Антон Михайлов →  Истина в юридической науке как проблема метода

«Для юридических исследований, ориентированных на современные требования к науке и научному знанию, методологическая состоятельность является фундаментальным условием научной корректности, теоретической обоснованности результатов. Особенно, учитывая крайнюю сложность природы права, явлений правовой действительности. Перефразируя Т. Куна, право – слишком сложное явление, чтобы изучать его случайным образом». (Н.Н. Тарасов)

Для юриспруденции, как особой области, не имеющей возможности точной эмпирической проверки, одной из гарантий если не истинности, то, по меньшей мере, правдоподобия полученных результатов, является точное методологическое обеспечение юридических исследований. Если ученые-юристы не будут принимать такую установку – то в таком случае юридическое сообщество выходит из пространства научных исследований и возвращается в пространство мнений, основания которых не отрефлектированы. В таком случае правоведение может перестать являться наукой.

Таким образом, актуальность методологического обеспечения юридических исследований обусловливается сложностью правовой реальности, отсутствием эффективных средств эмпирической проверки выводов, какие имеются в естествознании.

В монографии Н.Н. Тарасова рассмотрение методологического обеспечения как способа достижения истинности юридического знания проблематизируется. Так, ученый утверждает, что гуманитарные области не имеют возможности отождествить метод с истинностью теоретического знания, и нередко склоняются к герменевтической методологии или прагматическим ориентациям.

Соответствие объекта и предмета научного исследования права достигается точным следованием методам научного исследования. Это создает условия для развития методологии правоведения.

Размышления. В юридической догматике проблема истинности исследования не стоит, поскольку объект и предмет исследования совпадают, оснований для проблематизации метода юридической догматики нет. Именно поэтому метод юридической догматики несколько столетий, – по крайней мере, с XII по XVIII вв., – был «встроен» в предмет и специально рефлективным образом не выделялся. Более того, «импульс» к самостоятельному исследованию метода юридической догматики сложился в пространстве философии права в связи с попыткой обоснования подлинно научной юриспруденции, изучающей природу права, – в противовес юриспруденции технической, не способной ее исследовать. Проблематизация метода догматики осуществляется в ситуации серьезных философско-правовых влияний на правовую доктрину и следующих из этого новых эпистемологических идеалов, стремления реализовать их в материале догмы права, серьезных рассогласований доктринального и «практического» уровней юридического знания.

Проблематизация метода исследования актуальна не столько для догматико-юридических разработок, сколько для теоретического правоведения, где объект и предмет исследования не совпадают, поскольку выстраиваемая по эпистемологическому идеалу позитивной науки теория права формирует своего рода «идеальные объекты», проводит определенные интеллектуальные операции с этими объектами в пространстве мышления, а затем должна решить, насколько полученные результаты соответствуют социальной действительности, т.е. сталкивается с необходимостью соотнести «элементы» предмета и объекта правоведения. При этом очевидно, что без целенаправленного осмысления метода, посредством которого конструируются идеальные объекты, осуществляются операции с ними теоретик права не в состоянии адекватно оценить на истинность результаты своих мыслительных операций, сконструированных теоретических моделей.

Советское правоведение долгое время жило в формационной модели истории как философской «картине мира», задающей рамки эволюции юридической науки. Понимание методологической проблематики как принадлежности знания философского приводило юристов к нормативному отношению к результатам философских построений, провозглашалось, что своим основанием они имеют диалектический и исторический материализм. В результате оестествления такого отношения к методологической проблематике из сферы юридических исследований фактически была устранена, во-первых, разработка собственно юридических методов познания правовой действительности качестве самостоятельного вида деятельности юристов и, во-вторых, в целом проблематизация метода исследования. Результатом явился так называемый методологический монизм, который стихийно сформировался в советском правоведении.

1. Постановка вопроса об осмыслении метода как (недостаточного, но необходимого) условия истинности результатов юридического исследования соотносится с третьим требованием в когерентной концепции истины. Теория признается истинной, если не противоречит фундаментальным гносеологическим установкам, эпистемологическим идеалам науки, нормативным стандартам постановки задач и их решения, представления и интерпретации результатов, господствующим в научном сообществе на определенном историческом отрезке времени.

Помимо прочего, постановка данного вопроса невозможна в случае натуралистического отождествления объекта и предмета, что, например, является общим местом в догматических исследованиях – «мир устроен так, как устроены юридические конструкции» или, точнее, не важно, как «на самом деле» устроен мир, если ведущая функция нормативных конструкций регулировать его, задавать общие стандарты социального поведения. Как утверждает Г.В. Мальцев в «Социальных основаниях права», для постулирования должного исследование настоящего не представляется необходимым условием. Правда, до тех пор, пока такое правовое регулирование не начинает противоречить так называемым естественным нормам и не приводит к закономерным противоречиям.

В общем, такой вопрос возможен лишь при методологической гносеологической установке, которая принципиально различает объект и предмет науки и исследования, утверждает, что они живут по разным законам (точнее, вообще неизвестно, по каким законам «живет» объект), имеют различную природу и находятся – в лучшем случае – в отношениях соответствия. Значит, это неклассическая наука.

2. Если все элементы предмета можно проверить на соответствие объекту, то тогда корреспондентской концепции истины вполне достаточно. В юридической науке имеется значительное число понятий, не имеющих даже слабого подобия материального выраженного денотата, идеальных объектов, задаваемых конструктивным образом – методологических конструкций. Поэтому перевести эти элементы предмета юридической науки в форму, позволяющую их проверить на соответствие объекту, невозможно. Если исходить из тезиса о том, что предмет науки – это инобытие ее метода, то рефлективное отношение к методу позволяет лучше обеспечить внутреннюю когерентность предмета и тем самым утвердить правдоподобие проверенных рефлексией элементов в рамках когерентной концепции истины.

Постановка вопроса об истине как проблеме метода юридической науки возможна только в пространстве мышления. Поэтому можно утверждать, что отпадают две концепции истины — референтная и прагматическая (установка полезности соотносится с потребностями и интересами — за рамками мышления). Остаются три концепции истины, в рамках которых возможно дальнейшее осмысление вопроса, – когерентная, конвенциональная и семантическая.

3. В нормальной науке этот вопрос не актуализируется по причине господства парадигмы, приводящему к действию по образцам (Т. Кун). В такой ситуации проблематизации метода не происходит и, собственно, истинность трактуется не в когерентном отношении, а в конвенциональном. Целенаправленное следование методу возможно лишь при рефлективной позиции, а ее в нормальной науке, как правило, нет.

В нормальной науке истина – есть соответствие исследовательских процедур общепринятой в исследовательском сообществе парадигме, а сами основания парадигмы, их соответствие объекту не проблематизируются. Иными словами, нормальная наука работает в предмете, полагая, что его основания достаточно правдоподобны, чтобы не проблематизироваться, и происходит внутренняя организация предмета науки, поэтому проблема метода как самостоятельная не встает. По сути, нормальная наука работает по принципу глоссаторов («текст — это все»), «предмет науки — это всё», работает с предметным содержанием исключительно инструментально, а не гносеологически.
Таким образом, к актуализации проблема метода как необходимого условия истинности юридического знания приходят лишь в ситуации фундаментального противоречия или пробела в предмете юридической науки, который не может быть разрешен или восполнен имеющимися элементами предмета – теориями, гипотезами, понятиями и пр.

В аномальной науке истина еще не сформирована, возникает «аномия» научного сообщества.

По сути, в конвенциональной концепции истина, выражаясь терминологией Н.М. Коркунова, относительна, а не абсолютна — как в референтной концепции; относительна истории, культуры, научного сообщества. Здесь имеет место историко-герменевтическое понимание истины и проблема метода толкуется в историко-культурном залоге, утверждается дискретное развитие науки и отсутствие универсальной методологии, а сама проблема метода как необходимого условия правдоподобия научного знания не ставится. На основе этой концепции можно лишь относительно очертить те отрезки в развитии науки и условия, формирующие их, которые ведут к необходимости проблематизации метода, без которой исследования предмета не могут продолжаться с той же степенью успешности в плане разрешения проблем.

Второй выход: относиться к юриспруденции не как к науке, процессу производства истинных знаний, а как инженерной области. Задача юриспруденции – не познание общества, социальных законов, а социальное проектирование, опирающееся на данные наук. В таком случае перед юридическим сообществом встанет проблема формирования иной, инженерной методологии, которая уже опирается не на категорию истинности знания, а на его эффективность, результативность и пр.

11 комментариев

Алексей Байкалов
советую Вам ознакомиться с новой теорией права на blog.pravo.ru/blog/7266.html

думаю, она Вам поможет в дальнейшем Вашем исследовании в методологии и познании истины
0
Алексей Байкалов
предлагаю этимологически-логический метод в познании права
0
Инкогнито помощник прокурора
Уважаемый Антон, честно скажу, мне нравится «второй выход».
Однако переход к мерилу «эффективности» — это как уйти в плавание в terra incognita.
Ведь инженерную методологию придётся разрабатывать с нуля — её же нет…
0
Антон Михайлов
Не стал бы утверждать, что инженерной методологии вовсе не существует. В конце концов, в нашей стране тысячами готовили инженеров, были целые институты, занимавшиеся, по крайней мере, как это заявлялось, инженерными разработками. Значит, имелись какие-то представления о том, что такое инженерная деятельность, каковые ее цели, задачи, с чего там нужно начинать, были и какие-то представления онтологического плана, скорее всего, задавалась какая-то первичная онтологическая картина. Ведь если есть деятельность, то из этого единства предмета и метода можно путем особой работы определенные методические ходы выделить, схематизировать. Так что о том, что инженерной методологии вообще нет я не утверждал, я говорил о сообществе юристов.
Юристов культурной инженерной деятельности ведь совсем не учат, применять эти знания в юридическом материале мы как юридическое сообщество не умеем, поскольку российские юристы конвенционально придерживаются понимания правоведения как науки, особо серьезно не задумываясь о критериях научности юридического знания.
0
Дмитрий Никонов
Антон Михайлович, а не могли бы Вы более подробно прояснить момент связанный с тем, что "[В] юридической догматике проблема истинности исследования не стоит, поскольку объект и предмет исследования совпадают...". Именно в части совпадения объекта и предмета исследования. Кроме того, насколько, на Ваш взгляд, справедливо вести речь о юридической догматике как таковой, ведь даже концептуализации догматик (именно так, во множественном числе — догматик), которые сформировались в XIX в. (Савиньи, Пухта, Иеринг) по своим исходным установкам и методологическим посылкам достаточно серьезно отличаются друг от друга.
0
Антон Михайлов
Дмитрий Владимирович, спасибо за вопрос, извиняюсь за задержку с ответом.
В юридической догматике объект и предмет исследования совпадают поскольку догматика мыслит таким образом, что мир (объект) устроен так, как устроены юридические конструкции в авторитетных правовых текстах. Для догматической юриспруденции законы устройства юридического материала — это и есть законы устройства мира вообще. Поэтому многие столетия для юридической догматики на континенте не стояло философско-правового вопроса о природе права, по сути проблематизирующего основания юридических конструкций, не стояло вопроса о соотношении авторитетного текста и объективной действительности, с развенчания тождества которых, по сути, начала подниматься в полный рост классическая научная рациональность.
Более того, длительное время глубоко укорененное (реалистическое по своей природе) убеждение в том, что «текст — это все» для правовой реальности и создало необходимые культурные предпосылки для регулятивной роли правовой доктрины, когда она негласным образом формирует эпистемологические нормы деятельности юриста. Если бы, как их называл И. Кант, «юристы-законники» различали объективно существующий мир и юридические конструкции, законы устройства первого и вторых, то им бы пришлось начинать свою деятельность с философии права и они не могли бы «вслепую» считать, что их конструкции, будучи (с позиции доктрины) разумными могли бы автоматически регулировать отношения в обществе.
Если бы они разотождествили в своем сознании объект и предмет, то им бы пришлось сначала сформировать обоснованную картину мира, затем обосновать то, что их конструкции будут способны достигать регулятивных целей в объективном мире. Но в таком случае история профессиональной юриспруденции была бы совершенно иной — в ней бы изначально не формировалась именно догма права, а потом уже философия и наука права, а все было бы иначе.
(Разотождествление объекта и предмета началось с классической научной рациональности, которая их различала как проблему метода, способного вывести разум ученого на позицию абсолютного наблюдателя и сконфигурировать предмет как зеркальное отражение объекта. Концептуализации такой невозможности и различения объекта и предмета обязана своим формированием гносеологии Канта и истории естествознания в конце 19 — начале 20 вв. А в юриспруденции объект и предмет различают лишь в теоретико-правовых исследованиях.)
0
Антон Михайлов
Дмитрий Владимирович, извините, у меня целый ряд встречных вопросов по поводу Вашего второго вопроса. Для Вас концептуализация догматики — это что? Правовая доктрина? Философская онтологическая рамка? Или, может, теория права?
И второй. А в чем Вы находите «достаточно серьезное» различие между концептуализациями юридической догматики в учениях Савиньи, Пухты и (я так понимаю, раннего) Иеринга?
Различаете ли Вы доктрину и догму права?
Спасибо.
0
Пётр Стратеев
Чистейней воды ФУФЛО Российского ФАШИЗМА ( РФ )!!!

Истина в юридической науке РФ, это — ПРОБЛЕМА НЕ метода, а кадров юридической науки РФ!!! Хороший текущий пример РФ сказанному — данный блог:

Правосудие РФ, мимоходом: в этом блоге НИКАК не опредепена Кремлёвская КОРРУПЦИЯ Российского ФАШИЗМА ( РФ ) в РФ.

А она определяется: из ЛЮБОЙ точки РФ, арифметически, ЛЮБЫМ гражданином РФ, если оно — не СОВСЕМ ДУРАК РФ и/или ЕЩЁ ХУЖЕ!!!
-1
Пётр Стратеев
ВАЖНО ЧЁТКО знать и понимать в РФ: был бы умным — НЕ СТАЛ бы юристом Российского ФАШИЗМА ( РФ ) в РФ.

ВСЕ и каждый юристы РФ — Гвардия Российского ФАШИЗМА ( РФ ): профессиональные фанатики РФ!!!

С точки зрения Правосудия РФ и согласно 2АФ ( Азбуке и Арифметике ФАШИЗМА ), в том числе и, в частности, РФ, разумеется.

С этим и стоит РАЗОБРАТЬСЯ ДОСКОНАЛЬНО и популярно. Так и УЖЕ! Так и естчё! Так и не только здесь и сейчас, а ВЕЗДЕ, само-собой.
-1
Дмитрий Никонов
Благодарю Вас за развернутый ответ. Еще раз просмотрел соответствующие разделы Вашей интересной монографии «Генезис континентальной юридической догматики» и вижу, что Вы по этому поводу уже, в общем-то, высказывались — значит я недостаточно внимательно прочел ее. Касательно встречных вопросов, если позволите, постараюсь ответить, нарушив последовательность их постановки.
1) Доктрина — Догма.
Признаюсь, что встречающиеся в отечественной литературе попытки разделения догмы и доктрины права мне не до конца ясны. Если взять в качестве примера, допустим, подход, предложенный видным ученым В.С. Нерсисянцем, то можно предположить, что это деление, скорее всего, весьма условно. Сильно рискуя ошибиться в точности формулировок, все же попытаюсь обобщенно воспроизвести его суждения.
Догма — общепринятые в юриспруденции исходные основные положения о позитивном праве, его установлении и действии. Учение о догме именуется доктриной.
Доктрина — собирательное понятие, включающее в себя совокупность суждений, трактовок о позитивном праве. Доктрина разрабатывает и обосновывает определенные юридико-познавательные формы, в рамках которых осуществляется юридическое конструирование, выявляются принципы, вырабатывается специфическая юридическая терминология. При этом совокупность юридико-познавательных форм составляет содержание догмы.
Итак, догма (как исходные установки) суть содержание доктрины (которая есть учение о догме), а доктрина (в качестве юридико-познавательных форм) суть содержание догмы.
При всем уважении, представляется, что подход, демонстрируемый В.С. Нерсисянцем, основан на логическом круге. Еще более туманны по этому поводу рассуждения другого, не менее именитого теоретика — С.С. Алексеева, хотя, если я правильно понимаю, он также разделяет эти два понятия.
Очевидно, что приведенной ссылки на мнения двух (пусть даже авторитетных) ученых (возможно, даже превратно понятых мною) явно недостаточно, чтобы делать окончательные выводы относительно соотношения догмы и доктрины, но исходя из того, что было прочитано (а, согласитесь, количество современных работ, обращенных к указанной проблематике, как это ни парадоксально, сравнительно невелико), думается я не преувеличу, если скажу, что «иные» точки зрения сводятся либо к непосредственному воспроизведению озвученных указанными учеными позиций, либо, несмотря на некоторые уточнения, стилистические отличия и пр., в сущности, не далеко уходят от заданных ими смысловых рамок.
Поэтому дело даже не в том, различаю ли я догму и доктрину, дело в другом — мне не встречались работы, где было бы показано, для чего на терминологическом уровне необходимо вводить подобные различения.
2) Концептуализация.
Я осознаю, что с моей стороны неправильно использовать понятия, которые достаточно трудно с ходу однозначно интерпретировать. Возможно, было бы целесообразно вместо термина «концептуализация» использовать термин «научно-исследовательская программа», однако и в этом случае нельзя избежать возникновения некоторых нежелательных ассоциаций. Поэтому, если зачтете в качестве ответа, скажу Вам, что под концептуализацией можно понимать все перечисленное Вами (т.е. и философско-онтологическую рамку, и теорию права ...). Быть может, следующий пункт несколько разъяснит позицию.
3) Ф.К. фон Савиньи
Как известно, центральным понятием в творчестве Савиньи становится идея Народного Духа. Здесь не стоит вдаваться в подробности относительно того, что именно стоит за идеей Народного Духа: относится к сфере культурологии и идентично понятию «культура» либо представляет собой «коллективное Я» (в психологическом смысле), из которого юристы экспонируют Народный Дух. Связь права и Народного Духа указывает на восприятие Савиньи идей Шлейермахера. Но проект Савиньи заключается в том, что он ставит проблематику в абсолютно новой плоскости по отношению к прежней истории догматики: система догматических предложений больше не ограничивается собственно нормативной системой, но связана также с реальной системой, в качестве которой Савиньи вводит представление о правоотношении. В этой части на Савиньи заметно влияние философских идей Шмида, а дополнительная точка отсчета — реальная система требовалась для придания дисциплине характера научности в кантовской вариации. (Читал Вашу статью «Немецкая историческая школа — разновидность „социологизма“ как типа понимания права?»; видимо, вопрос о том, что скрывается за понятием «Народный Дух», стал одной из предпосылок дискуссии с А.В. Поляковым).
Г.Ф. Пухта
Несмотря на определенную приверженность исторической школе права, творчество Пухты тем не менее характеризуется заимствованием идей Шеллинга, что объясняет явные натурфилософские аналогии (понятия — живые существа, право — зародыш, право — становящийся организм и пр.). Между тем Пухта сосредотачивает внимание именно на логической составляющей, отходя в этом от Савиньи и подготавливая почву для юриспруденции понятий.
Р. фон Иеринг
Являясь учеником Пухты и первоначально даже развивая его идеи, Иеринг впоследствии отходит от него и выделяет идею систематизации и «очищения» понятий, пытаясь одновременно придать юриспруденции особую натуралистическую форму. Имеет ли какое-либо отношение к естественным наукам естественно-исторический метод Иеринга, заключающийся в последовательных операциях анализа, концентрации и конструкции? — вопрос достаточно спорный. Отличительной особенностью творчества Иеринга становится то, что он не мыслит догматику в качестве автономной системы, тем самым порывая с Пухтой. Намечая в работе «Задача современной юриспруденции» противопоставление юриспруденции рецептивной и продуктивной, Иеринг обесценивает последовательное логическое мышление, т.к. понимаемая «продуктивным» образом юриспруденция более не может быть реконструируема средствам формальной логики, она получает возможность, конструируя, создавать нечто новое: то, чего не было в обрабатываемом материале.
0
Пётр Стратеев
Хороший попутный анекдот об истине в ЛЮБОЙ науке.

"… Краткость — сестра недостатка словарного запаса — любил ОБЪЯСНЯТЬ Л. Н. Толдстой А. П. Чехову..."
-1