Андрей ЮрковОООЦентрПравовыхТехнологийЮРКОМ → Подтверждённое Конституционным Судом РФ привилегированное положение судов в вопросе об ответственности государства за неправосудные судебные акты и некоторые противоречия в практике указанного суда
Хотелось бы обратить внимание к достаточно старой, но важной правовой проблеме.
В соответствии со статьей 53 Конституции РФ каждый имеет право на возмещение государством вреда, причиненного незаконными действиями (или бездействием) органов государственной власти или их должностных лиц.
Согласно статьи 16 Гражданского кодекса РФ убытки, причиненные гражданину или юридическому лицу в результате незаконных действий (бездействия) государственных органов, органов местного самоуправления или должностных лиц этих органов, в том числе издания не соответствующего закону или иному правовому акту акта государственного органа или органа местного самоуправления, подлежат возмещению Российской Федерацией, соответствующим субъектом Российской Федерации или муниципальным образованием.
Согласно, части 2 статьи 1070 Гражданского кодекса РФ вред, причиненный гражданину или юридическому лицу в результате незаконной деятельности органов дознания, предварительного следствия, прокуратуры, не повлекший последствий, предусмотренных пунктом 1 настоящей статьи, возмещается по основаниям и в порядке, которые предусмотрены статьей 1069 данного Кодекса. Вред, причиненный при осуществлении правосудия, возмещается в случае, если вина судьи установлена приговором суда, вступившим в законную силу. Указанная правовая норма в части последствий некачественного отправления правосудия императивно отсылает нас к статье 305 Уголовного кодекса РФ — вынесение заведомо неправосудных приговора, решения или иного судебного акта.
Из этого следует, что в отличие от всех остальных должностных лиц суды несут имущественную ответственность (как один из способов восстановления права) не во всех случаях признания решения или иного судебного акта незаконным (например в случае отмены судебного акта судом апелляционной или кассационной инстанций), а лишь в случае привлечения судьи к уголовной ответственности по упомянутой выше ст. 305 Уголовного кодекса РФ. При этом возникновение у органов государственной власти и местного самоуправления обязательства по возмещению вреда, причиненного незаконными действиями (или бездействием), не обусловлено привлечением их должностных лиц к уголовной ответственности за те или иные преступные деяния. Говоря более простым языком, орган государственной власти возмещает лицу вред, причиненный незаконным решением — действием (бездействием), также и в том случае, если незаконность такого решения проистекает из банальной ошибки при принятии решения, то есть в результате неосторожности, а не только умысла. Соответственно привлечение тех или иных должностных лиц госорганов (всех органов, кроме судов) к уголовной ответственности вовсе не обязательно для последующей компенсации государством причинённого незаконным решением ущерба.
Что же касается судов, то получается, что государство по незаконным решениям судов несёт имущественную ответственность исключительно только, если судья, вынесший таковое решение, имел умысел на вынесение именно заведомо незаконного судебного акта. Иными словами, за судебные акты, вынесенные в результате допущения судьей ошибок в оценке доказательств, в толковании норм права или в результате банального незнания норм материального и/или процессуального права, государство не несёт имущественной ответственности. Из этого вытекает вывод, что суд, как субъект публичных правоотношений обладает, по сути, пониженной ответственностью (либо серьёзно ограниченной ответственностью) за принимаемые решения в сравнении с иными государственными гражданскими служащими.
Данную ситуацию в какой-то мере разрешил Конституционный Суд Российской Федерации постановлением от 25 января 2001 г. N 1-П «По делу о проверке конституционности положения пункта 2 статьи 1070 Гражданского кодекса Российской Федерации в связи с жалобами граждан И.В. Богданова, А.Б. Зернова, С.И. Кальянова и Н.В. Труханова». Конституционный Суд РФ вышеуказанным постановлением решил признать не противоречащим Конституции Российской Федерации положение, содержащееся в пункте 2 статьи 1070 ГК Российской Федерации, согласно которому вред, причиненный при осуществлении правосудия, возмещается в случае, если вина судьи установлена приговором суда, вступившим в законную силу, поскольку на основании этого положения подлежит возмещению государством вред, причиненный при осуществлении правосудия посредством гражданского судопроизводства в результате принятия незаконных судебных актов, разрешающих спор по существу. Данное положение в его конституционно — правовом смысле, выявленном в данном Постановлении, и во взаимосвязи со статьями 6 и 41 Конвенции по защите прав человека и основных свобод, не может служить основанием для отказа в возмещении государством вреда, причиненного при осуществлении гражданского судопроизводства в иных случаях (а именно когда спор не разрешается по существу) в результате незаконных действий (или бездействия) суда (судьи), в том числе при нарушении разумных сроков судебного разбирательства, — если вина судьи установлена не приговором суда, а иным соответствующим судебным решением.
Как видно из постановления, оно касается вопроса о возмещении ущерба, причинённого незаконным судебным актом, носящим исключительно процессуально-правовой характер, т. е. которым не было рассмотрено дело по существу.
Однако, Конституционный Суд РФ в вышеупомянутом постановлении коснулся в мотивировочной части также и судебных актов, оканчивающих спор по существу, т. е. имеющих материально-правовую сущность, Так, например, в пункте 4 вышеуказанного постановления указано, что отправление правосудия является особым видом осуществления государственной власти. Так, Конституционный Суд указал, что применяя общее правовое предписание (норму права) к конкретным обстоятельствам дела, судья дает собственное толкование нормы, принимает решение в пределах предоставленной ему законом свободы усмотрения (иногда весьма значительной) и зачастую оценивает обстоятельства, не имея достаточной информации (иногда скрываемой от него). В том же пункте указано, что при столь большой зависимости результата осуществления правосудия от судейской дискреции разграничение незаконных решений, принятых в результате не связанной с виной ошибки судьи и его неосторожной вины, представляет собой трудновыполнимую задачу. Поэтому участник процесса, в интересах которого судебное решение отменяется или изменяется вышестоящей инстанцией, может считать, что первоначально оно было постановлено не в соответствии с законом именно по вине судьи. В этих условиях обычное для деликтных обязательств решение вопроса о распределении бремени доказывания и о допустимости доказательств вины причинителя вреда могло бы парализовать всякий контроль и надзор за осуществлением правосудия из-за опасения породить споры о возмещении причиненного вреда.
Кроме того, в последнем абзаце пункта 4 рассматриваемого постановления указано, что исходя из указанных выше особенностей гражданского судопроизводства и учитывая, что активность суда в собирании доказательств ограничена, законодатель вправе связать ответственность государства за вред, причиненный при осуществлении правосудия (т.е. при разрешении дела по существу) посредством гражданского судопроизводства, с уголовно наказуемым деянием судьи — в отличие от того, как это установлено для случаев возмещения вреда, повлекшего последствия, предусмотренные пунктом 1 статьи 1070 ГК Российской Федерации, в соответствии с которым ответственность государства наступает независимо от вины должностных лиц суда. В этой связи оспариваемое положение не противоречит Конституции Российской Федерации.
Иными словами, Конституционный Суд РФ в данном случае полагает, что вынесение законного или незаконного решения фактически зависит не только от самого суда, но и от лиц, участвующих в деле и их представителей — то есть и выводит из этого необходимость обусловливания имущественной ответственности судов наличием умысла у судьи на вынесение заведомо неправосудного судебного акта и обосновывает это, по сути, тесным переплетением процессуальных функций спорящих (состязающихся) сторон и функций суда.
В то же время существует мнение того же самого Конституционного Суда РФ по иному вопросу (а именно по вопросу правомерности так называемого «гонорара успеха» при определении сторонами договора об оказании юридических услуг условий о его оплате) о том, что функции спорящих сторон и суда отделены друг от друга и вынесенное судом решение является не продуктом деятельности представителя спорящей стороны, а решением государственного органа — независимого суда. Собственно, из этого Конституционный Суд РФ делает вывод о неправомерности «гонорара успеха». Подобное изложено в постановлении Конституционного Суда РФ от 23.01.2007 N 1-П
«По делу о проверке конституционности положений пункта 1 статьи 779 и пункта 1 статьи 781 Гражданского кодекса Российской Федерации в связи с жалобами общества с ограниченной ответственностью „Агентство корпоративной безопасности“ и гражданина В.В. Макеева», где в 4-ом и 5-ом абзацах пункта 2.2. изложено следующее (дословно): «Свобода договора имеет и объективные пределы, которые определяются основами конституционного строя и публичного правопорядка. В частности, речь идет о недопустимости распространения договорных отношений и лежащих в их основе принципов на те области социальной жизнедеятельности, которые связаны с реализацией государственной власти. Поскольку органы государственной власти и их должностные лица обеспечивают осуществление народом своей власти, их деятельность (как сама по себе, так и ее результаты) не может быть предметом частноправового регулирования, так же как и реализация гражданских прав и обязанностей не может предопределять конкретные решения и действия органов государственной власти и должностных лиц.
Применительно к сфере реализации судебной власти это обусловливается, помимо прочего, принципами ее самостоятельности и независимости (статья 10; статья 11, часть 1; статьи 118 и 120 Конституции Российской Федерации, статья 1 Федерального конституционного закона «О судебной системе Российской Федерации»): правосудие в Российской Федерации согласно Конституции Российской Федерации осуществляется только судом, который рассматривает и разрешает в судебном заседании конкретные дела в строгом соответствии с установленными законом процедурами конституционного, гражданского, административного и уголовного судопроизводства (статья 118, части 1 и 2) на основе свободной оценки доказательств судьей по своему внутреннему убеждению и в условиях действия принципа состязательности и равноправия сторон (статья 123, часть 3, Конституции Российской Федерации), предопределяющего, что функция правосудия в любой его форме отделена от функций спорящих перед судом сторон. ».
Из изложенного можно сделать вывод, что Конституционный Суд РФ в целом противоречит себе же, в одном случае придерживаясь мнения о том, что функции спорящих сторон и суда отделены друг от друга, а в другом — противоположного мнения.
Полагаем необходимым сравнить основания наступления имущественной ответственности у субъектов хозяйственных отношений, связанных с оказанием правовых услуг. Так, например, юридическая компания несёт имущественную ответственность за некачественно оказанные правовые услуги и примеров реализации подобной ответственности на деле не мало (достаточно наличия обстоятельства некачественности проделанной работы для наступления подобной ответственности). В то же время государство по результатам отправления правосудия (фактически также правовой работы, как и в случае с юридической компанией) несёт имущественную ответственность — возмещает причинённый вред лишь при условии умышленного вынесения судьёй заведомо неправосудного решения, приговора или иного судебного акта (по крайней мере судебного акта, имеющего материально-правовое значение). Понятно, что деятельность по отправлению правосудия ни в коем случае не является юридическими услугами, но она в любом случае как и юридические услуги является правовой работой (равно как и любая государственно-управленческая деятельность по своей сути имеет свои аналоги в тех или иных разновидностях услуг — информационных, консультационных, управленческих и т.п.). К тому же сама правовая работа спорящих сторон фактически влияет на функцию отправления правосудия и тесно связана с этой функцией и фактически является частью данной публичной функции, что признано Конституционным Судом РФ в приводившемся выше постановлении от 25 января 2001 г. N 1-П пусть даже и с обратными выводами по данному вопросу в постановлении Конституционного Суда РФ от 23.01.2007 N 1-П, касавшемся проблемы «гонорара успеха».
Исходя из вышеизложенного, можно предположить, что Конституционный Суд РФ поставил суды в несколько привилегированное положение в плане понесения имущественной ответственности за некачественную работу (незаконные судебные акты, вынесенные без умысла на то) по отношению как к иным органам государственной власти (несущим подобную ответственность за любые незаконные действия и бездействие), так и к участникам судебных процессов. Права спорящих сторон на получение компенсации за подобные неправосудные судебные акты, при этом, резко ограничены необходимостью привлечения конкретного должностного лица к уголовной ответственности. В результате подобного толкования закона Конституционным Судом РФ в вопросе о компенсации вреда, причинённого неправосудным судебным актом, далеко не каждый имеет право на возмещение государством вреда, причиненного незаконными действиями (или бездействием) органов государственной власти или их должностных лиц, вопреки требованиям ст. 53 Конституции РФ, а только те лица обладают таким правом, которые получили статус потерпевшего в уголовном деле по ст. 305 Уголовного кодекса РФ «вынесение заведомо неправосудных приговора, решения или иного судебного акта» и то, только в случае получения обвинительного приговора, вступившего в силу.
Подобная проблема в настоящее время может быть разрешена, по видимому, лишь законодательной ветвью власти — путём внесения изменений в соответствующее законодательство.
В соответствии со статьей 53 Конституции РФ каждый имеет право на возмещение государством вреда, причиненного незаконными действиями (или бездействием) органов государственной власти или их должностных лиц.
Согласно статьи 16 Гражданского кодекса РФ убытки, причиненные гражданину или юридическому лицу в результате незаконных действий (бездействия) государственных органов, органов местного самоуправления или должностных лиц этих органов, в том числе издания не соответствующего закону или иному правовому акту акта государственного органа или органа местного самоуправления, подлежат возмещению Российской Федерацией, соответствующим субъектом Российской Федерации или муниципальным образованием.
Согласно, части 2 статьи 1070 Гражданского кодекса РФ вред, причиненный гражданину или юридическому лицу в результате незаконной деятельности органов дознания, предварительного следствия, прокуратуры, не повлекший последствий, предусмотренных пунктом 1 настоящей статьи, возмещается по основаниям и в порядке, которые предусмотрены статьей 1069 данного Кодекса. Вред, причиненный при осуществлении правосудия, возмещается в случае, если вина судьи установлена приговором суда, вступившим в законную силу. Указанная правовая норма в части последствий некачественного отправления правосудия императивно отсылает нас к статье 305 Уголовного кодекса РФ — вынесение заведомо неправосудных приговора, решения или иного судебного акта.
Из этого следует, что в отличие от всех остальных должностных лиц суды несут имущественную ответственность (как один из способов восстановления права) не во всех случаях признания решения или иного судебного акта незаконным (например в случае отмены судебного акта судом апелляционной или кассационной инстанций), а лишь в случае привлечения судьи к уголовной ответственности по упомянутой выше ст. 305 Уголовного кодекса РФ. При этом возникновение у органов государственной власти и местного самоуправления обязательства по возмещению вреда, причиненного незаконными действиями (или бездействием), не обусловлено привлечением их должностных лиц к уголовной ответственности за те или иные преступные деяния. Говоря более простым языком, орган государственной власти возмещает лицу вред, причиненный незаконным решением — действием (бездействием), также и в том случае, если незаконность такого решения проистекает из банальной ошибки при принятии решения, то есть в результате неосторожности, а не только умысла. Соответственно привлечение тех или иных должностных лиц госорганов (всех органов, кроме судов) к уголовной ответственности вовсе не обязательно для последующей компенсации государством причинённого незаконным решением ущерба.
Что же касается судов, то получается, что государство по незаконным решениям судов несёт имущественную ответственность исключительно только, если судья, вынесший таковое решение, имел умысел на вынесение именно заведомо незаконного судебного акта. Иными словами, за судебные акты, вынесенные в результате допущения судьей ошибок в оценке доказательств, в толковании норм права или в результате банального незнания норм материального и/или процессуального права, государство не несёт имущественной ответственности. Из этого вытекает вывод, что суд, как субъект публичных правоотношений обладает, по сути, пониженной ответственностью (либо серьёзно ограниченной ответственностью) за принимаемые решения в сравнении с иными государственными гражданскими служащими.
Данную ситуацию в какой-то мере разрешил Конституционный Суд Российской Федерации постановлением от 25 января 2001 г. N 1-П «По делу о проверке конституционности положения пункта 2 статьи 1070 Гражданского кодекса Российской Федерации в связи с жалобами граждан И.В. Богданова, А.Б. Зернова, С.И. Кальянова и Н.В. Труханова». Конституционный Суд РФ вышеуказанным постановлением решил признать не противоречащим Конституции Российской Федерации положение, содержащееся в пункте 2 статьи 1070 ГК Российской Федерации, согласно которому вред, причиненный при осуществлении правосудия, возмещается в случае, если вина судьи установлена приговором суда, вступившим в законную силу, поскольку на основании этого положения подлежит возмещению государством вред, причиненный при осуществлении правосудия посредством гражданского судопроизводства в результате принятия незаконных судебных актов, разрешающих спор по существу. Данное положение в его конституционно — правовом смысле, выявленном в данном Постановлении, и во взаимосвязи со статьями 6 и 41 Конвенции по защите прав человека и основных свобод, не может служить основанием для отказа в возмещении государством вреда, причиненного при осуществлении гражданского судопроизводства в иных случаях (а именно когда спор не разрешается по существу) в результате незаконных действий (или бездействия) суда (судьи), в том числе при нарушении разумных сроков судебного разбирательства, — если вина судьи установлена не приговором суда, а иным соответствующим судебным решением.
Как видно из постановления, оно касается вопроса о возмещении ущерба, причинённого незаконным судебным актом, носящим исключительно процессуально-правовой характер, т. е. которым не было рассмотрено дело по существу.
Однако, Конституционный Суд РФ в вышеупомянутом постановлении коснулся в мотивировочной части также и судебных актов, оканчивающих спор по существу, т. е. имеющих материально-правовую сущность, Так, например, в пункте 4 вышеуказанного постановления указано, что отправление правосудия является особым видом осуществления государственной власти. Так, Конституционный Суд указал, что применяя общее правовое предписание (норму права) к конкретным обстоятельствам дела, судья дает собственное толкование нормы, принимает решение в пределах предоставленной ему законом свободы усмотрения (иногда весьма значительной) и зачастую оценивает обстоятельства, не имея достаточной информации (иногда скрываемой от него). В том же пункте указано, что при столь большой зависимости результата осуществления правосудия от судейской дискреции разграничение незаконных решений, принятых в результате не связанной с виной ошибки судьи и его неосторожной вины, представляет собой трудновыполнимую задачу. Поэтому участник процесса, в интересах которого судебное решение отменяется или изменяется вышестоящей инстанцией, может считать, что первоначально оно было постановлено не в соответствии с законом именно по вине судьи. В этих условиях обычное для деликтных обязательств решение вопроса о распределении бремени доказывания и о допустимости доказательств вины причинителя вреда могло бы парализовать всякий контроль и надзор за осуществлением правосудия из-за опасения породить споры о возмещении причиненного вреда.
Кроме того, в последнем абзаце пункта 4 рассматриваемого постановления указано, что исходя из указанных выше особенностей гражданского судопроизводства и учитывая, что активность суда в собирании доказательств ограничена, законодатель вправе связать ответственность государства за вред, причиненный при осуществлении правосудия (т.е. при разрешении дела по существу) посредством гражданского судопроизводства, с уголовно наказуемым деянием судьи — в отличие от того, как это установлено для случаев возмещения вреда, повлекшего последствия, предусмотренные пунктом 1 статьи 1070 ГК Российской Федерации, в соответствии с которым ответственность государства наступает независимо от вины должностных лиц суда. В этой связи оспариваемое положение не противоречит Конституции Российской Федерации.
Иными словами, Конституционный Суд РФ в данном случае полагает, что вынесение законного или незаконного решения фактически зависит не только от самого суда, но и от лиц, участвующих в деле и их представителей — то есть и выводит из этого необходимость обусловливания имущественной ответственности судов наличием умысла у судьи на вынесение заведомо неправосудного судебного акта и обосновывает это, по сути, тесным переплетением процессуальных функций спорящих (состязающихся) сторон и функций суда.
В то же время существует мнение того же самого Конституционного Суда РФ по иному вопросу (а именно по вопросу правомерности так называемого «гонорара успеха» при определении сторонами договора об оказании юридических услуг условий о его оплате) о том, что функции спорящих сторон и суда отделены друг от друга и вынесенное судом решение является не продуктом деятельности представителя спорящей стороны, а решением государственного органа — независимого суда. Собственно, из этого Конституционный Суд РФ делает вывод о неправомерности «гонорара успеха». Подобное изложено в постановлении Конституционного Суда РФ от 23.01.2007 N 1-П
«По делу о проверке конституционности положений пункта 1 статьи 779 и пункта 1 статьи 781 Гражданского кодекса Российской Федерации в связи с жалобами общества с ограниченной ответственностью „Агентство корпоративной безопасности“ и гражданина В.В. Макеева», где в 4-ом и 5-ом абзацах пункта 2.2. изложено следующее (дословно): «Свобода договора имеет и объективные пределы, которые определяются основами конституционного строя и публичного правопорядка. В частности, речь идет о недопустимости распространения договорных отношений и лежащих в их основе принципов на те области социальной жизнедеятельности, которые связаны с реализацией государственной власти. Поскольку органы государственной власти и их должностные лица обеспечивают осуществление народом своей власти, их деятельность (как сама по себе, так и ее результаты) не может быть предметом частноправового регулирования, так же как и реализация гражданских прав и обязанностей не может предопределять конкретные решения и действия органов государственной власти и должностных лиц.
Применительно к сфере реализации судебной власти это обусловливается, помимо прочего, принципами ее самостоятельности и независимости (статья 10; статья 11, часть 1; статьи 118 и 120 Конституции Российской Федерации, статья 1 Федерального конституционного закона «О судебной системе Российской Федерации»): правосудие в Российской Федерации согласно Конституции Российской Федерации осуществляется только судом, который рассматривает и разрешает в судебном заседании конкретные дела в строгом соответствии с установленными законом процедурами конституционного, гражданского, административного и уголовного судопроизводства (статья 118, части 1 и 2) на основе свободной оценки доказательств судьей по своему внутреннему убеждению и в условиях действия принципа состязательности и равноправия сторон (статья 123, часть 3, Конституции Российской Федерации), предопределяющего, что функция правосудия в любой его форме отделена от функций спорящих перед судом сторон. ».
Из изложенного можно сделать вывод, что Конституционный Суд РФ в целом противоречит себе же, в одном случае придерживаясь мнения о том, что функции спорящих сторон и суда отделены друг от друга, а в другом — противоположного мнения.
Полагаем необходимым сравнить основания наступления имущественной ответственности у субъектов хозяйственных отношений, связанных с оказанием правовых услуг. Так, например, юридическая компания несёт имущественную ответственность за некачественно оказанные правовые услуги и примеров реализации подобной ответственности на деле не мало (достаточно наличия обстоятельства некачественности проделанной работы для наступления подобной ответственности). В то же время государство по результатам отправления правосудия (фактически также правовой работы, как и в случае с юридической компанией) несёт имущественную ответственность — возмещает причинённый вред лишь при условии умышленного вынесения судьёй заведомо неправосудного решения, приговора или иного судебного акта (по крайней мере судебного акта, имеющего материально-правовое значение). Понятно, что деятельность по отправлению правосудия ни в коем случае не является юридическими услугами, но она в любом случае как и юридические услуги является правовой работой (равно как и любая государственно-управленческая деятельность по своей сути имеет свои аналоги в тех или иных разновидностях услуг — информационных, консультационных, управленческих и т.п.). К тому же сама правовая работа спорящих сторон фактически влияет на функцию отправления правосудия и тесно связана с этой функцией и фактически является частью данной публичной функции, что признано Конституционным Судом РФ в приводившемся выше постановлении от 25 января 2001 г. N 1-П пусть даже и с обратными выводами по данному вопросу в постановлении Конституционного Суда РФ от 23.01.2007 N 1-П, касавшемся проблемы «гонорара успеха».
Исходя из вышеизложенного, можно предположить, что Конституционный Суд РФ поставил суды в несколько привилегированное положение в плане понесения имущественной ответственности за некачественную работу (незаконные судебные акты, вынесенные без умысла на то) по отношению как к иным органам государственной власти (несущим подобную ответственность за любые незаконные действия и бездействие), так и к участникам судебных процессов. Права спорящих сторон на получение компенсации за подобные неправосудные судебные акты, при этом, резко ограничены необходимостью привлечения конкретного должностного лица к уголовной ответственности. В результате подобного толкования закона Конституционным Судом РФ в вопросе о компенсации вреда, причинённого неправосудным судебным актом, далеко не каждый имеет право на возмещение государством вреда, причиненного незаконными действиями (или бездействием) органов государственной власти или их должностных лиц, вопреки требованиям ст. 53 Конституции РФ, а только те лица обладают таким правом, которые получили статус потерпевшего в уголовном деле по ст. 305 Уголовного кодекса РФ «вынесение заведомо неправосудных приговора, решения или иного судебного акта» и то, только в случае получения обвинительного приговора, вступившего в силу.
Подобная проблема в настоящее время может быть разрешена, по видимому, лишь законодательной ветвью власти — путём внесения изменений в соответствующее законодательство.