существующую в общечеловеческом разуме и духе народа соответственно, а, значит, имеющую объективные основания. Объективный характер права и наличие единственно верного метода познания права и делали – в восприятии данных школ правоведения – юриспруденцию наукой, легитимировали академическую интеллектуальную деятельность и противопоставляли профессиональную деятельность юристов этих школ сугубо технической деятельности юристов предшествующей догматической традиции.
Обе исследуемые школы правопонимания некритично относились к проблеме языковой представленности юридического знания. И классический юснатурализм, и немецкая школа юристов верят в способность языка интеллектуальной элиты полноценно выразить объективно существующее право. Иными словами, совершенно не осознается и возможность языка искажать или скрывать действительное содержание социальной феноменальности, и способность языка создавать новое социальное содержание, и в целом языковая природа правовой действительности. Классический юснатурализм в лице значимых своих представителей безосновательно верил в то, что искусственный язык математики способен без каких-либо потерь и аберраций переводить феноменальное содержание права как рациональной данности человеческой природы в знаково-знаниевое, познанное содержание права, способное в дальнейшем выступить доктринальным основанием для социальных практик. Немецкая историческая школа юристов в лице своих основоположников хотя и осознала непосредственную связь права с языком народа, поставила в качестве проблемы неаутентичность и неразвитость доктринального языка юристов, вместе с тем безосновательно верила в то, что в результате сплоченных усилий профессионального сообщества юристов возможно выработать аутентичный в национально-культурном отношении язык, который и станет необходимой гарантией подлинной кодификационной деятельности.
И в первом, и во втором случаях присутствует убеждение в возможности достижения «прозрачного» языка, в точности выражающего право как некоторую объективно существующую феноменальность. Именно отсутствие проблематизации языковой природы предмета правоведения и являлось значимой характеристикой классической научной рациональности.
Нет комментариев