Дмитрий Литвинский (Адвокат, Париж) →  Развод на две страны: расторжение брака россиянок и западных мужей?

Неожиданно для меня самого, публикация небольшого отклика к прочитанной в региональной прессе заметке и последовавшего за ним комментария к вынесенному Дзержинским судом Санкт-Петербурга решению в связи с разделом детей между российской гражданкой Гринь и американским подданным МэкИлрэтом вызвала не только интерес читателей блога www.pravo.ru. Опубликованный материал привел к знакомству с некоторыми участниками этой семейной драмы, персонажами ряда других продолжающихся аналогичных дел, с представителями ряда ассоциаций, которые сочли возможным связаться со мной.

В заметке и комментарии речь шла о проблемах коллизии юрисдикций, встающих в связи с бракоразводными процессами наших соотечественниц, вернувшихся в Россию от иностранного мужа. Вернувшихся, чаще всего, с детьми и пытающихся обращаться к российскому правосудию в надежде решить возникшие у них за пределами Родины проблемы.

Оказалось, что вопрос остро стоит не только в юридической сфере, где отсутствие координации и налаженных механизмов взаимодействия между российской и иностранными правовыми системами, позволяют, в некоторых случаях, использовать российский правопорядок как убежище, на которое не распространяются вынесенные в других странах судебные решения, не отвечающие ожиданиям соотечественниц. Тема затрагивает какие-то тонкие душевные струны простых людей, не связанных с правом профессионально.

Многие слышали о с упоением обсуждавшейся недавно в СМИ истории о вывозе из России в багажнике дипломатического автомобиля ребенка Риммы Салонен или о дележе во Франции детей с последующим арестом актрисы Натальи Захаровой или Ирины Беленькой. Сегодня на первых полосах заметки о процессах немецких супругов Анастасии и Борисе Дикк и – все той же делящей детей в Италии паре — Гринь — МэкИлрэт. Участники семейных конфликтов, становящиеся, по своей ли воле или вопреки ей, героями таблоидов, самые обычные люди, не обязательно миллионеры, артисты или знаменитости.

Каплей, подтолкнувшей меня к этой заметке, стала присланная одним из читателей ссылка на запись ток-шоу «Прямой эфир» с Михаилом Зеленским от 17 апреля 2012 г. На передачу, озаглавленную «Россиянки, которые сбежали от мужей-иностранцев», были приглашены и две упомянутых выше пары. Редко, когда в телепередаче удается увидеть такой выброс эмоций. Крики, обвинения, театральные позы, сведение счетов, мелочная расчетливость и другие не лучшие человеческие качества. Физически неприятно видеть, как из некоторых участников – внешне совсем не глупых людей, — лезет открытое хамство, подсчитываются траты на свадьбу, старшее поколение обвиняет во всех смертных грехах отца своих же внуков.

Что это? Выплеск коллективного бессознательного, детектор «свой-чужой», столкновение патриотизма и идеалистичной мечты о красивой загранице, внутренне злорадство, конфликт славянской широты и западного рационализма? Можно ли отделить накал эмоций, сопровождающий международные бракоразводные дела, от их юридической составляющей? И можно ли надеяться, что правовое поле, с установками которого участники таких процессов вынуждены согласовывать переполняющие их страсти, если и не способно дать им удовлетворение, то хотя бы вернуть спор в социально-приемлемые рамки? И, главное, ради чего?

ИНТЕРЕС КОНФЛИКТОВ
Как юристу, мне очень нравятся международные бракоразводные дела. В них ярче всего может проявиться проблематика международного частного права, той области юриспруденции, для которой требуется чувство равновесия между определенностью существующих законов и международных соглашений и подчас совершенной непредсказуемостью возможного судебного решения. Любой процесс такого рода поднимает целый ряд вопросов. Право какой страны подлежит применению? Суд какой из них вправе рассматривать дело? Каковы перспективы в случае одновременного принятия дела к производству судами разных стран и будет ли решение одного из них признано и исполнено в другой? Какие выгоды можно извлечь из совместного применения действующих в разных странах правил, и какими рисками это чревато?

Участие адвоката в такого рода делах по своему интеллектуальному качеству часто напоминает шахматную партию. В случае, если расторжение брака выплескивается за границы одного государства, такая партия начинает напоминать сеанс одновременной игры с ее ведением сразу на нескольких досках – правопорядках. На каждой из них для сторон установлены собственные правила, согласуясь с которыми они вынуждены строить свою стратегию. Причем, ни количество фигур, ни цвет клеток на таких досках не обязательно совпадают. Если же фигуры – участники перескакивают с одной доски на другую, уже начатые на прежней доске партии не заканчиваются, и остающиеся фигуры продолжают вести игру. Правда, иногда, при включении в дело уголовного элемента и инициацией одной из сторон международного розыска в связи с похищением ребенка, классическая партия по брутальности используемых средств начинает скатываться к игре «в Чапаева».

Если установленные в соответствующей стране правила международного частного права носят открытый характер, пытаясь согласовывать свою позицию с позицией правопорядка другой страны, то во внимание могут приниматься ход и результаты партии, идущей на соседнем поле. Иногда между полями установлены специальные соглашения – международные конвенции, согласующие правила взаимодействия между ними. Если же коллизионные правила ориентированы исключительно на внутреннее применение, то движения фигур между досками напоминают хаотичное метание, когда конечный результат с трудом предсказуем не только для сторон, но и для их консультантов.

В определенной степени эта последняя черта свойственна и российскому праву. В целом, по общему правилу, на сегодняшний день оно все еще исходит из того, что решения вынесенные судом за рубежом, в России не признаются, если с другой страной нет специального соглашения. Исключения, в семейной сфере, пожалуй, делаются лишь для решений о разводе, не распространяясь ни на их финансовые последствия, ни на определение судьбы детей.

Установленные семейными кодексами нормы ориентированы преимущественно на внутренние ситуации. И в целом, процедуры расторжения брака, установленные на своей территории соответствующим правопорядком, способны худо-бедно если и не вести стороны к взаимному удовлетворению, то хотя бы ввести в определенные рамки бури раздирающих их эмоций. С этой точки зрения государство, как российское, так и иностранное, справляется со стоящими перед ним задачами вполне успешно.

Но сегодня вводные поменялись. Не только отечественные, но и зарубежные судьи нередко не готовы к последствиям глобализации, когда в установленные для внутреннего пользования нормы семейного права начинает активно внедряться иностранный элемент. Иногда разбор дел с иностранным участием вызывает в суде настоящую панику. Установленные законом коллизионные правила, опять-таки ориентированы в основном на внутренние процессы, на практике мало способствуя координации ситуации с решениями, выносимыми в другой стране. Кроме того, такие противоречия активно используются сторонами в собственных интересах, часто не вполне добросовестно. В этом случае правовое поле одного правопорядка с трудом справляется с конфликтом интересов сторон.

КОНФЛИКТ ИНТЕРЕСОВ
Как человек достаточно сентиментальный, я очень не люблю международные бракоразводные дела. Всегда больно смотреть, как близкие когда-то друг другу люди вступают в «войну на эмоциональное уничтожение» другой стороны, не следуя при этом правилам Женевских конвенций.

Люди, которые когда-то собирались прожить вместе если и не всю жизнь, то многие годы, завести и вырастить детей, которые рассматривали партнера как вполне вменяемого и адекватного, в какой-то момент вдруг оказываются неспособны даже просто нормально говорить и слышать друг друга. Те же Гринь и МэкИлрэт были вместе столько лет, родив аж четверых детей. Значит, было же между ними какое-то взаимопонимание. Вместо этого разводящиеся начинают провоцировать общественный резонанс, создавать интернет сайты и играть непонятные спектакли в телевизионных передачах.

Почему в такого рода громких делах иностранный супруг неожиданно вдруг оказывается «сумасшедшим», «психически больным», «насильником» (достаточно посмотреть репортажи почти о всех упомянутых выше делах)? Почему с экрана прямо заявляется, что единственным желанием матери становится то, чтобы отец больше никогда не приближался не только к ней, но и к ребенку, который, тем не менее, все-таки его (смотри эфир ток-шоу М. Зеленского)? Очень может быть, что сертифицированные маньяки в такого рода делах попадаются, но не в большинстве случаев. В чем причина? Изначально завышенные ожидания к партнеру или разница культур? Почему вдруг из внешне нормальных взрослых людей, так красиво улыбавшихся на свадебных фотографиях, иногда вдруг выскакивает такое, что нельзя объяснить не только логикой, но даже животными инстинктами?

Браки распадаются в любой стране. Статистика говорит, что большинство. Но почему же в рамках одной страны связанные с этим конфликты в среднем в конечном итоге как-то разрешаются, а в случае международного развода (по крайней мере, тех из них, что получают общественный резонанс) приводят к таким диким последствиям? Что играет здесь свою роль? Фактор границы и расстояния? Расходы, которые с ними связаны? Разница менталитетов, чувство неуверенности и ощущение своей инородности в другой среде и стране, которое иногда не вытравить и годами, подпитываемое страхом, что чужое государство не будет с ними обходительно-нежным? Надежда, что всегда остается Россия, в которой можно спрятаться? Вопросов больше, чем ответов. Не знаю. Не понимаю до сих пор.

Вижу и другое. Почему-то при общей убежденности, что в любой стране, кроме случаев явной патологии, суд автоматически оставляет ребенка с матерью, в роли «жертв» регулярно оказываются именно наши соотечественницы. О мужчинах, которые бы, пытаясь избежать расставания с ребенком, возвращались в Россию, я никогда не слышал. Может быть потому, что герои не большинства, но многих таких историй – это россиянки, нашедшие супруга по переписке и интернету, не позволяющих просто присмотреться к «кандидату» в нормальной жизни. Обратное верно и для другой стороны, ведь иностранный супруг, хотя и обращаясь к «импортным вариантам» совсем не от переизбытка выбора, иногда и в силу своих личностных особенностей, нередко воспринимает такой брак, как это было в одном из моих дел, как полный аналог интернет-покупки с обязательными послепродажными гарантиями.

Реальную, единственную правду, наверное, не узнать по определению. И не потому, что ее нет. Она есть, и у каждого своя, иногда мало пересекающаяся с правдой других участников конфликта (супругов, детей, когорты родственников с обеих сторон). Правду иногда не узнать и от собственных клиентов. Не потому, что адвокату ее не хотят говорить, хотя бывает и такое. А потому что зачастую сами не отдают себе в ней отчета. Идеализация самого себя вполне человеческое чувство. Кто же сам себе, а тем более публично в суде скажет, что он плохой супруг или родитель? Что где-то сделал что-то не так? Что в свое время поступил противоречиво или глупо?

Демонизация другой стороны в этих условиях вполне объяснима. При этом, нередко, зал суда становится местом для публичного вываливания всей коллекции глупых штампов и стереотипов. Сколько раз во Франции я слышал в судебном заседании делаемые на полном серьезе ни на чем не основанные заявления о том, ребенок не должен оставаться в России, потому что его мать живет на доходы от проституции, окружена наркотиками и мафией. И нельзя сказать, что каждый раз судьи оставались к ним полностью равнодушными.

Брак, как и почти все в этой жизни, у чего есть цена, – территория взаимных уступок и компромиссов. И если, вступая в него, необходимость таких уступок (в ритме жизни, общения, работе и т.д.), участниками принимаются, то почему-то при его разрыве о каком-либо уважении к интересам другой стороны они и слышать не хотят. Позиция в корне непродуктивная, потому что без потерь из ломаемого брака не выходит ни одна сторона.

ЗА КЕМ ВЫИГРЫШ?
В любой войне всегда есть проигравший. Победителей порой не бывает вовсе. Зная это, стоит ли войну начинать? К сожалению, в большинстве случаев, действия идут на выживание и действует тактика выжженной территории. Как показывает опыт, на какую-то перспективу, хотя бы лет на пять-десять, чаще всего участники не думают. Ослепленные ненавистью друг к другу и чувствуя себя в прицеле уже начатого в их отношении судебного процесса, они вынуждены судорожно делать то, что позволяет им «выдохнуть» здесь и сейчас. Чаще всего таким первым судорожным действием оказывается отъезд с детьми из страны постоянного проживания.

С учетом того, что в целом российское законодательство сейчас по общему правилу не признает иностранные судебные решения без договора с государством их вынесения, такой отъезд во многом напоминает детскую попытку «спрятаться в домик», вычеркнув из своей жизни прежнего партнера. К сожалению, в неудачных разводах, вторая половина вычеркивается не только из жизни первой, но, чаще всего, и из жизни их детей.

При проживании в разных странах и отсутствии между родителями диалога, нахождение ребенка с одним из них фактически означает потерю связи для второго. В детстве даже полгода невозможности общения с родителем идут за несколько лет во взрослом возрасте, начисто стирая эмоциональную связь между ними. И чем больше проходит времени, тем меньше шансов на ее восстановление. Не следует забывать и разрушающее влияние неприязни со стороны другого родителя.

К сожалению, в рамках действующих процедур и правил, ориентирующихся на среднюю норму, к тому же, когда оценка отдана на откуп третьему лицу, очень трудно, определяя с кем из родителей ребенок должен оставаться, реально оценить его подлинные интересы, из которых должен исходить судья. Что для ребенка важнее: уровень достатка мамы и папы, наличие у них собственности или отдельного жилья, возможность учиться в престижной школе, выбор языка для повседневного общения, или возможность общения со своими братьями и сестрами? В целом все конечно зависит от возраста. И если для годовалого младенца, которому обеспечены эмоциональная связь с мамой и чувство защищенности, в целом не важно, живет ли она в особняке или в коммуналке, то с возрастом приоритеты непременно изменяться.

К счастью, при условии моральной готовности общества и спокойного отношения к вопросу, обязательности примирительных процедур и строгого постоянного контроля со стороны суда, есть все шансы на успешное, насколько это возможно, решение судьбы ребенка. В той же Франции, т.н. смешанная семья (famille recompos?e, Stepfamily), — т.е. сформированная из половинок двух распавшихся предыдущих браков, в которой дети чередуют проживание в домах своих биологических родителей, в каждом сосуществуя и строя отношения с новыми «братьями» и «сестрами», — стала довольно распространенным социальным феноменом. При разводе на две страны, такая практика, без взаимодействия родителей, оказывается невозможной. При отсутствии общей границы, финансовых и визовых трудностях, трудно представить, что ребенок сможет проводить неделю с одним родителем, а выходные с другим. Без совместных усилий заинтересованных стран, решение вопроса становится невозможным.

К сожалению, достижению межгосударственного взаимодействия в семейной области не способствует иногда демонстрируемый дух кирзового патриотизма, когда при любом упоминании о международном родительском споре с участием россиянок поднимается волна призывов «спасти российских детей от иностранцев», их родители приглашаются в развлекательные ток-шоу, а представители Общественной палаты в спешном порядке едут спасать соотечественников за границу. В значительной степени все это отражает еще окончательно не ушедшую психологию железного занавеса.

Думаю, что для самой России, вместо проявления слепого патриотизма сегодня, когда все общество встает на «защиту наших женщин от проклятых иностранцев», нередко более продуктивным был бы подход, рассчитанный на перспективу, чтобы ребенок, даже проживая за границей, всегда бы сохранял чувство того, что он «русский», и что Россия всегда будет рада видеть его у себя (сейчас ли или в зрелом возрасте).

Не надо лишний раз демонизировать и иностранное правосудие. Очень часто место жительства ребенка определяют с иностранным отцом не потому, что его мать иностранка, а потому, что он единственный в семье обладает стабильным доходом. Вряд ли иностранный суд ставит, как это часто представляется, своей задачей отобрать ребенка у русской матери. Нужно быть реалистом, отдавая себе отчет в том, что во многих случаях решения о закреплении его места жительства на территории иностранного государства, связаны, прежде всего, с отсутствием у иностранного суда возможности проверить условия его существования в случае переезда в другую страну. Точно также, отказ присуждать в пользу матери алименты при ее нахождении за границей нередко связан с невозможность контроля над тем, что деньги действительно будут использованы для ребенка.

В такой деликатной области как отношения родители-дети, вдумчивое и долговременное выстраивание с иностранным государством отношений сотрудничества в судебной сфере важно как нигде. С тем, чтобы любой международный бракоразводный процесс не превращался в войну, а оставался средством цивилизованного разрешения вопроса с максимальным учетом интересов всех участвующих в нем лиц, и прежде всего детей. Именно поэтому основную роль здесь играют как здравый смысл и взаимодействие со стороны самих разводящихся, так и наличие механизмов воздействия, той же доброй воли со стороны государства. Гораздо важнее не только иметь возможность «защитить» соотечественников от иностранцев, а иногда и подтолкнуть их, если не принудить, к попыткам поиска диалога с ними.

Вполне возможно, что в будущем полезным окажется российско-французский опыт. 18 ноября 2011 между двумя странами подписано соглашение о создании консультационной комиссии по защите прав детей в семейных конфликтах, ставящей задачей организовать, в дополнение к судебным процедурам, диалог между русско-французскими родителями. Трудно сказать, в какой степени создание такой комиссии носит политический характер и будет ли ее деятельность эффективной. Но, может быть, именно такая практика и станет наиболее действенной, чтобы помочь родителям придти к какому-то совместному решению. Не ради себя, а ради того, для чего они в свое время и создавали свой союз, и ради чего имеет смысл стремиться к его мирному и наименее болезненному расторжению.

Копия на
avocatlitvinski.livejournal.com/9939.html
avocatlitvinski.livejournal.com/