Федор Богдановский →  Заставь дурака бога бояться: чем обернется введение уголовной ответственности за оскорбление веры

Сегодня Госдума приняла специальное заявление «О защите религиозных чувств граждан Российской Федерации», поддержанное абсолютным большинством депутатов, а также обнародовала планы внести в Уголовный кодекс новую статью 243.1 «Оскорбление религиозных убеждений и чувств граждан». Как с утра сообщали «Ведомости», эта статья УК будет предусматривать многотысячные штрафы и лишение свободы на срок до 5 лет за публичные оскорбления религиозных убеждений граждан и «прилюдное унижение богослужений, религиозных обрядов и церемоний». При этом, пишет газета, в норме оговаривается, что санкции последуют за оскорбление тех религий, которые «составляют неотъемлемую часть исторического наследия народов России».

Реальный срок за «унижение церемоний», хм. Уж сколько раз говорено, что нельзя принимать законы без проработки, тем более править УК. Но законодатели по-прежнему предпочитают перекраивать окружающую действительность без ее предварительного изучения. Социологические исследования не проводятся, к работе над нормами, по которым реальных людей будут судить уголовным судом, не привлекают ни правоведов-теоретиков, ни криминалистов-практиков. Закон просто переписывают и дополняют в угоду сиюминутным политическим соображениям. Потом дежурно жалуются на «правовой нигилизм населения», как делает, например, глава думского комитета по гражданскому, уголовному, арбитражному и процессуальному законодательству Павел Крашенинников. Но кто будет уважать непостоянные, непонятные, противоречивые, наспех сляпанные законы? Можно ли вершить по ним справедливый суд, решения которого в стране принимают и уважают? Надеюсь, даже Крашенинников не питает иллюзий по этому поводу.

Скорее всего, авторы очередной охранительной инициативы стараются не задумываться о ее реальных последствиях. Однако сделать это необходимо.

Правовой смысл подобной новеллы — дополнительная защита фундаментальных прав граждан, таких как право на свободу совести и человеческое достоинство. Это в теории. А на практике сеятелем религиозной нетерпимости в России активно выступает само государство в лице прокуроров, следователей, сотрудников «Центров «Э», судей и прочих лиц, облеченных властью. Известно, что будет, если заставить дурака богу молиться. То же самое происходит при попытке заставить полицейского или прокурора защищать неприкосновенность религиозного чувства.

О том, каким правоприменительным кошмаром обернется введение уголовной ответственности за оскорбление чувств верующих, легко судить по недавнему приговору Pussy Riot, который судья Марина Сырова почти полностью списала с обвинительного заключения. Цитаты из него прогремели на весь мир: «правила Трулльского собора», «посягание на сакраментальность церковного таинства», «желая нанести еще более глубокие духовные раны православным христианам… кощунственным образом унизили вековые устои и основополагающие руководства Русской православной церкви»… Стыдно цитировать эти формулировки, претендующие на доказательственное значение по уголовному делу. Однако нет сомнений, что в случае вступления в силу нового закона следователи, прокуроры и судьи начнут производить подобные документы по тем же лекалам.

Да, «дело Pussy Riot» привело к тяжелым последствиям для православных верующих. Но главный ущерб состоял совсем не в «оскорблении святынь» девицами из панк-группы, а в незаслуженной дискредитации православия в глазах многих тысяч людей, слушавших кровожадные речи патриарха Кирилла и священника Чаплина, а затем наблюдавших за неправым судом. Что суд был неправым, убедительно свидетельствует желание властей криминализовать «оскорбление чувств верующих». Ведь как было бы гладко, если бы участницы Pussy Riot получили свои два года колонии именно по этой статье! Но им ее не могли вменить — на сегодня соответствующее деяние отнесено к административным правонарушениям, за него полагается штраф до 1000 рублей. В результате пришлось судить Алехину, Толоконникову и Самуцевич за хулиганство по мотивам религиозной ненависти.

Другой пример: в марте 2012 года в Томске прокуратура попыталась добиться запрета священной книги индуизма «Бхагават-гита» как экстремистского произведения. Это ли не проявление нетерпимости и оскорбление религиозных чувств, пускай и по отношению к религиозному меньшинству? Кстати, в Индии, где индуистов — под миллиард, новость именно так и восприняли. Возмущенные люди вышли на митинги, российского посла пропесочили в местном МИДе, индийский премьер выступил с официальным протестом. После этого томский суд отказал прокуратуре в удовлетворении ее требований, но прокуратура и тут не успокоилась, а попыталась оспорить это решение в Томском облсуде (по счастью, безуспешно). Думаю, это был чистой воды службизм: прокуроры не хотели получить нагоняй за проигранное дело. Едва ли во время всего процесса их посещала мысль об уважении к чувствам верующих или долге прокурора защищать разные экзотические права граждан вроде свободы совести.

Обязательно нужно держать в уме эту бюрократическую логику, свойственную всем правоохранительным ведомствам в мире. Если есть уголовная статья, значит, должны быть по ней и преступники, и особые уполномоченные, и планы по раскрываемости. В наших условиях тему «оскорбления верующих», скорее всего, передадут отделам по борьбе с экстремизмом. В результате «Центр «Э» МВД станет расследовать не только случаи ненависти и вражды к социальным группам нацистов, гопников и состоятельных граждан (это формулировки из реальных уголовных дел), но и начнет привлекать к уголовной ответственности зубоскалов вроде Артемия Лебедева, который «оскорбляет чувства верующих», публикуя у себя в блоге «фотожабы» на патриарха с крабом на клобуке.

«Защитникам веры», включая и парламентариев, не мешало бы также учесть противоречивость российской внутренней политики. С одной стороны, высокопоставленные чиновники то и дело рассказывают, какую опасность представляют для России многочисленные разжигатели религиозных, национальных и идеологических разногласий. С другой стороны, любой мало-мальски серьезный конфликт, чреватый межрелигиозными или межэтническими проблемами, заметается под ковер, чтобы «не будить лихо, пока оно тихо». В этом плане особое усердие проявляют представители власти на местах, поскольку в администрации президента точно не погладят по головке за «рознь» во вверенном регионе. В результате борьбу с «разжигателями» подменяют имитацией: ловят и наказывают блогеров за неосторожное слово, городских сумасшедших за их дремучие брошюры, публицистов-антиклерикалов за нападки на чиновников, тратящих бюджетные деньги на строительство храмов. Вот на днях прокуроры в Коми попытались разделаться с вызвавшим беспорядки в исламских странах фильмом «Невинность мусульман», избрав самый топорный метод из возможных: они предписали местным интернет-провайдерам закрыть своим пользователям доступ к YouTube, где и был размещен скандальный фильм.

О том, как именно в России соблюдается принцип свободы совести, красноречиво говорит и практика ЕСПЧ. Россия присоединилась к Европейской Конвенции о защите прав человека в 1998 году, а незадолго перед этим, в 1997 году, был принят закон «О свободе совести и религиозных объединениях», содержащий дискриминационные положения в отношении так называемых «новых религий». По нему выходило, что отнюдь не всякая религиозная община может официально зарегистрироваться в Минюсте, вести проповедь и заниматься обучением, а только такая, которая отвечает некому набору критериев, установленных государством. В результате подобной политики Россия проиграла в ЕСПЧ несколько резонасных дел, в частности, об отказе в регистрации «Армии спасения», о роспуске московской общины «Свидетелей Иеговы», об отказе в перерегистрации Саентологической Церкви в Москве и Нижнекамске. Еще ряд жалоб дожидаются своей очереди: например, саентологи оспаривают решения о признании их книг экстремистской литературой.

Спрашивается: чьи именно религиозные чувства призвана защищать новая статья УК РФ? Только чувства приверженцев традиционных религий, чьи организации зарегистрированы в российском Минюсте? Или также чувства мормона, неоязычника, агностика или «пастафарианца», который заявляет, что верует в Летающего макаронного монстра? Где ознакомиться с перечнем чувств и обрядов, оскорбление которых карается уголовной ответственностью? Кто должен определять, какие именно религии являются «неотъемлемой частью исторического наследия народов России»? Не те ли эксперты из Томска, которые признали экстремистской литературой часть «Махабхараты»? Слишком много вопросов, и это неспроста. Любое мировоззрение слишком субъективная вещь, чтобы судить о нем в официальных инстанциях, тем более — в уголовном суде. А еще невозможно постулировать принципы свободы слова и совести, равенства людей и религий перед законом — и одновременно рассуждать, какие верования заслуживают защиты, а какие нет.