Антон Михайлов →  "Состоявшимся" бюрократам от юридического образования от "несостоявшегося" ученого, юриста и человека

На сайтах целого ряда вузов руководство начало прямую пропаганду студентов поддержать известного кандидата в президенты. На сайте одного из юридических вузов говорится о том, что блогосфера переполнена людьми, ничего толкового в жизни не сделавшими, «недоучившимися студентами, несостоявшимися учеными, прогоревшими бизнесменами, опозорившимися политиканами, просто неадекватными или несостоявшимися людьми». Руководство возвещает о создании Штаба в поддержку известного кандидата, определяя его гарантом стабильности и развития России. Также пишется о том, что протестная социальная активность мотивирована лишь личными амбициями, желанием создать «движуху».
Ниже — ответ несостоявшегося человека руководству этого и подобных вузов.

«Свита делает короля» — это чистая правда. Население, его менталитет создает правителя, или как утверждал И.А. Ильин, форма государства является функцией общественного сознания. Всегда сначала формируется безликая масса, и только в такой среде успешно функционирует авторитарная и тоталитарная политическая власть.

Российские средства массовой информации губит ведь не столько официальная политика Кремля, сколько жесткая самоцензура людей, оставшихся в своем сознании рабами, готовыми отдать все свободы и продать все идеалы ради куска хлеба с маслом и икрой. Нас губит не сама политическая власть: она, действительно, не способна проконтролировать гигантскую по своим масштабам деятельность по фальсификации результатов избирательных процедур. Нас губит наше собственное сознание, привыкшее к безграничности той или иной власти, не способное в ответственные моменты говорить то, что действительно думает.

Наша публичная власть такова потому, что таково российское общество в своем подавляющем большинстве, такова наша история, где постоянно господствовал обыденный и ведомственный правовой нигилизм, такова наша культура, для которой право остается лишь чужеземным словом (у нас либо закон, либо благодать). Ничего качественно со времен написания «Вех» и защиты Права Б.А. Кистяковским не изменилось. Скорее всего, даже усугубилось в негативную сторону.

Поэтому я практически уверен в том, что никто сверху не спускал директиву юридическим и иным вузам проводить пропагандистскую деятельность всеми возможными средствами. Думаю, это, как ни печально, инициатива «снизу». На мой взгляд, абсолютно нецелесообразно вести охоту на ведьм или стрелочников-волшебников.

Я не пытаюсь вести пропаганду; я уверен, что в выборах победит давно известный населению кандидат; я считаю, что его фигура гораздо более соответствует менталитету нашего народа, нежели фигура действующего президента с его окололиберальной риторикой. Меня совсем не беспокоит уже и результат народного волеизъявления. По большому счету, я адекватно не знаю ни одного из кандидатов как политических деятелей, кроме одного. И то, что я знаю о нем, вполне соответствует исторически сложившемуся в сознании российского общества образу политического лидера. Поэтому здесь у меня никаких волнений, надежд и даже печалей нет. Волнует и всерьез печалит другое.

Как должен отнестись культурный юрист к начавшейся и усиливающейся истерии по поводу якобы утраты социальной стабильности в случае поражения известного кандидата? Как должен отнестись профессиональный юрист-специалист к открытым публичным призывам руководства юридических вузов голосовать за известного кандидата?

Убежден, что юрист состоялся как юрист совсем не тогда, когда занял высокий пост, с которым связывается высокий социальный статус и ассоциируется жизненный успех. Юрист не состоялся как юрист и тогда, когда он успешно «практикует», зарабатывает хорошие деньги и его хвалят клиенты. Это всего лишь второстепенные, факультативные «признаки», которые могут быть, а могут и не быть. Не в них суть.

Юрист состоялся как юрист лишь тогда, когда освоил и присвоил правовые ценности, когда овладел нормами юридической культуры, овладел особым стилем профессионального мышления и различными юридическими техниками. И далеко не во всяком обществе овладение правовыми ценностями и нормами профессиональной юридической культуры будет неизбежно вести такого юриста к социальному успеху, высоким постам и большим кучам денег.

Для юриста как носителя профессионального мышления, знаний и навыков право не должно являться лишь одним из слов. Юристы как профессия есть не во всяком обществе, где созданы суды, юридические образовательные учреждения и приняты законы, поскольку все эти институты могут лишь имитировать правовые институты.

Любой человек, на адекватном уровне владеющий знанием истории римской и западной правовой традиции, понимает, что право — мощнейший по своему интеллектуальному и духовному содержанию текст культуры, который, вне всяких сомнений, имеет под собой собственные ценностные основания, нормы мышления, деятельности и техники. И не надо с упорством безграмотных социологов твердить «Где общество — там и право!»: для греков и римлян общество — синоним цивилизации, культуры, а не большая группа людей, объединенная исторической судьбой и территорией проживания; не считали античные авторы обществом любое совместное проживание большой группы людей — такое понимание права позднейшие социологи подставили под римскую максиму, исказив ее смысл.

Начнем с социальной и политической стабильности, о которой так пекутся чиновники всех мастей.

Наиболее стабильно и внутренне интегрировано «закрытое» тоталитарное общество: с каждым годом это общество живет все лучше и лучше, порой даже дешевеют самые ходовые товары. Нет никаких социальных конфликтов, «все гладко», общество счастливо в своем единстве — ведь оно следует единственно подлинным идеалам, ценностные «оси координат» ясно для всех и одинаково расставлены и в сознании даже и не образуется сомнений в правильности избранного пути и в достижении земного рая. Множество планов и директив во всех жизненных сферах создают представление о контролируемости всех социальных процессов, о предсказуемости жизни общества и даже о способности идеологов указать дату достижения всеобщего счастья.

Крушение тоталитарной системы для подавляющего большинства тоталитарного общества выглядит как катастрофа: все было стабильно, даже монотонно отчасти, но постоянно, устойчиво — и раз, остановилось, сломалось, разрушилось. Разумеется, во всем виноваты враги. Во всех катастрофах советские следователи искали, прежде всего, диверсии, а не традиционное русское разгильдяйство.

Совсем недалеко ушло и доктринальное правосознание, которое несколько десятилетий пребывало в поисках фундаментальных закономерностей государства и права. Кто в 1986-1987 гг. из наших ученых-юристов мог сказать о том, что случится с КПСС и СССР буквально через пять лет? Где были выдающиеся советские теоретики права, они что ослепли и оглохли в 80-е гг. и разом проснулись в начале 90-х, поменяв марксистско-ленинскую риторику на новоиспеченную либеральную? Или на кухне среди близких они являлись носителями знаний о подлинных закономерностях, но ради стабильности своей карьеры теряли доктринальный разум на страницах учебников? Какие там закономерности! Всего-то 5 лет, ничтожно малый для права как социокультурного института срок (Воланд, как известно, говорил о тысячи)!

Для общества с господством авторитарного режима стабильность тоже выступает важнейшей ценностью. Авторитарное общество верит в относительность всех ценностей и живет под девизом гедонизма, желая хлеба и зрелищ. Авторитарная власть готова дать сколько угодно «свободы» такому обществу во всех сферах, кроме политики: есть табуированная сфера, а в остальном — власть создает условия, чтобы население могло питаться более-менее неплохо и знать, что завтра тоже есть, что съесть. Иными словами, политическая власть говорит населению: «Не вмешивайтесь в политику — и будет гарантирована относительная стабильность, кусок хлеба на завтрашний день». А политическая апатия общества выступает необходимой основой стабильности авторитарной политической власти.

Демократический политический режим — самый нестабильный из всех. Вспомните, практически все философы, начиная с Платона, которые хотели построить стабильное государство и через него достичь истины, все негативно относились к демократии.

Во-первых, при демократическом режиме постонно сталкиваются различные интересы, нет гарантий, что, победив посредством правовой процедуры сегодня, ты не проиграешь на ее же основе завтра; нет единого порядка, основанного на единых ценностях, общество сильно дифференцировано и нет единства позиций по многим вопросам, газеты жужжат многообразием идей, представлений и стоящих за ними различных ценностей и мировоззрений. Постоянно приходится сомневаться в правильности сделанного выбора, постоянно сталкиваешься со множеством перспектив, с которых отчасти есть возможность взглянуть на собственное миропредставление.

Во-вторых, демократический режим нестабилен и потому, что посредством свободных выборов всегда может придти к власти другая, недемократическая сила — и буквально за несколько лет снести все правовые институты ради подлинной, стабильной истории, единственно истинного предназначения будущего.

Культурный юрист должен работать не ради политической стабильности власти (ради нее работают бюрократы), а ради стабильности правового порядка. Юрист должен уважать законную процедуру, ценить правовую определенность, границы правового регулирования, принципы, на которых строятся правовые институты, в конце концов, следовать и требовать от других следования духу и букве норм позитивного права.

Скажем, если речь идет о договоре, то есть правовые принципы, которые необходимы для конструкции договора по праву: если мы эти принципы нарушаем и продолжаем называть полученный властным воздействием результат именем договора, то это только договор как слово, такое же, как гравицапа, но не договор по праву. Помнится, в советском праве тоже были «договоры», которые стороны обязаны были заключить на началах и правилах, установленных государством. Если политик ради собственного пиара и даже ради благополучия граждан публично попирает принципы гражданского права, то этот политик не воспринимает правовой порядок как ценность, определяющую его деятельность прежде всего.

Честно говоря, разведовательная деятельность на территории другого государства — это неправовая деятельность; точнее, это деятельность вопреки позитивному праву и внутреннему суверенитету другого государства. Правовыми средствами, обоюдно признанными двумя государствами, эффективную разведовательную деятельность на территории другого государства не выстроишь, поскольку где право — там прозрачность и устойчивость процедуры и правил. А разведовательная деятельность — это не игра по правовым правилам. Вы слышали, чтобы международное публичное право регулировало разведовательную деятельность на территории других государств?

Профессиональный разведчик интуитивно, в «кровь и плоть» впитал двойственность: есть одна жизнь, показываемая вовне, и есть другая жизнь, о которой знают лишь те, кому это необходимо знать. В разведовательной деятельности есть свои корпоративные обычаи и навыки, которые и определяют этот вид деятельности — но эти регуляторы именно строго корпоративный характер, они не для всего общества, они только для своих, носят закрытый характер.

Право же — это общесоциальный нормативный регулятор, который формируется благодаря открытой и устойчивой (развитой и осуществленной) процессуальной форме.

При тоталитарном режиме, как и при авторитарном, «правовая» «система» обладает двойственностью: у нее есть одно официальное «лицо», роскошный фасад, и есть другое «лицо», подлинное внутреннее убранство. Первое «лицо» — это закон; второе «лицо» — это обычаи. Первое «лицо» еще не стало правом, поскольку нет нормативных отношений, нет нормированной правом деятельности, нет действительного правового регулирования. Второе же «лицо» никогда правом и не станет, ибо носит закрытый корпоративный характер («для своих»).

Для обычая, для корпоративных норм, для морали — есть «свой» и есть «чужой», есть «близкий» и есть «далекий», но для права такое разграничение отсутствует: право и регулирует, и судит, невзирая на лица. Конечно, для права есть граждане и есть иностранцы, но к ним право не относится как к «своим», «близким» и «чужим», «далеким», если, конечно, это позитивное право демократического правового государства.

Обычай, мораль и корпоративные правила создаются не для всех, а для «своих», для близких по территориальной принадлежности, роду деятельности или духу, в их основе лежит частное, доверие. Право формируется для всех, изначально становится как регулятор всеобщий, публичный, т.е. открытый для всех, способный подняться над культурой, над разграничением на «своих» и «чужих», способный сформировать нейтральные и прозрачные, устойчивые процедуры регулирования и разрешения конфликтов для всех. Право не требует уважения (почтения), дружбы, любви, не требует подвигов, не требует от духа выше минимального необходимого стандарта, который возможно и необходимо для общего блага требовать ото всех.

Что отличает правовую легитимацию публичной государственной власти от легитимации харизматической и традиционной?

Для правовой легитимации первостепенно то, что определенный субъект приходит к власти на основе законной процедуры, на основе всеобщих правил, одинаковых для всех. Харизматическая легитимация, которая в последние сто лет господствует в России, «плевать с высокой башни» хотела на всеобщие правила: население верит в избранность конкретного лидера, в его экстраординарные качества и готово поставить его «за пределы закона» и даже добра и зла.

Традиционную легитимацию тоже не волнуют всеобщие правила, для нее важно, что эти правила «свои», унаследованные от отцов и дедов, прошлое здесь господствует над настоящим, над разумом, над правом. Выбор «преемника», как продолжающееся уже более десяти лет театральное действие в России, — это из традиционной «оперы», а не из правовой. Принятие конституции под определенного политического лидера в 1993г. и вопли по поводу ее оперативного изменения под другого в 2006-2008 гг. — это из харизматической «оперы», но не из правовой.

Правовой тип легитимации основывается на убеждении, что для общества, для его общего блага гораздо лучше, когда правят всеобщие нормы, законы, а не конкретные люди. Президент для правового типа легитимации — это институт, система определенных общим образом нормами публичного права отношений, а не конкретный человек. А для харизматического типа президент (здесь названия не важны) — есть избранный свыше вполне конкретный человек. Для традиционного типа — обязательно «свой» человек, живущий по таким же обычаям, что и все единое в культуре российское общество (тут требуется стать «в доску» своим для разных социальных групп). Харизма отрицает нормативность права, а традиция — отрицает всеобщность права.

Известный кандидат в президенты сначала упорно трудился над созданием харизмы, пусть даже виртуальной: в информационный век виртуальное может оказаться сильнее реального. Харизма с каждым годом крепла в общественном сознании; под нее сформировалась партия эрзац-КПСС. Но, как показывает опыт Наполеона да и здравый смысл, харизма не умеет работать с перерывами в 4 года (а в 10 — и подавно), ее практически невозможно вернуть на прежний уровень после значительного перерыва.

Поэтому сейчас пытаются плавно и бесшумно пересесть с харизматического «коня» на традиционного, для которого политическая и социальная стабильность — важнейшая ценность. Именно поэтому и «снизу», поняв это, «запели» оперу социальной стабильности.

Прежде харизматический политический лидер, не от мира сего, озаренный светом, чуть ли не ангел — должен обрести плоть, стать простым «своим» человеком, говорящим на таком же языке, что и простые россияне, должен вобрать в себя как можно больше стереотипов общественного сознания, говорить те слова, которые желает от него услышать та социальная группа, с которой ведется «диалог».

Только для грамотного юриста должно быть уже ясно, что такие политические технологии не имеют ничего общего с правом, ибо формируют образ политического лидера не как института, основанного на праве, а как «своего» человека или избранного свыше «проводника» в земной рай. А сами политические технологии таковы, каково общество, каково общественное сознание, в котором с существенным перевесом преобладают харизма и традиция, а не право.

Стабильность харизматической или традиционной политической власти не имеет ничего общего с правом, основывается не на правовых ценностях. Призывы к сохранению такой стабильности от «состоявшихся» юристов — это политическое действие, мотивированное либо незнанием правовых ценностей, либо их сознательным попранием.

Именно лояльность сообщества «состоявшихся» юристов в Германии начала 30-х гг. прошлого века к харизматической власти, готовность присягнуть любым изменениям закона с ее стороны, выступила необходимым условием для слома всей национальной правовой системы. Германские граждане тоже в большинстве своем хотели сытой стабильности, не хотели продолжения инфляции и роста цен, хотели гарантий трудоустройства, материального благополучия — и на короткий срок получили его — правда, неправовыми средствами, за счет других — «чужих», «врагов».

Наверное, есть смысл напомнить, что наиболее высокие социальные гарантии со стороны государства социальных и экономических прав имели место именно в тоталитарном советском государстве, и весь опыт социального государства родился не в странах скандинавской демократии, а в тоталитарном государстве XX столетия. Только за накормленность со стороны государства всегда приходится платить свободой, правом.

В стабильности политической власти прежде всего заинтересованы не юристы, а чиновники — во всех сферах жизни, профессиональные управленцы, которые кормятся за счет бюджета или на основе государственной собственности. Для такой группы людей смена политической власти всегда означает риск потерять близость к кормушке, потерять прежний, присвоенный социальный статус (есть еще, правда, достигнутый статус, когда человек благодаря своим способностям занимает должность, а не благодаря должности ему приписываются власть и способности).

Известный кандидат в президенты ясно дал понять, что вмешиваться в корпоративное перераспределение доходов от «образовательной» деятельности вузов он не будет. Пусть преподаватели зарабатывают в десятки раз меньше, чем управленцы от образования, в разы меньше, чем профессиональные бухгалтеры. А простой преподаватель в подавляющем большинстве российских вузов доведен до уровня «ниже плинтуса», когда он ясно осознает, что именно он — последний и менее всего нужный человек в вузе. Знания и компетентности преподавателя не нужны ни большинству современных студентов, пришедших в будущем заработать большие деньги, ни руководству, которое живет по принципу «лучше оценок и меньше конфликтов — лучше преподаватель». Поэтому вполне очевидно, что руководство вузов желает сохранить существующее положение вещей, при котором преподаватель воспринимается низкооплачиваемым наемным работником, призванным угождать администрации и развлекать заплативших за «образование» студентов.

Настоящий юрист обязан служить не своей сытости, не власти и даже не обществу, каким бы оно ни было, — он обязан служить правовым ценностям, принципам. Профессиональный юрист не имеет права использовать свое положение, свой ресурс для стабильности власти, для которой право означает лишь слово, лишенное всякого смысла. Этим действием он перечеркивает себя как юриста.

Преподаватель вуза, руководство вуза — в силу своего положения, своих званий, статуса, даже большего жизненного опыта всегда воспринимается как авторитетный субъект со стороны студентов. Преподаватель, тем более, профессор должен понимать, что он является образцом, на который равняются и к которому в той или иной степени прислушиваются студенты.

Осознавая свою власть над сознанием младшего поколения, преподаватель-юрист должен делать все, чтобы привить студентам правовые ценности, правовой стиль мышления, понимание оснований своей профессиональной деятельности.

Преподаватель не вправе использовать свой статус, свой административный и профессиональный ресурс для манипулирования сознанием молодого поколения. Университет, академия, институт — место, где получают образование, а не промывку мозгов.

Юрист должен со студенческой скамьи понимать, что для правового решения первостепенна аргументация, содержание, вес аргументов, а не красивые слова с неясными «облаками смыслов». Преподаватель должен прививать студентам понимание того, что право борется за стабильность, цивилизованность и прозрачность социального общения, а не за политическую идеологию, которая приносит сытость и материальное благополучие себя и детей.

Профессиональный юрист не должен «с порога» негативно относиться к активной социальной позиции молодого поколения, к желанию выразить свои представления публично, пусть и в виртуальном пространстве. Это не должно квалифицироваться жаргонизмом «движуха», должна быть произведена дифференциация на индифферентную праву, правомерную и неправомерную социальную активность. Негативная оценка должна даваться не самому факту социальной активности, а в соответствии с правом — только когда такая активность носит неправомерный характер. Негативная оценка социальной активности по факту — неправовая позиция. Вдвойне печально, что такую позицию занимают «состоявшиеся» — с позиции ученых званий и степеней — «юристы».

Если честно, от всей этой политической пропаганды чуть ли не с профессорской кафедры очень несет совком в самом худшем смысле этого слова. Именно в советское время юридические вузы открыто заявляли, что осуществляют идеологическую функцию, а современное руководство подавляющего большинства вузов получило образование именно в советское время. А образование, как говорится, мощная вещь, и на всю жизнь мы с собой незримо его уносим.

P.S. Критерием того, что ученый состоялся, является не мнение руководства того или иного вуза, не наличие ученых степеней и званий и даже не количество изданных трудов. Таким критерием является новизна и глубина идей ученого, которая — как показывает история естествознания (Леонардо да Винчи) и правовой системы России (те же П.И. Новгородцев, И.А. Ильин) может быть осознана лишь десятилетия, а то и столетия спустя. И обладание административным ресурсом и высокими учеными званиями не делает такие оценки — лишь по факту наличия регалий и статуса — правильнее и справедливее. А поскольку они даются вообще «скопом», без разбора по отношению ко всем, кто участвует в протестной активности, — то грош цена таким слепым, непрофессиональным и неаргументированным оценкам.

19 комментариев

Александр Петров
Написано очень сильно, спасибо за крик отчаяния манифест юриста в авторитарном обществе.
Есть только несколько соображений, которые хочу вынести на обсуждение.
1. Пафос юриста как глашатая и хранителя Права, несомненно, чужд для отечественной культурной традиции, особенно когда после неудачи правового развития второй половины 19 — начала 20 вв. наш народ повели другим путем. На самом деле, с позиций обывателя и управленца, до определенной поры манипулирование «правом» было не так уж и плохо — в целом жить становилось лучше и веселее. Использование «правовых» форм для прикрытия произвола само по себе не говорит, что у нас «плохое» общество в сравнении с тем, в котором право впиталось в кровь и плоть народа. Оно просто другое и описывая его языком права, взятым на Западе, мы допускаем большую ошибку. По моим ощущениям, западной дихотомии «право-неправо» у нас противостоит другая связка «нравы (»понятия" — реальное право для своих) — закон (официальное «право») — неправо". Поэтому неправовые с позиций официального права решения порой не вызывают отторжения, если соответствуют нравам. Хорошо это или плохо? Для юриста, несомненно, плохо, ибо он не может быть хранителем и глашатаем нравов; не быть юристу главным героем в таком социуме, придется ему плестись на задворках! Для обывателя — не факт, что плохо, поскольку если расширять и унифицировать нравы до пределов всего государства (мораль советского человека), это само по себе может быть неплохим средством ограничения произвола со стороны государства и без права. Для элиты это очень даже хорошо — путем «молекулярных изменений» по Грамши можно формировать нравы так, как заблагорассудится.
2. Нет ли некого лукавства в том, что Вы говорите о праве как о формализованном стандарте «для всех»? Ведь, если мерить масштабами человечества, это далеко не для всех, а лишь для тех, кому повезло (или не очень?!) родиться на Западе и впитать всю его культуру, либо для тех, кого Запад пустил в свою культуру. А во взаимоотношениях с другими культурами Запад сам просто плюет на право (Ливия 2011, Югославия 1999, Ирак 2002 и т.д.). Получается «двойной стандарт», ИМХО, который подрывает то, о чем Вы пишите.
0
Антон Михайлов
Александр, спасибо за ответ. Его — в отсутствие иной информации, к примеру, вербального общения — по-разному можно интерпретировать.
1. Думаю, что если музыкант не будет ценить и уважать музыку, врач не будет ценить и уважать медицину, профессор не будет ценить и уважать преподавательскую деятельность — то наступят действительно тяжелые времена.
Если мы вспомним ведущие институты отраслей российского права, то мы без труда увидим, что исторически они уходят корнями не в славянскую ментальность, отнюдь, а либо в романо-германскую традицию с ее римскими и средневековыми истоками, либо в англо-американскую. А все остальные «национальные» правовые традиции — гибриды этих двух центральных юридических традиций. Россия не является страной-идентификатором какой-то самобытной правовой традиции, надо выкинуть все эти мифы из головы — и легче это будет сделать, обратившись к российской истории. Очевидно, что мы официально ориентированы по подавляющему большинству институтов системы права на зпадную правовую традицию, под которой я понимаю как романо-германскую, так и англо-американскую. Многие публично-правовые институты мы лишь имитируем, многие частноправовые институты у нас работают с той или иной степенью успешности. Но если уж мы в институтах позитивного права ориентируемся на те правовые традиции, то мы должны, в общем-то, понимать, что правовые институты в вакууме не существуют, что они формируются из определенного склада правосознания, из определенных идей, ценностей. Если так сложилась наша история, что свыше трехсот лет нам делают «прививки» западной культуры, и актуальная в сознании элит культура тоже является в своей основе западной, то, наверное, имеет смысл решить: либо мы оставляем то позитивное право, какое имеем, но при этом пытаемся понять его ценностные основания — именно в западной традиции, либо, если мы претендуем на культурную самобытность, то, будем честны, создадим наши собственные правовые институты. Только даже у немецких германистов не больно в середине 19 века удалось создать значительное количество гражданско-правовых институтов, которые бы основывались не на университетской рецепции римского права, а на национальной немецкой истории. Поэтому пока у нас сохраняется во всех ведущих отраслях права прямая ориентация на западную правовую традицию, нет никакой ошибки, тем более, большой, в том, когда юрист пытается мыслить о праве именно с позиции правовых ценностей западной юридической традиции. Понимаете, мало сказать, как это у нас сейчас модно, что у нас своя традиция правовой мысли — положим, своя. Но возьмите институты позитивного права — они у нас что, свои? Да сколько их таких наберется-то? И что неужели те мыслители, которых цитируют консервативно настроенные ученые-юристы современности действительно выражают общий настрой народного правосознания? Это все мифы. Правосознание населения постоянно меняется, не вернуть дореволюционную Россию, архетипы православного сознания народа и т.п. Поэтому нужно выбирать — либо мы признаем, что основа российской правовой системы построена по западному юридическому образцу, либо мы должны построить все или большинство правовых институтов самостоятельно — только национального самомнения здесь может оказаться недостаточно. Есть некоторое лукавство или даже невежество в позиции, когда мы берем правовые институты из Германии, Франции, Англии, но при этом твердим, что мы особенные, самобытные. За словами «Парламент», «Президент», «Правительство», «Выборы», «Договор» и т.д. стоит вполне конкретный социокультурный опыт западной правовой традиции — не китайской, не иранской и не малазийской системы, а незначительного числа европейских государств и США. И если опыт у нас принципиально иной, то не надо извращаться, лукаво подставляя под эти термины совсем другой смысл, нужно называть наши действительные институты нашими же самобытными российскими именами. Это будет много честнее и прозрачнее.
У меня есть прекрасное осознание того, что общественное сознание у нас «другое», но я не думаю, что если человека произвольно лишают львиной доли работы и он вынужден просить помощи у родственников, то в одной культуре он будет счастлив, а в другой — повесится. Культурологи-релятивисты утверждают, что дело не в событии, а всего лишь в его интерпретации с позиции той или иной культуры. Однако далеко не всегда. Есть ситуации, где представители совершенно разных культур испытают одни и те же эмоции — унижения, оскорбления, несправедливости. Или все пространство социального взаимодействия абсолютно релятивно в культурном отношении?
Я склоняюсь к тому, что есть целый спектр экзистенциальных ситуаций, в которых — независимо от культуры — вполне естественны, закономерны определенные реакции и понимания событий. Если человека лишают работы, скажем, посреди учебного года, и он не может найти ее в это время и вынужден голодать — то голод он ощущает не как русский, американец или пакистанец, он действительно ощущает голод как индивид. Или не так? Вот здесь и заложен корень представлений естественно-правовой школы — есть некоторые надкультурные, общие основания, которые призвана учитывать система позитивного права. И по отношению к позитивно-правовому регулированию такого спектра ситуаций одни правовые системы могут быть лучше, а другие могут быть хуже — и все культурные различия останутся пока что за скобками.
1
Антон Михайлов
Российский юрист в процессе образования осваивает не «живое право» российского общества, а право как должное, закрепленное в позитивно-правовых институтах, которые в подавляющем большинстве своем родом из западной правовой традиции. Так если такой юрист является специалистом, то в каких еще терминах ему описывать современное ему общество? В терминах улицы, подъездно-дискотечных представлений? Или, может, в терминах философии В.С. Соловьева или Л.Н. Толстого? Он же юрист и получил в результате образования определенный склад головы. Да, описание социума с позиции его юридического миропредставления может казаться кому-то совершенно неадекватным, но кто у нас владеет истиной, какое оно в действительности адекватное описание? Славянофилы напрямую общаются с социальными явлениями и процессами, схватывают феномены сознания российского общества сразу из голов в их аутентичности что ли? Кто-то знает, как овладеть такой мистической процедурой? Карл Маркс, по сути, в этом же и обличал юристов: дескать, одели свои юридические окуляры и толкуют мир исключительно через них, а вот есть подлинно правильное материалистическое истолкование социальных процессов, а вот юристы все насквозь со своим юридическим мировоззрением идеалисты. Ну, конечно, замечательно, истину оседлал и всем глаза открывает.
2. Оценка того или иного общества всегда дается с позиции тех или иных критериев. И с позиции правовых ценностей, которые приняты в западной традиции и положены в основу целого ряда ее фундаментальных институтов, без которых невозможно представить сейчас западную цивилизацию вообще, демократический политический режим лучше авторитарного, а авторитарный — лучше тоталитарного. И, очевидно, с позиции юриста, понимающего право в рамках западной цивилизации, вне всяких сомнений, современное западноевропейское общество лучше российского. Понятно, что с позиции консервативной славянофильской мысли российское общество всегда будет ну если не «впереди планеты всей» (по-есенински: оно-же наше, родное!!), то, по меньшей мере, станет смаковать свою самобытность. Тоже вполне комфортная позиция, особенно, если в личном жизненном опыте не случится ситуаций, описанных выше.
Еще Л.И. Петражицкий писал, что Россия представляет собой «царство интуитивного права», указывая, что у нас в общественной жизни господствует именно оно, а не позитивное право. С тех пор качественно ничего не изменилось. Можно, конечно, по-философски относиться к этому, говоря, что мы традиционно такие, у нас обычай и нравы всегда господствовали над законом. Но если, грубо говоря, у нас закон построен по западному образцу, а обычай — свой, исконный, то, наверное, либо нужно менять законы, чтобы они точно и полно выражали обычаи — пусть в локальных нормативных актах будут прописаны все действительные внутриорганизационные обычаи, это же было бы гораздо ближе к праву — публично, открыто знакомят тебя с действующими правилами, чего в этом плохого? А так ведь у нас действует масса обычаев не просто «в дополнение к закону», но и «против закона», а если юриста 5 лет учили читать законы, их толковать, понимать в системе, пытаться понять их дух, то для юриста что должно стать в данной ситуации основанием, от которого он отталкивается в своих оценках — обычаи contra legem или закон?! Давайте тогда учить российского юриста так называемому «живому праву», объясним ему статистику взяткооборота, научим соответствующим техникам и т.п. Либо, второй вариант, нужно менять обычаи под то официальное право, которое у нас принято и, как учат студентов, обладает юридической силой. А сохранять такую двойственность выгодно именно людям со статусным мышлением, карьеристам, быстро схватывающим обычаи организации, «хамелеонам» по жизни.
3. Я не знаю, каким таким чудесным образом в современной социокультурной ситуации в принципе возможно «расширять и унифицировать нравы до пределов всего государства». Это нужен новый масштабный социальный эксперимент, имеющий целью создание новой общности людей. И кто, кроме государства, способен начать такой социальный эксперимент? И способно ли такое государство само вытащить себя за волосы из болота, установив себе ограничения? Это все ну очень любопытно. Нравы они ведь глубоко в человеке заложены и формируются с детства, большевики в этом плане были правы, что есть целые социальные группы, которых нужно либо изгонять, либо изолировать, либо уничтожать, поскольку идеологически влиять на их уже сложившиеся нравы ну никак не получится. Конечно, лет через 20-30 серьезной работы с такими социальными группами можно получить неплохой результат, только как оценить цену такого мероприятия с позиции права? Думаю, догадываетесь. Да и с позиции обывателя не так все безоблачно — нет никаких гарантий, что вредный сосед не напишет на тебя «телегу» о том, что не чтишь ты в семейной жизни нравы исторически прогрессивного общества. тут-то и вырастает до гигантских масштабов двуличие в людях: два лица — одно для общества нового типа, другое — для внутреннего пользования, временами, когда точно никто не видит, не слышит, не проведает.
1
Антон Михайлов
4. Как показывает одна из влиятельных интерпретаций истории России, было бы неплохо различать (1) идеи молодого Маркса, основанные на его интерпретации философии Гегеля, (2) его зрелые представления о социальной структуре с позиции исторического материализма, механизме социальных революций, (3) представления об основных идеях Маркса В.И. Ульянова, (4) идеи, положенные в основу большевистского переворота и практику социалистического строительства, (5) развитие и модификацию этих идей в последующие периоды советской истории; (6) практику их «осуществления» в СССР. И если интеллектуал глубокомысленно станет утверждать, что в том, что коммунизм не был построен в СССР к 1 января 1980 г. виноват Гегель или Маркс, то можно открыто посмеяться ему в лицо. Ни Гегель, Ни Ницше не виноваты в том, как некоторые их идеи прочел Й. Геббельс. По аналогии: неплохо было различать идеи, заложенные в основу позитивно-правовых институтов западной традиции, тип сознания, на основе которого они сформировались и воспроизводились и, с другой стороны, влиятельные политические круги, способные использовать некоторые из этих идей в качестве риторики, необходимой для легитимации в общественном сознании определенных военных операций. Есть смысл различать сами ценности и их риторическое использование в целях, порой несовместимых с такими ценностями. В любой исторической эпохе мы найдем писателей, поэтов, которые описывали персонажей, манипулирующих определенными идеями в корыстных целях. Очевидно, что если одним словом «Запад» мы будем именовать и правовые институты, реципированные в средневековую эпоху и новое время, и советников Дж. Буша, то у нас может случиться некоторая путаница в голове. Очевидно ведь, что если оценивать военные кампании НАТО с позиции тех же принципов международного права, некоторые из которых уходят корнями в jus gentium и произведения Г. Гроция, то они не могут считаться правовыми в своей основе. Только дает ли даже ряд таких прецедентов достаточные основания полагать, что виноваты сами правовые ценности? надо, думаю, начинать потихоньку «Запад» дифференцировать. Могу даже заострить этот момент. Если кто-то пришел на концерт Горовица в московскую филармонию и услышал неуважительные ремарки Горовица в отношении С. Рихтера и такой человек пришел домой и сломал все пластинки с записями Горовица, то от того, что Горовиц так сказал, а этот человек так сделал исполнения Горовица не стали ничуть хуже. Если конкретный священник нарушил тайну исповеди, то я, конечно, могу сжечь все иконы и возненавидеть христианство, но в таком случае я буду в корне неправ.
0
Александр Петров
Антон! спасибо за отклик! постараюсь отвечать по пунктам: в этом сообщении я попытаюсь поспорить с необходимостью жесткого разделения Права как ценности и правовой политики.
Вы пишите
Есть смысл различать сами ценности и их риторическое использование в целях, порой несовместимых с такими ценностями.
. Согласен. Только все-таки остается ощущение, что тут вопрос уже не в допустимых отклонениях, а уже ценности жестко ограничивают сферу своего действия опять же по принципу «свой-чужой» (работая с цивилизованными людьми, принимать неправоые решения нехорошо, а с варварами церемониться не нужно, ибо они — по своей природе тупы и ограничены и не могут понять и оценить величия Права). Такой вывод сформировался у меня не сразу, честно говоря, но чем больше я изучаю культурные тексты, тем больше я прихожу к выводу, что Право изначально задумывалось на Западе как товар для внутреннего пользования, не предназначенный на экспорт в другие культуры. Явная агрессивная и по-прежнему колониальная (назовем это хоть неоколониализмом, хоть господством ТНК) политика Запада вряд ли согласуется с такими правовыми началами как универсализм стандартов и формальное равенство людей, уважение прав личности (включая право собственности), процедурность и демократизм. О каком праве можно говорить во взаимоотношениях Запада с той же Азией и Африкой? Да и Россией тоже.
Ваши примеры про филармонию и священника интересны, но, как мне думается, немного натянуты, так как внеправовые и антиправовые методы деятельности вовне цивилизации являются для Запада нормой, а не паталогией, даже если они прикрываются оклоправовой риторикой. А это, как мне думается, ставит под сомнение и саму ценность Права как универсального регулятора: по крайней мере, когда пилот под музыку Вагнера жжет напалмом вьетнамские деревни (сцена из «Апокалипсиса сегодня»), а потом возвращается в USA не изгоем, но героем и рассуждает о правах личности, я не вижу Права и правовых ценностей в действии. Повторюсь, я берусь утверждать, что антиправовое в своей сути взаимодействие Запада с другими культурами есть норма для него, а не патология. Мне кажется, чтобы двигаться дальше, нужно заострить внимание на этом тезисе. Как Вы думаете?
0
Антон Михайлов
Извиняюсь за долгое молчание.
… чем больше я изучаю культурные тексты, тем больше я прихожу к выводу, что Право изначально задумывалось на Западе как товар для внутреннего пользования, не предназначенный на экспорт в другие культуры
Меня учили люди, которым есть основания доверять в плане чтения культурных текстов, что у римлян сначала складывается то, что потом назовут jus gentium, а только затем jus civile и пр. В культуре западного Средневековья право рассматривалось как универсальный образец: культурного «измерения» не существовало для религиозной культуры. Поэтому, независимо от национальной принадлежности студентов, все они изучали единое jus commune, что и позволило сформировать общность правовой культуры романо-германской семьи. Более того, право как социальный регулятор в западной традиции тем и отличается от морали и корпоративных норм, что предназначается для регулирования отношений, прежде всего, между «своими» и «другими» в плане моральных норм, обычаев и пр. Поэтому согласиться с тем, что право изначально «задумывалось» как предназначенный для внутреннего пользования в рамках одной культуры, я не могу.
Явная агрессивная и по-прежнему колониальная (назовем это хоть неоколониализмом, хоть господством ТНК) политика Запада вряд ли согласуется с такими правовыми началами как универсализм стандартов и формальное равенство людей, уважение прав личности (включая право собственности), процедурность и демократизм.
Александр, согласен, что не согласуются. Но ведь правовая ценность, принцип не становятся иными по содержанию в зависимости от их искаженного «осуществления». Для политической деятельности право всего лишь инструмент, удобная «ширма». призванная скрывать действительность. И я не думаю, что российская внешняя политика в этом отношении чем-то принципиально отличается от американской, британской и т.д.
… внеправовые и антиправовые методы деятельности вовне цивилизации являются для Запада нормой, а не патологией, даже если они прикрываются околоправовой риторикой.
Внешнюю политику осуществляет не «Запад», а конкретные люди, определенные группы политических элит. Осуществляется она исходя из их склада головы, который может быть весьма далек от правовых ценностей, с которыми неразрывно связана западная правовая традиция. Не берусь судить о норме и патологии, поскольку достаточной информацией не владею и в целом не очень-то доверяю российским СМИ в плане нейтральности освещения тех или иных политических действий.
А это, как мне думается, ставит под сомнение и саму ценность Права как универсального регулятора
Не сочтите за манипуляцию, Александр, но, честное слово, в Ваших словах я угадываю себя 7-8 лет назад. А сейчас я всеми силами стараюсь отделять ценности, принципы права и политическую деятельность. Хотя могу ошибаться.
0
Алексей Попков
На сайтах целого ряда вузов руководство начало прямую пропаганду студентов поддержать известного кандидата в президенты.
Мне кажется что пропаганда и предвыборная агитация запрещена на данных сайтах, т.к. это мешает процессу обучения.
0
Антон Михайлов
Алексей, надо смотреть законодательство. Пишут, что прямого запрета нет, тем самым давая «зеленый свет» общедозволительному типу регулирования (что опять же может быть оспорено с позиции принципов права, что для советского законодательство являлось лишь фикцией) и, во-вторых, ссылаются на корпоративный обычай — дескать, «мы всегда так живем, траву кушаем, век на щавеле...». Но ведь плох тот юрист, который дальше буквы закона не желает и не способен смотреть. Я говорил не с позиции конституционно-правового регулирования нашего государства, я говорил с позиции права безотносительно законодательства какого-то конкретного государства и с позиции профессиональной этики юриста, которой сейчас — хочется верить — обучают студентов.
А так, нашему современному процессу «обучения» много что может мешать. К примеру, часто способность мыслить мешает — у нас же ПТУ-шный процесс «обучения»: овладевай техниками, а основания и мышления тебе не нужны. :)
0
Александр Латыев
Спасибо, Антон, за такой прекрасный, неравнодушный и — как всегда у тебя — глубокий текст!
Я же позволил себе поанализировать немного юридическую составляющую такой агитации — она, что вполне естественно, совершенно незаконна, причем как с точки зрения законодательство об образовании, так и с точки зрения законодательства о выборах. Подробности здесь.
0
Антон Михайлов
Да, спасибо. Сегодня утром уже прочел. Искренне надеюсь, что впоследствии руководство не осложнит тебе как преподавателю жизнь. Любопытно, что тебе никто не отвечает из доблестных «защитников» ректора. www.usla.ru/ch.php?mid=17&cid=17&obid=401
0
Денис Поплавский
Антон, Вы умный, смелый, открытый и неравнодушный Человек. Не переживайте, неравновесные системы не могут балансировать бесконечно долго. Существующий режим неизбежно падёт, если прежде не будет разрушен. Вопрос в том, каким будет следующий, и какой вклад может внести каждый из нас, чтобы он был другим. В политике нет и не может быть ничего нравственного. Царствия небесного не построить на Земле, не найти на Небе. Оно находится внутри каждого из нас. Тлеющие угольки правового самосознания в людях можно воспламенить только посредством широкого просвещения, сродни религиозной проповеди. Личным примером и живым словом можно помочь открыть людям глаза и обернуться вокруг. «Декабристы разбудили Герцена, Герцен развернул революционную агитацию». Только так воплощались в жизнь любые идеи. В начале же было только Слово.
0
Антон Михайлов
Денис, извините, я вынужден Вас огорчить. Не считаю, что о качествах человека можно судить по его публичным блогам. Вполне допускаю, что руководство вузов, которые под разными соусами начинают агитационную кампанию за известного кандидата, «как люди» или с позиции той или иной системы морали лучше, чем я. Я всего лишь пытался писать как юрист, призванный уважать и ценить право. Это не означает, что в жизни я веду себя как юрист: очень часто наши слова могут быть значительно выше — с позиции правовых ценностей — нас реальных, действующих в жизни. У меня нет мотивации предстать здесь идеальным юристом, «рыцарем без страха и упрека» — мне важно обратить внимание юридического сообщества, что уже в юридических вузах — вопреки нормам законодательства — начинается агитация молодого поколения голосовать за известного кандидата, и «состоявшиеся» юристы с большими регалиями по сути ставят право в иерархии социальных ценностей значительно ниже стабильности. Но, извините, если доктор убежден, что смерть способствует прогрессу человечества и, основываясь на собственных ценностных представлениях, не будет помогать тяжело больному, предпочтя смерть его выздоровлению, то тогда какой доктор такой человек? Он, может быть, и хорош с позиции морали — может быть, его пациент уже несколько лет сильно страдает, живет на таблетках, неизлечимо болен или, может быть, больной человек убил несколько десятков людей и убежал из десятка тюрем, но доктора мы должны оценивать как доктора, и юриста — как юриста — с позиции права.
На мой взгляд, российский авторитаризм, с некоторого времени взявший в моду оформлять «правом» свои управленческие решения, очень жизнеспособен у нас, и авторитарное общество с позиции российской истории вполне себе равновесно, ибо политическая власть по своим реальным методам управления вполне соответствует стереотипам общественного сознания. Тоталитарный режим значительно менее стабилен, но сейчас я не буду раскрывать причины этого — да и в современной России классическим тоталитаризмом XX века пока совсем даже не пахнет.
Я против революции, и будить «Герцена» не намеревался даже. Правовое просвещение в рамках вузов, в которых работал, осуществлял. Но поскольку количество материала по лекционному курсу было огромным, далеко не всегда успевал освещать вопросы, связанные с правовыми ценностями. В целом не считаю, что правовой просветитель из меня вышел нормальный — нет, плохой. Пытаюсь через эту заметку что-то изменить и в своем собственном сознании.
0
Борис Чигидин
Не откажите поведать, какие смыслы автором вложены в множественное число «различных юридических техник».
0
Антон Михайлов
Борис, не откажу. Есть определенные виды юридической деятельности, которые осуществляются в западной правовой традиции в основном профессиональными юристами. Они осуществляются при помощи определенного инструментария интеллектуального характера — средств и способов. Эти средства и способы для получения целесообразного результата должны использоваться в соответствии с определенными правилами.
Традиционно юридическая техника определяется как разрабатываемый учеными юристами и/или стихийно складывающийся в процессе юридической деятельности комплекс средств и приемов, используемый в соответствии с правилами, имеющий целью создание максимально совершенных (доступных для понимания, точных и полных по содержанию, логически последовательных) нормативно-правовых, индивидуально-правовых, интерпретационных актов или актов систематизации права.
В зависимости от акта-документа юридические техники можно подразделить на нормоустановительную (чаще ее называют правотворческой, или уже — законотворческой), правореализационную (чаще ее называют правоприменительной, но это, опять же, уже по содержанию т.к. техника договорной работы, к примеру, не относится к применению права), интерпретационную (технику толкования различных правовых актов, не только актов-документов) и систематизационную (технику проведения инкорпорирующей, консолидирующей или кодифицирующей деятельности).
Вместе с тем у каждой техники есть свои основания — социокультурные, т.е. идеи и ценности, на которых основывается та или иная деятельность. Юрист, к примеру, может, следуя определенному образцу, освоить тот или иной вид деятельности, но если он не знает его оснований, не может адекватно ответить на вопрос, а почему так нужно делать, а не иначе, то он получил именно политехническое «образование», а не университетское, не подлинное классическое образование. Иными словами, такой юрист не является носителем правовой культуры.
0
Борис Чигидин
Спасибо. Усматриваю в Вашем ответе интереснейшую практику употребления во множественном числе родового понятия на том основании, что им охватывается несколько видовых.
0
Борис Чигидин
Спасибо. Усматриваю в Вашем ответе интереснейшую практику употребления во множественном числе родового понятия на том основании, что им охватывается несколько видовых.
0
Дунямин Ибрагимзаде
Вот пока мы несем такую несусветную чушь, далекую от, как говаривали наши классики, от объективной действительности, вместо того, чтобы «заменить критику оружием, поскольку для него уже пробил час», мы будем валяться в пыли, когда за власть идет нешуточная борьба. Наше животное благополучие либо нам досталось слишком дорогой ценой, что мы им дорожим, либо мы страшно боимся потерять теплые свои клоповники, светлые свои кафедры, покорные взгляды своих студентов-слушателей…
0
Антон Михайлов
В. Путин предложил пчелам собирать меньше меда, не встретив у них энтузиазма. www.kommersant.ru/doc/1873637
0
Алексей Караулов
я практически уверен в том, что никто сверху не спускал директиву юридическим и иным вузам проводить пропагандистскую деятельность всеми возможными средствами. Думаю, это, как ни печально, инициатива «снизу»
«Я верю в обещанья президента,
А также в неподкупность постовых,
В заботу верю банки о клиентах,
В русалок также верю, в домовых...»
Антон, Вы специально пишите как наивный чукотский юноша с хорошим образованием????
0