Денис Щетинкин → Очерк о деле по оспариванию доверенности и сделки
У меня в руках стопка беспорядочно сложенных листов, насквозь пропитанных запахом крепкого табака. Начинаю их перелистывать и табачное облако как-будто вырывается из закрытого сосуда. Взгляд машинально останавливается на заключении судебно-психиатрической экспертизы. Это дело о признании недействительной нотариальной доверенности и сделки по продаже доли в квартире, заключенной от имени истца на основании данной доверенности.
Искового заявления среди этих листков нет, но зато имеются обильно исписанные от руки чьи-то пояснения по делу. Сидящий напротив человек — мужчина лет пятидесяти в очках — с твердой уверенностью высказывается о недобросовестности ответчиков, воспользовавшихся психическим расстройством истицы (его гражданской супруги) и обманным путем убедивших ее подписать доверенность на право продажи принадлежащей ей доли в квартире. Имеющееся в деле заключение судебно-психиатрической экспертизы подтверждает довод о том, что истица в момент выдачи доверенности находилась в состоянии, в котором не способна была понимать значение своих действий или руководить ими. Правда, по ходатайству ответчиков судом назначена повторная экспертиза в другом учреждении.
Заказчика не пугает ни стоимость моего участия в деле, ни мои доводы относительно слабости позиции, подкрепленной исключительно экспертным заключением без других доказательств. Он был абсолютно прав, что заключение экспертизы является центральным доказательством по делу, ссылался на авторитет экспертной комиссии, на сомнительность самой сделки по приобретению не всей квартиры, а только долей, на нерыночность условий сделки.
И я бы рад согласиться с доверчивым убеждением Заказчика в обоснованности заявленных требований, да только предательское сомнение не дает мне взяться за это дело без изучения всех его обстоятельств.
Беспорядочная стопка бумаг явно нуждалась в систематизации. Сама линия защиты истца была запутанной, если не сказать, что вообще не было никакой линии защиты. В этой самой стопке есть основание иска — п.1 ст.177 Гражданского кодекса РФ и есть заключение экспертизы. Все что кроме, — это Броуновское движение, слепое присутствие в судебном заседании без цели, наивная надежда на зоркий глаз судьи, который усмотрит несправедливость и защитит обиженного. Нужно сделать только обиженный вид.
Начнем с экспертизы, ведь правильно мне говорят, что это центральное доказательство.
Четырнадцать листов мелкого шрифта поведали весьма грустную историю дамы, постепенно перешагнувшей от одной стадии алкоголизма в другую. Общая неустроенность жизни, бытовые неурядицы, незаконченное образование, семейные раздоры стали причиной длительных запоев, со временем перешедших в хронические заболевания. На протяжении двух последних лет пациентка выходила из лечебных учреждений лишь на непродолжительное время, а потом вновь попадала в больницы в связи с новыми приступами болезни. Все те же симптомы переходили от страницы к странице заключения: ухудшение памяти, временная и пространственная дезориентация, регресс личности, интеллектуально-мнестическое снижение, фиксационная амнезия, активная психопродукция и т. д. Кратковременные улучшения, вызванные лечением, обращались все большим расстройством при новом обращении к врачам.
В последний раз пациентка была выписана из больницы за два месяца до подписания спорной доверенности. Согласно выводов экспертов, на этот момент истица обнаруживала признаки психического расстройства в форме органического заболевания головного мозга преимущественно алкогольного генеза с выраженными интеллектуально-мнестическими и эмоционально-волевыми нарушениями, что лишило ее способности понимать значение своих действий.
Убедительно. Начинаю понимать уверенность своего заказчика. Но мое сомнение не только не умерло, но даже и не ослабло после изучения экспертизы (хотя и признаю, что это большой плюс).
Попробуем взглянуть на дело глазами независимого судьи общей юрисдикции (ведь помним, что судьи независимы, а кто не верит — смотрим ст.8 Гражданского процессуального кодекса РФ):
— доказано, что в жизни истицы имели место обстоятельства, которые могли повлечь за собой состояние, когда она не могла осознавать значение своих действий.
— доказано, что истица не раз пребывала в подобных состояниях в периоды лечения.
Остается доказать, что истица действительно пребывала в таком состоянии в момент выдачи доверенности. Выводы экспертов — это лишь одно из доказательств, которое в силу ст.67 Гражданского процессуального кодекса РФ не имеет заранее установленной силы и подлежит оценке в совокупности с другими доказательствами.
Ответчик будет рад указать суду на то, что экспертиза проводилась спустя длительное время как после факта выдачи доверенности, так и после последнего медицинского обследования истицы. На момент экспертного исследования состояние истицы сильно отличалось от того, в котором она могла пребывать в спорный период, а само исследование основано в большинстве своем на ретроспективном изучении медицинских документов. Вывод о психическом состоянии истицы в спорный момент основан на предположении, не подтвержден данными исследований, произведенных в спорный период, а также опровергается тем фактом, что состояние истицы может меняться как в сторону улучшения, так и в сторону ухудшения.
И вот у моего сомнения появился брат-близнец — точно такое же сомнение, только живущее в голове судьи. Два существа, твердо стоящих на пути к заветной цели.
Количество бесполезных листков в прокуренной стопке расстраивало меня. По всей видимости, уничтожая страницу за страницей, истцы таким образом пытались усилить свою позицию в суде. Здесь было «мотивированное» возражение наверное на каждую фразу процессуальных оппонентов, разоблачающие доводы, уличающие в нечестности факты, всевозможные опровержения. Заказчик не уставал пересказывать мне о том, с какой каверзностью ответчики пытаются ввести в заблуждение суд, сколько ложных фактов они сообщили и как бесцеремонно продолжают наполнять протоколы судебных заседаний своей ложью.
Да уж, печальная способность переносить житейский скандал в зал судебного заседания, не раз встречавшаяся в мое практике. Причиной тому служит неумение выделить предмет доказывания по делу. Дело уже утонуло в упрямых попытках добиться правды во всем, а главные моменты упущены из виду.
Скорее всего у судьи уже сформировалось негативное отношение к данному процессу, исправить которое будет непросто.
Добавим на чашу весов с надписью «отказать в иске» еще и следующие обстоятельства, которые к этому моменту уже были установлены судом:
— Истица в судебном заседании подтвердила свои намерения продать принадлежащую ей долю в квартире, что свидетельствует о логичности ее действий по выдаче доверенности на продажу.
— До выдачи доверенности истица целенаправленно совершала действия, свидетельствующие о ее намерении продать имущество: она оформила свои права на долю в квартире, затем снялась с регистрационного учета по месту жительства.
— При совершении юридически значимых действий у нескольких нотариусов, истица не обнаруживала каких-либо признаков, позволяющих усомниться в твердости ее намерений.
И вся эта бестолковая стопка бумаг никак не опровергала столь значительные обстоятельства. Мое сомнение продолжало расти. Единственный способ справиться с ним — это самому разобраться в обстоятельствах уже прошедших событий.
Начнем с того, что побеседуем с самой истицей и перестанем слушать путаные доводы упрямого заказчика.
Теперь я уже стою перед дверью, за которой рассчитываю найти тот самый меч — кладенец, с помощью которого возможно будет уничтожить бессмертное сомнение. Вхожу в дом, где живет известная нам пациентка. Моя цель — выяснить детали спора, определить активное поведение истицы по выдаче доверенности, проникнуться ее действительным состоянием, мотивами, установить связь между свершившимися фактами, волей стороны и ее объективными действиями.
Сразу за дверью была небольшая прихожая, переходящая в такую же небольшую кухню. Повсюду были приклеены таблички с надписями: включать отопление, чтобы было тепло, закрыть дверь на ключ, питьевая вода в бутылках под столом, выключить свет и т. д. На столе лежало несколько тетрадей, в которые истица по рекомендациям врачей записывала все, что с ней происходит. Необходимость всего этого объясняется только одним, — отсутствием кратковременной памяти.
На эмоциональном уровне захотелось помочь человеку. Эта беспомощность, смотрящая на меня со всех углов многочисленными табличками, этот скромный быт, подтверждающий общую непритязательность и бедноту, эти прокуренные листки бумаг, — каким-то образом все это подталкивало меня принять сторону истцов. Сам по себе факт обмана со стороны ответчиков не вызывал сомнений: ответчики, добившиеся от истицы выдачи доверенности, и сами являвшиеся собственниками оставшихся долей в квартире, благополучно продали ее, распределили полученные деньги между собой, оставив родственницу-алкоголичку и без денег, и без квартиры. А нужны ли ей эти деньги? Она и сама-то себе не нужна, какие уж там деньги.
Желание помочь естественно. Вероятно, таким же желанием руководствовался и мой заказчик, и его предыдущий адвокат. Вот только верно ли это желание было выражено в иске об оспаривании доверенности и сделки? Правильно ли было определено основание иска в виде п.1 ст.177 Гражданского кодекса РФ?
Моя роль в этом деле требует от меня сохранения беспристрастности, нужно вспомнить о цели моего визита и идти дальше, в противном случае я не смогу сформировать объективную картину событий и моя работа будет для заказчика неэффективной.
Следует признать, что пороки памяти, забывчивость, пространственная и временная дезориентация, — такими симптомами страдают практически все российские пенсионеры, однако же их способность осознавать значение своих действий от этого не ухудшается.
Порой я и сам без ежедневника не могу вспомнить, на какое время у меня перенесли заседание, несмотря на то, что десять минут назад расписывался в извещении у секретаря суда. Это же не дает мне права оспаривать договоры, заключенные мной с кем-либо.
В нашем случае необходимо установить степень расстройства, которым страдает истица. Является ли оно настолько глубоким, что в обычной жизни делает невозможным ее участие в гражданском обороте? Необходимо также учесть, что такое состояние, по утверждению экспертов, было не разовым, кратковременным, а длилось значительный период времени, что дает основания признать лицо полностью недееспособным.
Итак, начинаю беседу с истицей. Необходимо отметить, что внешне эта женщина не похожа на алкоголичку (в том виде, в котором я их представляю себе). Скромная, тихая, одета в теплую домашнюю одежду (длинный вязаный свитер, закрывающий шею, ворсистые штаны, — все бледных тонов), худая, но не худощавая. Волосы на голове аккуратно собраны в пучок. Взгляд хотя и потухший, но ясный. Возможно, на ее состоянии сказывалось длительное лечение и трезвый образ жизни на протяжении последних месяцев десяти.
Хорошо помнит дату своего рождения, отчетливо отвечает на некоторые вопросы, знает, какое время года сейчас идет, какой месяц, способна рассказать о своем прошлом. Выходит на улицу, ходит в магазины, считает сдачу, в общем, живет себе медленно и незаметно. Пространственная и временная ориентированность не нарушена. Если забыть о том деле, которое сейчас находится в суде, навряд ли скажешь о ее болезни.
А вот о спорной квартире мне не удалось добиться практически ни слова. На все вопросы, хоть как-то связанные с обстоятельствами продажи квартиры, ответы были одинаковыми. Истица отказывалась что-либо помнить по данному предмету и ссылалась на своего сожителя, вроде бы как он все это помнит и расскажет вам, а я ничего не помню по причине болезни. Кажется, что мои вопросы про квартиру раздражали ее, она начинала переминаться с ноги на ногу, отвечать резко, отворачиваться в другую сторону.
Вспомнил, что в описательной части экспертного исследования тоже было замечено, что подэкспертная обнаруживает стремление преувеличить имеющиеся расстройства памяти. В эмоционально-личностной сфере неустойчива, эгоцентрична, склонна к проявлению раздражительности, упрямству и обидчивости.
Удалось допытаться от них обоих, что в тот момент они действительно имели намерение продать квартиру, все вместе занимались ее оформлением, заказчик, зная о слабости воли своей гражданской супруги, везде сопровождал ее, внимательно следил за ходом оформления документов.
Ответчики же, в день, когда дома была одна истица, убедили ее в необходимости оформления доверенности, забрали ее из дома, привезли к нотариусу, где она и подписала необходимые бумаги. Дальше мы историю уже знаем.
Это объективная сторона событий.
А каким было субъективное отношение истицы ко всему происходящему? Отношение это не было активно-волевым. Сейчас это уже не вызывает у меня сомнений.
Но можем ли мы поставить знак равенства между понятиями «хотеть», «иметь активную волю на достижение каких-либо последствий» и понятием «делать, осознавая возможность наступления таких последствий».
Вполне вероятно, что истица в силу своей личности (на формирование которой непременно оказала влияние и ее алкогольная зависимость), не имела выраженной воли ни на отчуждение злополучной квартиры, ни на выдачу доверенности, проживала свою жизнь под давлением обстоятельств и послушно соглашалась на все предложения своих близких. Но нельзя утверждать, что она не осознавала последствий, к которым неизбежно приведет такое отношение.
Аналогично, каждый алкоголик с достоверностью 100 % знает, к чему приведет новая стопка выпитого спиртного, но послушно проглатывает очередной стакан просто потому, что так проще жить.
Сомнение в моей голове скорчилось и окончательно умерло. Статья 177 Гражданского кодекса РФ — явно не тот способ защиты, который следовало бы использовать в данной жизненной ситуации. Чаша весов с надписью «в иске отказать» до упора опустилась вниз.
Защитить права потерпевшей стороны, а заодно и реализовать свое желание помочь, можно путем предъявления другого иска — о взыскании с лица, продавшего от имени истицы долю в квартире, денежных средств, полученных им в качестве оплаты от покупателя.
Такое мое мнение. Посмотрим, какое мнение будет у суда. Если суд согласится со мной, — опубликую эту статью на своей странице.
Искового заявления среди этих листков нет, но зато имеются обильно исписанные от руки чьи-то пояснения по делу. Сидящий напротив человек — мужчина лет пятидесяти в очках — с твердой уверенностью высказывается о недобросовестности ответчиков, воспользовавшихся психическим расстройством истицы (его гражданской супруги) и обманным путем убедивших ее подписать доверенность на право продажи принадлежащей ей доли в квартире. Имеющееся в деле заключение судебно-психиатрической экспертизы подтверждает довод о том, что истица в момент выдачи доверенности находилась в состоянии, в котором не способна была понимать значение своих действий или руководить ими. Правда, по ходатайству ответчиков судом назначена повторная экспертиза в другом учреждении.
Заказчика не пугает ни стоимость моего участия в деле, ни мои доводы относительно слабости позиции, подкрепленной исключительно экспертным заключением без других доказательств. Он был абсолютно прав, что заключение экспертизы является центральным доказательством по делу, ссылался на авторитет экспертной комиссии, на сомнительность самой сделки по приобретению не всей квартиры, а только долей, на нерыночность условий сделки.
И я бы рад согласиться с доверчивым убеждением Заказчика в обоснованности заявленных требований, да только предательское сомнение не дает мне взяться за это дело без изучения всех его обстоятельств.
Беспорядочная стопка бумаг явно нуждалась в систематизации. Сама линия защиты истца была запутанной, если не сказать, что вообще не было никакой линии защиты. В этой самой стопке есть основание иска — п.1 ст.177 Гражданского кодекса РФ и есть заключение экспертизы. Все что кроме, — это Броуновское движение, слепое присутствие в судебном заседании без цели, наивная надежда на зоркий глаз судьи, который усмотрит несправедливость и защитит обиженного. Нужно сделать только обиженный вид.
Начнем с экспертизы, ведь правильно мне говорят, что это центральное доказательство.
Четырнадцать листов мелкого шрифта поведали весьма грустную историю дамы, постепенно перешагнувшей от одной стадии алкоголизма в другую. Общая неустроенность жизни, бытовые неурядицы, незаконченное образование, семейные раздоры стали причиной длительных запоев, со временем перешедших в хронические заболевания. На протяжении двух последних лет пациентка выходила из лечебных учреждений лишь на непродолжительное время, а потом вновь попадала в больницы в связи с новыми приступами болезни. Все те же симптомы переходили от страницы к странице заключения: ухудшение памяти, временная и пространственная дезориентация, регресс личности, интеллектуально-мнестическое снижение, фиксационная амнезия, активная психопродукция и т. д. Кратковременные улучшения, вызванные лечением, обращались все большим расстройством при новом обращении к врачам.
В последний раз пациентка была выписана из больницы за два месяца до подписания спорной доверенности. Согласно выводов экспертов, на этот момент истица обнаруживала признаки психического расстройства в форме органического заболевания головного мозга преимущественно алкогольного генеза с выраженными интеллектуально-мнестическими и эмоционально-волевыми нарушениями, что лишило ее способности понимать значение своих действий.
Убедительно. Начинаю понимать уверенность своего заказчика. Но мое сомнение не только не умерло, но даже и не ослабло после изучения экспертизы (хотя и признаю, что это большой плюс).
Попробуем взглянуть на дело глазами независимого судьи общей юрисдикции (ведь помним, что судьи независимы, а кто не верит — смотрим ст.8 Гражданского процессуального кодекса РФ):
— доказано, что в жизни истицы имели место обстоятельства, которые могли повлечь за собой состояние, когда она не могла осознавать значение своих действий.
— доказано, что истица не раз пребывала в подобных состояниях в периоды лечения.
Остается доказать, что истица действительно пребывала в таком состоянии в момент выдачи доверенности. Выводы экспертов — это лишь одно из доказательств, которое в силу ст.67 Гражданского процессуального кодекса РФ не имеет заранее установленной силы и подлежит оценке в совокупности с другими доказательствами.
Ответчик будет рад указать суду на то, что экспертиза проводилась спустя длительное время как после факта выдачи доверенности, так и после последнего медицинского обследования истицы. На момент экспертного исследования состояние истицы сильно отличалось от того, в котором она могла пребывать в спорный период, а само исследование основано в большинстве своем на ретроспективном изучении медицинских документов. Вывод о психическом состоянии истицы в спорный момент основан на предположении, не подтвержден данными исследований, произведенных в спорный период, а также опровергается тем фактом, что состояние истицы может меняться как в сторону улучшения, так и в сторону ухудшения.
И вот у моего сомнения появился брат-близнец — точно такое же сомнение, только живущее в голове судьи. Два существа, твердо стоящих на пути к заветной цели.
Количество бесполезных листков в прокуренной стопке расстраивало меня. По всей видимости, уничтожая страницу за страницей, истцы таким образом пытались усилить свою позицию в суде. Здесь было «мотивированное» возражение наверное на каждую фразу процессуальных оппонентов, разоблачающие доводы, уличающие в нечестности факты, всевозможные опровержения. Заказчик не уставал пересказывать мне о том, с какой каверзностью ответчики пытаются ввести в заблуждение суд, сколько ложных фактов они сообщили и как бесцеремонно продолжают наполнять протоколы судебных заседаний своей ложью.
Да уж, печальная способность переносить житейский скандал в зал судебного заседания, не раз встречавшаяся в мое практике. Причиной тому служит неумение выделить предмет доказывания по делу. Дело уже утонуло в упрямых попытках добиться правды во всем, а главные моменты упущены из виду.
Скорее всего у судьи уже сформировалось негативное отношение к данному процессу, исправить которое будет непросто.
Добавим на чашу весов с надписью «отказать в иске» еще и следующие обстоятельства, которые к этому моменту уже были установлены судом:
— Истица в судебном заседании подтвердила свои намерения продать принадлежащую ей долю в квартире, что свидетельствует о логичности ее действий по выдаче доверенности на продажу.
— До выдачи доверенности истица целенаправленно совершала действия, свидетельствующие о ее намерении продать имущество: она оформила свои права на долю в квартире, затем снялась с регистрационного учета по месту жительства.
— При совершении юридически значимых действий у нескольких нотариусов, истица не обнаруживала каких-либо признаков, позволяющих усомниться в твердости ее намерений.
И вся эта бестолковая стопка бумаг никак не опровергала столь значительные обстоятельства. Мое сомнение продолжало расти. Единственный способ справиться с ним — это самому разобраться в обстоятельствах уже прошедших событий.
Начнем с того, что побеседуем с самой истицей и перестанем слушать путаные доводы упрямого заказчика.
Теперь я уже стою перед дверью, за которой рассчитываю найти тот самый меч — кладенец, с помощью которого возможно будет уничтожить бессмертное сомнение. Вхожу в дом, где живет известная нам пациентка. Моя цель — выяснить детали спора, определить активное поведение истицы по выдаче доверенности, проникнуться ее действительным состоянием, мотивами, установить связь между свершившимися фактами, волей стороны и ее объективными действиями.
Сразу за дверью была небольшая прихожая, переходящая в такую же небольшую кухню. Повсюду были приклеены таблички с надписями: включать отопление, чтобы было тепло, закрыть дверь на ключ, питьевая вода в бутылках под столом, выключить свет и т. д. На столе лежало несколько тетрадей, в которые истица по рекомендациям врачей записывала все, что с ней происходит. Необходимость всего этого объясняется только одним, — отсутствием кратковременной памяти.
На эмоциональном уровне захотелось помочь человеку. Эта беспомощность, смотрящая на меня со всех углов многочисленными табличками, этот скромный быт, подтверждающий общую непритязательность и бедноту, эти прокуренные листки бумаг, — каким-то образом все это подталкивало меня принять сторону истцов. Сам по себе факт обмана со стороны ответчиков не вызывал сомнений: ответчики, добившиеся от истицы выдачи доверенности, и сами являвшиеся собственниками оставшихся долей в квартире, благополучно продали ее, распределили полученные деньги между собой, оставив родственницу-алкоголичку и без денег, и без квартиры. А нужны ли ей эти деньги? Она и сама-то себе не нужна, какие уж там деньги.
Желание помочь естественно. Вероятно, таким же желанием руководствовался и мой заказчик, и его предыдущий адвокат. Вот только верно ли это желание было выражено в иске об оспаривании доверенности и сделки? Правильно ли было определено основание иска в виде п.1 ст.177 Гражданского кодекса РФ?
Моя роль в этом деле требует от меня сохранения беспристрастности, нужно вспомнить о цели моего визита и идти дальше, в противном случае я не смогу сформировать объективную картину событий и моя работа будет для заказчика неэффективной.
Следует признать, что пороки памяти, забывчивость, пространственная и временная дезориентация, — такими симптомами страдают практически все российские пенсионеры, однако же их способность осознавать значение своих действий от этого не ухудшается.
Порой я и сам без ежедневника не могу вспомнить, на какое время у меня перенесли заседание, несмотря на то, что десять минут назад расписывался в извещении у секретаря суда. Это же не дает мне права оспаривать договоры, заключенные мной с кем-либо.
В нашем случае необходимо установить степень расстройства, которым страдает истица. Является ли оно настолько глубоким, что в обычной жизни делает невозможным ее участие в гражданском обороте? Необходимо также учесть, что такое состояние, по утверждению экспертов, было не разовым, кратковременным, а длилось значительный период времени, что дает основания признать лицо полностью недееспособным.
Итак, начинаю беседу с истицей. Необходимо отметить, что внешне эта женщина не похожа на алкоголичку (в том виде, в котором я их представляю себе). Скромная, тихая, одета в теплую домашнюю одежду (длинный вязаный свитер, закрывающий шею, ворсистые штаны, — все бледных тонов), худая, но не худощавая. Волосы на голове аккуратно собраны в пучок. Взгляд хотя и потухший, но ясный. Возможно, на ее состоянии сказывалось длительное лечение и трезвый образ жизни на протяжении последних месяцев десяти.
Хорошо помнит дату своего рождения, отчетливо отвечает на некоторые вопросы, знает, какое время года сейчас идет, какой месяц, способна рассказать о своем прошлом. Выходит на улицу, ходит в магазины, считает сдачу, в общем, живет себе медленно и незаметно. Пространственная и временная ориентированность не нарушена. Если забыть о том деле, которое сейчас находится в суде, навряд ли скажешь о ее болезни.
А вот о спорной квартире мне не удалось добиться практически ни слова. На все вопросы, хоть как-то связанные с обстоятельствами продажи квартиры, ответы были одинаковыми. Истица отказывалась что-либо помнить по данному предмету и ссылалась на своего сожителя, вроде бы как он все это помнит и расскажет вам, а я ничего не помню по причине болезни. Кажется, что мои вопросы про квартиру раздражали ее, она начинала переминаться с ноги на ногу, отвечать резко, отворачиваться в другую сторону.
Вспомнил, что в описательной части экспертного исследования тоже было замечено, что подэкспертная обнаруживает стремление преувеличить имеющиеся расстройства памяти. В эмоционально-личностной сфере неустойчива, эгоцентрична, склонна к проявлению раздражительности, упрямству и обидчивости.
Удалось допытаться от них обоих, что в тот момент они действительно имели намерение продать квартиру, все вместе занимались ее оформлением, заказчик, зная о слабости воли своей гражданской супруги, везде сопровождал ее, внимательно следил за ходом оформления документов.
Ответчики же, в день, когда дома была одна истица, убедили ее в необходимости оформления доверенности, забрали ее из дома, привезли к нотариусу, где она и подписала необходимые бумаги. Дальше мы историю уже знаем.
Это объективная сторона событий.
А каким было субъективное отношение истицы ко всему происходящему? Отношение это не было активно-волевым. Сейчас это уже не вызывает у меня сомнений.
Но можем ли мы поставить знак равенства между понятиями «хотеть», «иметь активную волю на достижение каких-либо последствий» и понятием «делать, осознавая возможность наступления таких последствий».
Вполне вероятно, что истица в силу своей личности (на формирование которой непременно оказала влияние и ее алкогольная зависимость), не имела выраженной воли ни на отчуждение злополучной квартиры, ни на выдачу доверенности, проживала свою жизнь под давлением обстоятельств и послушно соглашалась на все предложения своих близких. Но нельзя утверждать, что она не осознавала последствий, к которым неизбежно приведет такое отношение.
Аналогично, каждый алкоголик с достоверностью 100 % знает, к чему приведет новая стопка выпитого спиртного, но послушно проглатывает очередной стакан просто потому, что так проще жить.
Сомнение в моей голове скорчилось и окончательно умерло. Статья 177 Гражданского кодекса РФ — явно не тот способ защиты, который следовало бы использовать в данной жизненной ситуации. Чаша весов с надписью «в иске отказать» до упора опустилась вниз.
Защитить права потерпевшей стороны, а заодно и реализовать свое желание помочь, можно путем предъявления другого иска — о взыскании с лица, продавшего от имени истицы долю в квартире, денежных средств, полученных им в качестве оплаты от покупателя.
Такое мое мнение. Посмотрим, какое мнение будет у суда. Если суд согласится со мной, — опубликую эту статью на своей странице.
Остается задать себе вопрос: каждый поверенный (особенно, если он хороший знакомый или родственник) требует с доверителя, в интересах которого совершил сделку, документ, подтверждающий получение денег от контрагента?