Александр Петров → Современные российские правовые исследования в блестящей изоляции?
Хотелось бы обсудить такую проблему (или не проблему? — тут нужно еще подумать) как «неформатность», т.е. оторванность отечественной юриспруденции от достижений иных социальных наук.
Весьма интересные мысли об этом прочитал в дном из аналитических докладов центра «Северо-Запад» глубоко уважаемого мною Владимира Николаевича Княгинина.
Цитата: "… Исследовательские работы в современном мире начинают цениться не столько за полноту охвата источников, рассмотрение всевозможных точек зрения, сколько за счет обращения к политическим проблемам, т.е. проблемам, которые волнуют общество или, по крайней мере, большинство его членов, а также за счет нового языка научных трудов, базирующегося на формально-статистических методах исследования.
Идет активная не только «политизация», но и «экономизация», и «социологизация» общественных наук, в том числе правоведения. Все исследования, которые не используют современную методику и результаты которых не сформулированы в современном языке, попадают в «неформат» и интересны лишь узкому кругу традиционных узких специалистов, для общества никакого интереса не представляют.
К сожалению, российское правоведение в настоящий момент принадлежит к тем сферам научного знания, которые относятся к «неформату».… в силу этого необходимо возвращаться к обсуждению вопросов современной методологии исследований в социальных науках, в том числе в юридических. Для преподаватей-юристов необходимо знакомство с методологией исследований, претендующих на наибольшую значимость в сфере социальных наук. Данное обсуждение могло бы стать темой методологических семинаров и конференций"
Согласны ли с этой идеей? Интересно как в наших вузах обстоит дело с такой координацией?
Весьма интересные мысли об этом прочитал в дном из аналитических докладов центра «Северо-Запад» глубоко уважаемого мною Владимира Николаевича Княгинина.
Цитата: "… Исследовательские работы в современном мире начинают цениться не столько за полноту охвата источников, рассмотрение всевозможных точек зрения, сколько за счет обращения к политическим проблемам, т.е. проблемам, которые волнуют общество или, по крайней мере, большинство его членов, а также за счет нового языка научных трудов, базирующегося на формально-статистических методах исследования.
Идет активная не только «политизация», но и «экономизация», и «социологизация» общественных наук, в том числе правоведения. Все исследования, которые не используют современную методику и результаты которых не сформулированы в современном языке, попадают в «неформат» и интересны лишь узкому кругу традиционных узких специалистов, для общества никакого интереса не представляют.
К сожалению, российское правоведение в настоящий момент принадлежит к тем сферам научного знания, которые относятся к «неформату».… в силу этого необходимо возвращаться к обсуждению вопросов современной методологии исследований в социальных науках, в том числе в юридических. Для преподаватей-юристов необходимо знакомство с методологией исследований, претендующих на наибольшую значимость в сфере социальных наук. Данное обсуждение могло бы стать темой методологических семинаров и конференций"
Согласны ли с этой идеей? Интересно как в наших вузах обстоит дело с такой координацией?
Среднестатистический интерес того или иного общества к правовой проблематике определяется не в последнюю очередь типом менталитета. Мне, например, сложно представить такую форму популяризации права в современной России, которая бы смогла в обозримом будущем сформировать положение, при котором среднестатистически российское общество будет интересоваться правовыми вопросами больше, чем, скажем, английское, американское или немецкое общество. Поэтому политическое в этой проблематике не является ведущим фактором.
Если подходить исторически, то ведь дискурс об отдаленности ученых-юристов от «народа» звучит в западной Европе уже более ста лет: именно с этого начинали многие представители школы «свободного права». Но этот дискурс сам по себе не приблизил и не способен приблизить юридическое сообщество к среднестатистическим представителям общества.
Социальное нормативное регулирование отталкивается от ценностно-целевых структур в общественном сознании. Статистика может выявить определенные тренды, но сама по себе статистическая информация не способна прояснить стандарты политики права. Статистика не скатерть-самобранка, накрывающая стол ученого готовыми блюдами; она, увы, нуждается в анализе, оценке, на основе которых могут быть выработаны определенные коррективы. Однако и сама статистика не из вакуума берется, она не формируется с «чистого листа»: есть первичная информация, на основе которой работают механизмы статистического учета, приемы конкретно-социологического метода тоже исходят из определенной «картины мира» и не нужно их воспринимать как беспристрастные «факты», высвечивающие истинное status quo.
Сам по себе вопрос о типе взаимодействия юриспруденции с иными сферами социо-гуманитарного знания, является весьма и весьма проблематичным. Как мы знаем, проект О. Конта и других социологов по формированию подлинно научной юриспруденции как составной части социологии принципиально ничего в юридических практиках, системе юридического образования ни во Франции, ни в Германии не изменил. Юриспруденция не должна постоянно оглядываться на другие социальные дисциплины и не должна вслепую экстраполировать на собственный предмет их методологические наработки. Классические юснатуралисты не сделали юриспруденцию социальной физикой; социологическое направление не сделало юриспруденцию подразделом социологии и Л.И. Петражицкий не превратил общую теорию права в подраздел эмоциональной психологии. Также как и современным ученым-теоретикам не удастся сломать специально-юридический «хребет» юриспруденции и сделать ее разновидностью коммуникациологии или философского проекта постмодерна или еще чего-то. У юриспруденции есть своя история, свои исследовательские средства, свои тексты и свои профессиональные практики, и не нужно смотреть на нее только с «внешней» стороны: философии, социологии, экономики и т.п. Порой ощущается как раз-таки дефицит специалистов-догматиков для совершенствования отраслевого законодательства и теоретических конструкций.
Еще раз повторю: мне знакомы несколько весьма грамотных специалистов в сфере методологии и философии науки, которые знают первоисточники, авангардные для гуманитаристики исследования, но ни один из этих ученых качественным образом понятийный и конструкционный аппарат общей теории права не изменил. Да, на уровне идей порой весьма захватывающе, но на уровне специально-юридических конструкций, способных продвинуть догматическую часть теории вперед, практически «полный ноль». Поэтому не надо обвинять юридическое сообщество в методологической безграмотности. Да, среднестатистически оно таковым и является, но история юриспруденции, по крайней мере, западной правовой традиции, ясно показывает, что сколько уже раз юристы пытались идти в авангарде науки, пытаясь «перенести» определенные установку или метод в собственный предмет, но ничего принципиально нового в нем они не открывали.
У меня не было намерения обвинить, просто В.Н. Княгинин, насколько я понимаю, призывает к тому, чтобы юристы не упускали шанса стать оракулами власти, о чем предостерегает С.Г. Кара-Мурза в интересной научно-популярной книге «Идеология и мать ее наука», а именно: "… во всех индустриальных странах «приручение» высшей научной элиты является важной задачей властей. Блага и почести, которые достаются представителям этой элиты, не пропорциональны их заслугам как исследователей, их роль — освящать политические решения. Аналогичным образом, диссидентское идеологическое течение резко усиливает свои позиции, если ему удается вовлечь известных ученых (желательно лауреатов Нобелевской премии). Например, общественный образ Движения сторонников мира в 50-е годы во многом определялся участием в нем таких ученых, как Фредерик Жолио-Кюри или Лайнус Полинг. А насколько слабее были бы позиции «правозащитного» движения в СССР, если бы во главе его не стоял крупный физик, академик А. Д. Сахаров, хотя никакого отношения к ядерной физике идеи диссидентов не имели.
* Когда идеологическое течение, претендующее на политическую власть или уже обладающее ею, сомневается в возможности привлечения на свою сторону « официального » научного сообщества, оно старается найти в нем диссидентов, заключить с ними пакт о взаимопомощи и всеми возможными средствами придать им возможно более высокий «научный» статус. Так, национал-социалисты Германии активно поддерживали сторонников концепции «ледовой космогонии» ( Welteislehre ), — экстравагантной теории объяснения мироздания и даже антропологии. Фашисты старались придать этой группе статус научного сообщества, альтернативного «международной и еврейской» науке. Когда оказалось, что немецкие ученые и без того послушно интегрировались в структуры Третьего рейха, интерес к «ледовикам» пропал.
* Таким образом, ценность для идеологии одобрения со стороны ученого не связана с его рациональной (научной) оценкой того или иного утверждения. Одобрение ученого носит харизматический (то есть не рациональный, а мистический) характер — общественные противоречия вызваны не дефицитом знания, а столкновением идеалов и интересов. И тут точное знание ученого мало чем может помочь. Иначе и быть не может — сам научный метод и стиль мышления заставляет их упрощать реальность. Продолжая мысль Канта и Шопенгауэра, молодой Витгенштейн писал: «Мы чувствуем, что даже если даны ответы на все возможные научные вопросы, то наши жизненные проблемы еще даже и не затронуты».
* В общественной жизни, объяснением которой и занимается идеология, все проблемы и противоречия неразрывно связаны с моральными ценностями, с идеалами и интересами. В идеологии образ объективной науки, нейтральной по отношению к этике, служит именно для того, чтобы отключить воздействие на человека моральных ценностей как чего-то неуместного в серьезном деле, сделать человека беззащитным перед внедряемыми в его сознание доктринами.
* Здесь совершается подлог: принятие решений, непосредственно касающихся человека и связанных с моральными ценностями, совершается под воздействием авторитета науки, в принципе неспособной эти ценности даже различить. На это присущее западной демократии противоречие обращал внимание М. Вебер:
* «Невозможность «научного» оправдания практической позиции — кроме того случая, когда обсуждаются средства достижения заранее намеченной цели, — вытекает из более веских оснований. Стремление к такому оправ-данию принципиально лишено смысла, потому что раз-личные ценностные порядки мира находятся в непри-миримой борьбе» [41, с. 725]."
www.kara-murza.ru/books/ideolog/ideolog10.htm#hdr_16