Вадим Горжанкин → Судебный PR (litigation PR): теневая сторона PR-сопровождения судебного процесса
Российская практика судебного PR (от англ. Litigation PR) отличается от зарубежной прежде всего отношением к негласным договорённостям и процессам. Этот элемент российской корпоративной культуры связан с традиционным доминированием кулуарности в принятии всех управленческих решений. Как только в корпоративном мире западных компаний возникает конфликт с судебной перспективой, их руководство немедленно готовится к публичной битве, собирая мозговой штурм с участием юристов и специалистов по судебному PR.
Переговорная практика западных компаний в работе с конфликтом предусматривает сочетание публичных и непубличных переговоров, причём именно угроза публичности зачастую играет решающую роль в формировании переговорной позиции сторон.
В России все решения принимаются в тайне, тут выработался неписаный закон – сразу всё секретить, ибо основной акцент делается на закулисные манёвры и рычаги давления. Отношение к PR-сопровождению судебного процесса как к выносу сора из избы определяет нежелание выносить на публику свои споры. Кроме заботы о чести мундира такое отношение к гласности судебного разбирательства во многом определяется большой коррупционной составлявшей в российских судебных тяжбах.
Причём коррупция тут понимается шире, чем конверты ключевым лицам, влияющим на исход дела. Часто в ход идёт так называемый «административный ресурс» обеих сторон – связи, возможности служебного положения патронирующих чиновников, посредники в силовых структурах. В таких случаях стороны не нуждаются в пиаре судебного процесса, напротив, они видят в ней опасность для себя, так как боятся раскрыть ненароком свои заготовки. В таких случаях пресса наталкивается на глухую стену молчания и отказа от комментариев, что порождает слухи и домыслы, ещё более вредящие ходу дела. Кроме того, отказ от апеллирования к общественности понимается как позиция слабости – стороне нечего сказать, так как она чувствует, что не права.
Наглядным примером того, как закрытость ведёт к гарантированному поражению, служит дело о конфликте Международного паралимпийского комитета с российской командой. Суд проходил в Лозанне, и было принято решение в пользу МПК, постановившего не допускать наших паралимпийцев к Олимпиаде в связи с допинговым скандалом. Иск, составленный юристами МПК, был крайне уязвим с юридической точки зрения, так как более чем наполовину состоял из цитирования газетных статей зарубежной прессы. На наших глазах развалилась построенная на теневых договорённостях система отношений наших спортивных чиновников с западными. Те попали под пресс политического шантажа США, и поскольку все они были так или иначе замараны в коррупции, то испугались разоблачения (ими занималось ФБР) и приняли навязанное им решение против России.
Российские юристы допустили много ошибок, которые были использованы против нашей команды. Но, тем не менее, второй процесс состоялся. Он прошёл в Германии, но так как на судей было оказано беспрецедентное давление через СМИ, решение было принято против России.
Поняв, что выстроенная система теневых взаимоотношений с международными спортивными чиновниками в данный момент не работает, и рассчитывая на использование этой системы в будущем, когда скандал уляжется, российская сторона отказалась от всякой публичной активности, ибо она предусматривала атакующий стиль. Или хотя бы контратакующий. Это понималось как порча отношений с партнёрами, которых не хотели подставлять и компрометировать.
Это было главной ошибкой. Отказ от публичной борьбы на западном правовом и информационном поле объясняли заведомой бесполезностью этого дела, так как там приняты политически мотивированные решения и применены именно теневые схемы давления. Дескать, всё равно изменить ничего нельзя. Однако менять было что. Действовать средствами публичного судебного PR было необходимо. В этом случае акценты смещались с возможности изменить решение суда на возможность спасти репутацию российской команды и самой России, а так же нанести ущерб инициаторам обвинения.
Но российская сторона свернула всякую активность. Только в российских СМИ проводились PR-акции защитного характера, но, как известно, войну обороной не выигрывают. Такой отказ от активной стратегии вызвал глубокое разочарование общественности, и последовало серьёзное падение рейтингов правительства. Уже только ради предотвращения угрозы такого рода стоило активно сражаться в информационном поле Запада за сохранение доброго имени российских паралимпийцев.
В случаях судебного PR информационное обеспечение согласовывается со стратегией защиты и является её частью. Все PR-акции пиарщиков санкционируются юристами, чтобы не навредить подзащитному. Поэтому процедуры судебного PR обладают меньшей свободой действия и отличаются правовым регламентированием. С точки зрения технологии судебный PR находится на стыке силовых и манипулятивных стратегий. Между этими стратегиями существует разница, так как силовые варианты краткосрочны по времени воздействия и несут риск эскалации конфликта, тогда как это не всегда является целью PR-обеспечения. Силовые стратегии предполагают ультимативные действия с открытой угрозой наращивания давления.
Манипулятивные стратегии рассчитаны на более длительный срок и сочетают угрозу силовых действия со скрытым предложением компромисса. Демонстрация готовности к войне одновременно с озвучиванием вариантов ущерба для обеих сторон – это попытка дать знак о целесообразности переговоров и поиска компромисса. Оппонирующая сторона должна понимать как текст, так и подтекст любого сообщения. Иначе если послание будет неправильно расшифровано, смысл судебного пиара будет утрачен.
В реальности в чистом виде обе стратегии не применяются, они слиты воедино, то есть имеет место смешанная стратегия. Однако надо понимать, где они перетекают друг в друга, и если вам дают понять, что ущерб для всех будет неприемлемо высоким, то это не просто манипуляция. А силовая манипуляция. И игнорировать этот посыл нельзя.
Именно в силу внимания к таким PR-сигналам многие судебные конфликты, чреватые для обеих сторон серьёзными ущербом, были улажены в досудебном порядке. Отношение к компромиссам обычно у конфликтующих сторон негативное. Компромисс понимается как проигрыш позиции, и то, чего следует избегать.
Однако, позиционная война, где позиции сторон обозначены в суде, действительно не рациональна, если конфликт не зашёл слишком далеко. Компромисс – это не тогда, когда одну сторону продавили на большие уступки, чем другую, а когда обе стороны одинаково недовольны приятным решением. Ключевое слово тут «одинаково». Только такое решение будет считаться сторонами справедливым, и потому будет иметь шансы на выполнение. Судебный PR в таком случае – это прикрытие для переговоров и средство подтолкнуть к ним противоположную сторону. Иначе война нанесёт обеим сторонам неприемлемый ущерб.
Такая функция судебного PR – одна из многих, и пренебрегать ею крайне неосмотрительно. PR – это демонстрация силовых возможностей стороны, и пока не вступил в действие суд, с помощью PR-инструментов можно сдвинуть процесс к компромиссу. Когда в дело вступят судьи, PR-задачи смещаются в сторону влияния на всех участников и наблюдателей.
Когда дело становится резонансным, судьи превращаются в медийных персон. Они непременно наблюдают за тем, как о них говорят в СМИ. Как говорил В.И.Ленин: «Нельзя жить в обществе и быть свободным от общества». Судьи находятся между молотом закона и наковальней общественного мнения, и потому положение их очень непростое. Давить на суд нельзя, но судебный процесс потому и предполагает состязательность, что все его участники апеллируют к суду, стремясь провести именно свою точку зрения.
И судебный PR тут – одно из средств такого состязания. Тот, кто этим пренебрегает – проигрывает. Тот, кто умеет использовать все имеющиеся возможности – выигрывает, даже если суд принимает не то решение, которого добивались адвокаты.
Вадим Горжанкин, основатель агентства судебного PR «Красное Слово»
Переговорная практика западных компаний в работе с конфликтом предусматривает сочетание публичных и непубличных переговоров, причём именно угроза публичности зачастую играет решающую роль в формировании переговорной позиции сторон.
В России все решения принимаются в тайне, тут выработался неписаный закон – сразу всё секретить, ибо основной акцент делается на закулисные манёвры и рычаги давления. Отношение к PR-сопровождению судебного процесса как к выносу сора из избы определяет нежелание выносить на публику свои споры. Кроме заботы о чести мундира такое отношение к гласности судебного разбирательства во многом определяется большой коррупционной составлявшей в российских судебных тяжбах.
Причём коррупция тут понимается шире, чем конверты ключевым лицам, влияющим на исход дела. Часто в ход идёт так называемый «административный ресурс» обеих сторон – связи, возможности служебного положения патронирующих чиновников, посредники в силовых структурах. В таких случаях стороны не нуждаются в пиаре судебного процесса, напротив, они видят в ней опасность для себя, так как боятся раскрыть ненароком свои заготовки. В таких случаях пресса наталкивается на глухую стену молчания и отказа от комментариев, что порождает слухи и домыслы, ещё более вредящие ходу дела. Кроме того, отказ от апеллирования к общественности понимается как позиция слабости – стороне нечего сказать, так как она чувствует, что не права.
Наглядным примером того, как закрытость ведёт к гарантированному поражению, служит дело о конфликте Международного паралимпийского комитета с российской командой. Суд проходил в Лозанне, и было принято решение в пользу МПК, постановившего не допускать наших паралимпийцев к Олимпиаде в связи с допинговым скандалом. Иск, составленный юристами МПК, был крайне уязвим с юридической точки зрения, так как более чем наполовину состоял из цитирования газетных статей зарубежной прессы. На наших глазах развалилась построенная на теневых договорённостях система отношений наших спортивных чиновников с западными. Те попали под пресс политического шантажа США, и поскольку все они были так или иначе замараны в коррупции, то испугались разоблачения (ими занималось ФБР) и приняли навязанное им решение против России.
Российские юристы допустили много ошибок, которые были использованы против нашей команды. Но, тем не менее, второй процесс состоялся. Он прошёл в Германии, но так как на судей было оказано беспрецедентное давление через СМИ, решение было принято против России.
Поняв, что выстроенная система теневых взаимоотношений с международными спортивными чиновниками в данный момент не работает, и рассчитывая на использование этой системы в будущем, когда скандал уляжется, российская сторона отказалась от всякой публичной активности, ибо она предусматривала атакующий стиль. Или хотя бы контратакующий. Это понималось как порча отношений с партнёрами, которых не хотели подставлять и компрометировать.
Это было главной ошибкой. Отказ от публичной борьбы на западном правовом и информационном поле объясняли заведомой бесполезностью этого дела, так как там приняты политически мотивированные решения и применены именно теневые схемы давления. Дескать, всё равно изменить ничего нельзя. Однако менять было что. Действовать средствами публичного судебного PR было необходимо. В этом случае акценты смещались с возможности изменить решение суда на возможность спасти репутацию российской команды и самой России, а так же нанести ущерб инициаторам обвинения.
Но российская сторона свернула всякую активность. Только в российских СМИ проводились PR-акции защитного характера, но, как известно, войну обороной не выигрывают. Такой отказ от активной стратегии вызвал глубокое разочарование общественности, и последовало серьёзное падение рейтингов правительства. Уже только ради предотвращения угрозы такого рода стоило активно сражаться в информационном поле Запада за сохранение доброго имени российских паралимпийцев.
В случаях судебного PR информационное обеспечение согласовывается со стратегией защиты и является её частью. Все PR-акции пиарщиков санкционируются юристами, чтобы не навредить подзащитному. Поэтому процедуры судебного PR обладают меньшей свободой действия и отличаются правовым регламентированием. С точки зрения технологии судебный PR находится на стыке силовых и манипулятивных стратегий. Между этими стратегиями существует разница, так как силовые варианты краткосрочны по времени воздействия и несут риск эскалации конфликта, тогда как это не всегда является целью PR-обеспечения. Силовые стратегии предполагают ультимативные действия с открытой угрозой наращивания давления.
Манипулятивные стратегии рассчитаны на более длительный срок и сочетают угрозу силовых действия со скрытым предложением компромисса. Демонстрация готовности к войне одновременно с озвучиванием вариантов ущерба для обеих сторон – это попытка дать знак о целесообразности переговоров и поиска компромисса. Оппонирующая сторона должна понимать как текст, так и подтекст любого сообщения. Иначе если послание будет неправильно расшифровано, смысл судебного пиара будет утрачен.
В реальности в чистом виде обе стратегии не применяются, они слиты воедино, то есть имеет место смешанная стратегия. Однако надо понимать, где они перетекают друг в друга, и если вам дают понять, что ущерб для всех будет неприемлемо высоким, то это не просто манипуляция. А силовая манипуляция. И игнорировать этот посыл нельзя.
Именно в силу внимания к таким PR-сигналам многие судебные конфликты, чреватые для обеих сторон серьёзными ущербом, были улажены в досудебном порядке. Отношение к компромиссам обычно у конфликтующих сторон негативное. Компромисс понимается как проигрыш позиции, и то, чего следует избегать.
Однако, позиционная война, где позиции сторон обозначены в суде, действительно не рациональна, если конфликт не зашёл слишком далеко. Компромисс – это не тогда, когда одну сторону продавили на большие уступки, чем другую, а когда обе стороны одинаково недовольны приятным решением. Ключевое слово тут «одинаково». Только такое решение будет считаться сторонами справедливым, и потому будет иметь шансы на выполнение. Судебный PR в таком случае – это прикрытие для переговоров и средство подтолкнуть к ним противоположную сторону. Иначе война нанесёт обеим сторонам неприемлемый ущерб.
Такая функция судебного PR – одна из многих, и пренебрегать ею крайне неосмотрительно. PR – это демонстрация силовых возможностей стороны, и пока не вступил в действие суд, с помощью PR-инструментов можно сдвинуть процесс к компромиссу. Когда в дело вступят судьи, PR-задачи смещаются в сторону влияния на всех участников и наблюдателей.
Когда дело становится резонансным, судьи превращаются в медийных персон. Они непременно наблюдают за тем, как о них говорят в СМИ. Как говорил В.И.Ленин: «Нельзя жить в обществе и быть свободным от общества». Судьи находятся между молотом закона и наковальней общественного мнения, и потому положение их очень непростое. Давить на суд нельзя, но судебный процесс потому и предполагает состязательность, что все его участники апеллируют к суду, стремясь провести именно свою точку зрения.
И судебный PR тут – одно из средств такого состязания. Тот, кто этим пренебрегает – проигрывает. Тот, кто умеет использовать все имеющиеся возможности – выигрывает, даже если суд принимает не то решение, которого добивались адвокаты.
Вадим Горжанкин, основатель агентства судебного PR «Красное Слово»
Нет комментариев