Денис Евдокимов →  Дело генерала Сугробова: Провокация, как способ борьбы с «коррупцией»

Что сподвигло арестованных сотрудников ГУЭБиПК МВД РФ во главе с генералом Сугробовым пойти по «легкому пути провокаций»? Не тот ли факт, что оперативники, следователи, прокуроры и судьи действуют сегодня зачастую по принципу — «один за всех и все за одного»?

Если человека застали, скажем, около трупа убитого, означает ли это, что он однозначно является убийцей и доказывать это путем проведения экспертиз, допроса свидетелей и пр. уже не требуется? Ответ, по-моему, очевиден. А если чиновника или иное лицо задержали при получении денег, означает ли это, что взятка, коммерческий подкуп или мошенничество — налицо?!

Следственная и судебная практика показывает, что ныне в условиях антикоррупционной кампании достаточно факта получения денег. А если еще факт задержания, скажем, чиновника с деньгами получил огласку в СМИ, то «обвинительный приговор уже в кармане» следователя, которому в таком случае и делать-то особо ничего не надо.

Не на «факт задержания с поличным» в своей «работе» и делали ставку арестованные и обвиненные в многочисленных провокациях взяток сотрудники ГУЭБиПК МВД РФ, видимо, обоснованно надеясь, что этот факт исключит доверие словам задержанных о провокации и будет гарантией в будущем обвинительного приговора?!

Ярким примером является дело моего сына — начальника отдела Московской межрегиональной транспортной прокуратуры Евдокимова Дениса Владимировича, задержанного 13.03.13 при получении денег (от адвоката Кидяева И. якобы в интересах руководителей ООО ТрансЭко Корнилова и ООО РФК Быстрова), уголовное дело в отношении которого было расследовано за рекордно короткие сроки для дел такой категории — 5 месяцев — и рассмотрено в суде за 3 месяца (было проведено всего лишь 5 заседаний).

При этом следователь ГСУ СК по Москве Лопаткин Б. за 5 месяцев после помещения моего сына под арест не провел НИ ОДНОЙ очной ставки, НИ ОДНОЙ экспертизы и т.д. По делу было допрошено всего лишь 6 свидетелей (адвокат, 2 директора ООО и трое работников прокуратуры). В допросе других свидетелей было отказано, в том числе в суде. Моего сына только один раз вызвали для предъявления окончательного обвинения, а затем для ознакомления с материалами уголовного дела. Фактически следователь все это время занимался только процессуальным оформлением результатов ОРМ, полученных ГУЭБиПК, не пытаясь, как того требует УПК, устанавливать «обстоятельстаа, исключаюшие преступность деяния».

Схема по которой действовали оперативники ГУЭБиПК, была однообразна и применялась как в отношении моего сына в 2013 году, так и в 2014 году в отношении сотрудника ФСБ, что во втором случае привело к аресту оперативников. Так, сотрудники ГУЭБиПК подсылали под различными предлогами к интересующему их лицу своего агента, который по легенде действовал самостоятельно, и на протяжении длительного времени пытался под любым предлогом наладить контакт с этим лицом, одновременно записывая их разговоры на диктофон.

После того, как договоренность была достигнута (и неважно, по какой причине и с какой целью передавались деньги), этот агент шел с заявлением о вымогательстве и аудиозаписями к сотрудникам ГУЭБиПК, с которыми он, согласно легенде, знаком до этого не был, но которые уже располагали некой оперативной информацией о противоправной деятельности «вымогателя», источник и характер которой также оставался в последующем неизвестным, секретным. Так сказать, случайное совпадение…

Налицо (по данным того же СК) превышение должностных полномочий (проведение ОРМ в отсутствие оснований), подстрекательские действия (что прямо запрещено Законом о полиции), фальсификация доказательств (фиктивное оформление аудиозаписей), дача заведомо ложных показаний.

Далее происходило задержание «коррупционера», «вымогателя», этот факт широко освещался в СМИ, после чего — следствие, суд, приговор.

Однако в деле моего сына агентом-адвокатом и ГУЭБиПК был допущен ряд ошибок, которые еще в 2013 году могли бы помочь раскрыть преступную схему, но которые стараниями следствия и суда остались «незамеченными» и сокрытыми.

Так, перед одной из встреч (задолго до официальной явки в полицию с заявлением) агент-адвокат, зайдя в туалет, включил диктофон (на аудиозаписи слышен шум работающих фенов для рук и прочий характерный шум), затем включил телефон (слышно по музыке на телефоне), позвонил неким лицам и, не здороваясь, кратко сообщил: «он в другом углу сидит, не в том, что я говорил», после чего проследовал на встречу в кафе.

Однако следователь, осматривая и прослушивая эту аудиозапись как вещественное доказательство, скрыл этот разговор, указав в протоколе-стенограмме, что запись разговоров начата с 5-й минуты аудиозаписи, а до этого, мол, тишина.

Во время ознакомления с делом следователь сослался на «техническую ошибку» в протоколе-стенограмме, отказавшись проверять, кому и с какого телефона звонил агент-адвокат, где находилось вызываемое лицо (легко установить по базовым станциям сотовых операторов) и т.д., фальсифицировав факт направления моему сыну постановления об отказе в удовлетворении ходатайства. Данный факт (нарушения права на защиту) доказан в суде справкой ФГУП Почта России, однако не принят во внимание апелляцией Мосгорсуда, так как, мол, он не влияет на выводы о виновности…

Конечно же, в Мещанском суде во время оглашения материалов дела защитой было заявлено о наличии на аудиозаписи сокрытого следователем разговора. Однако и Мещанский суд, и апелляция, кассация Мосгорсуда… отказали в исследовании вещественных доказательств путем прослушивания аудиозаписей, со ссылкой, что: «оснований не доверять следователю у суда не имеется»…

Другая ошибка заключается в том, что сотрудники ГУЭБиПК и их агент-адвокат при записи разговоров, как до официальной явки последнего в полицию, так и при проведении официальных ОРМ, использовали… один и тот же диктофон…

Так, агент-адвокат показал в суде, что все аудиозаписи до официальной явки в полицию делал на бытовой диктофон, купленный на рынке в 2007 году. Оперуполномоченный ГУЭБиПК Пожилов показал, что при проведении ОРМ использовался служебный спецдиктофон «Папирус-микро».

Как вы думаете, что сделал следователь, когда мой сын обратил его внимание на то, что качество всех аудиозаписей (адвоката и ГУЭБиПК) одно и то же?! Он, следователь, вернул в полицию диск с их аудиозаписями, отказав одновременно в проведении фоноскопических экспертиз!!!

Однако следователь не учел, что ранее он лично отдал копии всех аудиозаписей моему сыну, по которым в последующем и было проведено фоноскопическое исследование в экспертном учреждении. Вывод специалиста был однозначен — адвокат и оперативники пользовались одним и тем же диктофоном, которым, судя по высоким техническим характеристикам, является спецсредство «Папирус-микро» (об этом специалист также показал в суде), но никак не бытовой диктофон 2007 года выпуска.

Оперуполномоченный ГУЭБиПК Пожилов, во время допроса которого в суде было приобщено заключение специалиста, не смог ответить на вопрос: как служебный диктофон ГУЭБиПК оказался в пользовании адвоката с февраля, то есть задолго до его официальной явки в полицию 12 марта…

Однако и в этой ситуации суд пришел на выручку гособвинению, отказав в проведении судебной фоноскопической экспертизы, и отказавшись рассматривать в качестве доказательств показания специалиста в суде и его заключение, мол, из-за того, что суду так и осталось якобы неизвестно, откуда у защиты появились вещдоки — аудиозаписи… Этот же «фокус» был проделан судом в отношении лингвистического заключения специалиста, изучившей все аудиозаписи, и ее показаний в суде, что именно адвокат был заинтересован в передаче денег и склонял в разговорах к этому.

Затем, в очередной раз Мещанский суд пришел на помощь обвинению, отказав защите в приобщении к делу второго фоноскопического заключения специалиста, который, исследовав аудиозаписи телефонных разговоров, сделал однозначный вывод, что часть из них записана ГУЭБиПК в результате прослушивания личного телефона… агента-адвоката, задолго до его явки в полицию (и в отсутствие разрешения суда). Мотивировка суда проста — заключение специалиста не имеет отношения к уголовному делу, отказав также в допросе явившегося в суд специалиста, что прямо запрещено законом…

Также просто поступил Мещанский суд с показаниями директора ОО ТрансЭко Корнилова, показавшего, что о «вымогательстве» у него денег и их размере он узнал из новостей по ТВ, после задержания моего сына. До этого он ничего не знал, адвокат ему ничего не сообщал. Об этом он говорил следователю Лопаткину, но тот это заявление проигнорировал.

Мещанский суд, как и следователь Лопаткин, также проигнорировал эти показания Корнилова, просто не указав их в приговоре. При этом кассация Мосгорсуда признала факт противоречий между протоколом судебного заседания и приговором, но назвала их «несущественными неточностями, которые не влияют на выводы о виновности»…

Это лишь краткая толика тех нарушений УПК, на которые пошел суд, чтобы исключить развал уголовного дела и вынесение оправдательного приговора, ведь достаточно было установить факт негласного сотрудничества адвоката с ГУЭБиПК с февраля, с учетом того, что разрешение Генеральной прокуратуры на проведение ОРМ в отношении моего сына получено только 12 марта, то есть за день до задержания. Только этот один факт влечет незаконность всех ОРМ и результатов…

Но суд и гособвинение не решились на подобное.

Теперь вы понимаете, как и почему на протяжении длительного времени сотрудники ГУЭБиПК могли заниматься провокациями. Расцвету этого беззакония способствовало то, что следственные органы лишь создавали видимость расследования возбужденных уголовных дел, прокуроры автоматически утверждали обвинительные заключения, а суды выносили обвинительные приговоры, игнорируя доводы защиты.

И если бы не провокация в отношении всесильной ФСБ, то генерал Сугробов и его коллеги и дальше бы продолжали свое неправое дело. Только вот, сдается, что с их арестом в судебно-правовой системе мало что изменилось, и под каток машины правосудия по-прежнему попадают «коррупционеры» вроде моего сына, а настоящие воротилы этого теневого «бизнеса» остаются на свободе. Одно из подтверждений верности такого предположения заключается в том, что, сказав «а», СК РФ, Генпрокуратура так и не решились произнести «б», а именно: обеспечить законность расследования фактов в отношении тех, кого благодаря преступным действиям сотрудников ГУЭБиПК уже успели осудить. Не только «не решились», но и фактически заняли глухую оборону, руководствуясь таким образом не законами, а пресловутой корпоративной солидарностью.