Антон Михайлов →  «Постклассические» атаки на современное правоведение: полемические размышления

Все чаще слышны обвинения «классического» правоведения в том, что оно-де крайне ограниченно способно «описывать антропологическую действительность», в центре которой энергийная деятельность человека. Говорится также о кризисе классической модели субъекта. Основная аргументация сводится к тому, что в западной философии уже давно признано утверждение Ницше о смерти Бога и вполне закономерный тезис о смерти субъекта. Помимо этого, утверждается, что правовые понятия не дают возможности описать динамику живой правовой жизни и совершенно не способны в своем универсализме учитывать цивилизационно-культурную специфику.

Искренне непонятно, на каком основании делается вывод, что юристы обязаны послушно следовать за философией в ее господствующих идеях? Мало ли что в философии умерло или вновь воскресло! Разве юристы не могут сами создавать философские концептуализации, производить значимые для правовой действительности идеи? С каких пор правоведение стало принадлежностью философского знания? Это еще могло бы быть понятно для прежней советской эпохи, когда юристы не обладали – в силу идеологических причин – автономией на освоение философских идей и концепций, но сейчас, когда идеологический диктат единственно верной философии снят, почему юристы должны обнажать свою философскую беспомощность и находить основания своих суждений исключительно в идеях философов?

Причем некоторые ученые-юристы, причисляющие себя к неклассической научной рациональности, не видят, что истоки воззрения, что в основе правоведения непременно должна лежать философия и все философские идеи должны опредмечиваться в правовой доктрине — это сугубо рационалистическая идея Нового времени, наиболее ярко представленная в до боли знакомом российским юристам учении марксизма-ленинизма. Советские юристы, действительно, пытались конкретизировать категории диалектического и исторического материализма; официальная философия давала всем советским юристам методологический фундамент – и всерьез размышлять над ним было излишне. Философия была идеологизирована, учение марксизма-ленинизма воспринималось фундаментом всего научного знания. Но ведь время тоталитарного диктата определенного комплекса идей, вроде как, прошло. Почему мы, ученые-юристы должны относиться к идеям М. Фуко или С.С. Хоружия как к истине, требующей своего разворачивания в предмете правоведения? На каком основании? Мало ли какие концепции выстраиваются в философии; неужели юристы обязаны внимательно следить, что так пишут философы и в случае формирования какого-то влиятельного в интеллектуальных элитах течения сразу же «брать под козырек»?

Я искренне не понимаю такого романтического и, по моим оценкам, весьма наивного отношения к философскому знанию. Давайте посмотрим на историю профессиональной юриспруденции на европейском континенте. Неужели юридические сообщества, деятельность которых положительно оценивалась обществом в те или иные исторические периоды, все такие юридические сообщества имели философское образование и непременно все авангардные течения философской мысли старались освоить и опредметить в понятия правоведения? Неужели римские юристы были хорошими философами? Были ли успешными философами глоссаторы школы Ирнерия, были философами юристы французской гуманистической школы, которые стали поднимать античные рукописи?.. Увлечение юристов философией начинается не ранее школы Г. Гроция. Однако к началу XVII столетия уже существовала мощная профессиональная традиция, которая сформировала и собственный язык, и методы исследования положительного права, и профессиональные юридические тексты и соответствующие социальные институты и практики – и все это было создано без специального исследования философско-правовой проблематики.

Во-вторых, я опять же искренне не понимаю, почему постоянно со стороны сторонников постклассической научной рациональности доносятся стоны о повальном кризисе так называемых «классических» правовых понятий, правоведения? Хорошо, положим, наступил кризис, приближается «конец света» «классического» правоведения… Но Вы покажите нам, юристам, в чем именно кризис, почему это именно так высоко нужно называть именно кризисом. Ведь и в конце 19 столетия тоже писали о кризисе правоведения, но вот ведь в чем беда, это, как правило, пишут ученые, желающие тем самым легитимировать свои построения. Однако для профессиональной юридической традиции мало сказать «Пожар!.. Кризис! Всем слушать мою философскую концепцию!» – требуется показать, что действительно кризис есть, а не постулирован/придуман для собственных целей.

Есть лишь единственный способ обосновать актуальность нового методологического подхода в юриспруденции – показать, что существует целый класс правовых явлений, с которыми имеющийся инструментарий не работает, а эти явления имеют юридическую природу и находятся в предмете правового регулирования, показать, что существующие методы не работают или их применение к новым явлениям порождает неразрешимые в рамках существующего предмета правоведения противоречия. Лично я не вижу другого способа культурно обосновать значимость представления новых методологических подходов и философских построений.

Как же обосновывается переход к новым построениям? Вот-де изменилась объективная правовая действительность, и «классические» понятия не работают – без указания огромного количества неработающих институтов, конструкций и т.п. Однако аргумент «от действительности» в правоведении, по моему глубокому убеждению, неприемлем. Право – это сконструированная действительность, и поэтому, в частности, у правоведения и есть свой предмет. Юристы работают не с объектом в многообразии его конкретно-эмпирических представлений, юристы работают со сконструированными ими абстракциями, т.е. довольно грубыми моделями, которые являют собой либо результат абстрагирования, либо спекуляции, идеализации.

Более того, изменение правовой действительности как некоторой объективности не схватывает основные методологические принципы неклассической научной рациональности. Юристы, придерживающиеся ее подходов, не могут натуралистически обосновывать изменения объекта. Объект существует натуралистическим образом только для классической научной рациональности, он не существует натуральным образом для «постклассики» – нет для нее такого объекта, и поэтому когда, с одной стороны, исповедуют свою принадлежность к неклассическому философскому дискурсу, а, с другой стороны, постоянно кивают в сторону объективной действительности – получается лукавая позиция. По сути, это повторение ошибки Декарта, который от последовательного сомнения и прихода к пониманию невозможности усомниться в сомнении, а значит – для Декарта – в своем существовании, почему-то потом, какими-то неизвестными логике путями, пришел к обоснованию существования Бога. Если для «постклассики» существует интерсубъективный мир, и этот мир – единственная действительность социогуманитаристики, то невозможно обосновывать актуальность собственных построений через аргументы от «объективной действительности».

В-третьих, я искренне удивляюсь тому, что некоторые ученые-юристы не понимают, на мой взгляд, несложных вещей. Первое. С одной стороны, по всей видимости, понимается идея, что мир дан нам в языке, и что языковая его представленность и «чистая» феноменальность – далеко не тождественны. Вместе с тем возникает – вновь и вновь – нестерпимое желание найти такие языковые конструкции, которые схватывают правовую действительность «как она есть на самом деле».

Хотя это, как и много раз прежде в истории правоведения, чистой воды идеологизация, попытка создать зеркальные языковые отражения правовой действительности. Ничем этот тип сознания не отличается от того, чем пытались заниматься просветители, представители социологического правоведения, юристы марксистского направления — которые, вместе с тем, по мнению авангардных юристов современности, находились в представлениях, обусловленных классической научной рациональностью.

Правовая действительность, говорится, ужасно далека от человека. Хорошо, она действительно, далека. Однако важно понимать, что она была сознательно деантропологизирована — потому что право — это не стенографист «жизненного мира» людей, а нормативный регулятор. И как нормативный регулятор оно вынуждено для выполнения своих социальных целей брать людей в качестве лиц, персон, юридически значимых слепков с человека. Все юридические конструкции работают не в антропологическом мире, а в мире абстракций. И это интуитивно понималось теми же римскими юристами, и уже осознанно понималось нашими дореволюционными юристами — у И.А. Покровского есть статья на эту тему.

Невозможно создать действенное правовое регулирование на основе исследования плывущей динамики индивидуального мира каждой личности. Нет, конечно, если ставится цель создать очередную метафизическую концепцию права — то, разумеется, запрета нет, но ведь и ценность теории права всегда в общем-то понималась в ее позитивном значении, способности сформировать универсальные правовые понятия, конкретизации которых возможно применять в качестве нормативных конструкций в юридической практике.

Здесь романтики-философы права упускают из вида то, что очень неплохо изложил В.Г. Марача в своей диссертации. Он пишет: «В интеллектуальной традиции Московского методологического кружка (ММК) о данном различии установок принято говорить как об оппозиции натуралистического и деятельностного подходов. В эпистемологическом плане данная оппозиция трактуется нами как различение двух идущих еще от Аристотеля линий истолкования знания: (1) как «точного» знания, независимого от объекта и проверяемого на достоверность («эпистеме») и (2) как «практического» знания, воздействующего на объект и обладающего «проектным» характером («фронезис», что римляне перевели как prudentia -«рассудительность» — откуда возник и термин jurisprudentia)».

На мой взгляд, представители «постклассической» юриспруденции пытаются на новый лад проделать работу школы естественного права, выразить право как некоторый объект в адекватно выражающих его языковых конструкциях, схватывающих его идею, а суть правоведения, если брать его как социальный институт и соответствующие социальные практики – в знании практическом. Здесь господствует не познавательное, а инженерное отношение к объекту. «Натуралистическое» знание – результат философского, а позже научного видов познания, а правоведение многие сотни лет существовало только в рамках второго типа знания. Оно потому «раскололось» в XVII столетии, что юристы попытались сменить гносеологическую установку, поставили целью выявить право в объективной действительности через разум.
Однако для профессиональных юристов школа естественного права так и осталась школой философии права – поскольку она пыталась работать не в предмете, а в объекте. Ведь для философского и социологического исследования собственно юридический уровень отсутствует – ведь и объект целостен, если его пытаются познать как объект, а не как предмет.

Одним из первых шагов, с которого начинает свой путь по легитимации определенных идей «постклассическое правоведение», является обоснование того, что фундаментальные понятия современной теории права сформировались в эпоху классической научной рациональности как разворачивание ее основных онтологических идей и гносеологических установок. В частности, утверждается, что то же понятие субъекта права основывается на философском понятии субъекта, которое было разработано именно философами Нового времени. На мой взгляд, влияние «классической научной рациональности» на понятийный аппарат профессиональной юриспруденции серьезно преувеличено.

Понятие «субъект» в философии, прежде всего, связано с гносеологическим отношением к действительности, находится в паре с понятием «объект». В профессиональной юриспруденции гносеологическое отношение отнюдь не господствует. Профессиональной юриспруденции в целом и не требуется понятие субъекта, ей достаточно определиться с понятием субъекта правовых отношений, под которым понимается всякое лицо, признаваемое правопорядком в качестве правового деятеля, участника регулируемых правом социальных связей. Здесь нет гносеологического отношения к объекту, речь идет не о познании, а о распределении, движении социальных благ, а эта область гораздо ближе, если хотите, аксиологии, а не гносеологии.

Как у правоведения нет понятия нормы, но есть понятие нормы права, нет понятия отношения, но есть понятие правового отношения, так у нее нет понятия субъекта в философском его понимании как гносеологической категории. И язык нас не должен вводить в заблуждение: понятие субъекта в философии не является родовым для понятия субъекта права в правоведении, понятие отношения в философии не является родовым по отношению к понятию правового отношения. Плохо это или хорошо – это уже другой вопрос. И поэтому прежде чем критиковать философские основания базовых правовых понятий нужно обоснованно показать, что родовые понятия «классической научной рациональности» — субъект, объект и т.п. имеют действительно родовой характер по отношению к понятиям правоведения. Этого представители «постклассического» правоведения не делают с достаточной степенью убедительности, а лишь постулируют. А поскольку это так – то и моим ответом могут быть иные постулаты.

7 комментариев

Максим Никонов
Искренне непонятно, на каком основании делается вывод, что юристы обязаны послушно следовать за философией в ее господствующих идеях?
О послушном следовании речь, конечно, не идёт (т.к. это сильно смахивало бы на вихляние вслед за «линией партии»). Но давай посмотрим: право (в т.ч. и догматика) была «замкнута» (ну или если не нравится такая формулировка – то шло параллельными путями) долгое время на Аристотеля и теологию (говорю о континенталистах). Потом Кант, Гегель, Маркс. В праве также можно отыскать «замкнутость» на эти фигуры (или, если говорить образно, можно попробовать сравнить «пики активности определённых философских идей определённых мыслителей» и «пики их проявления/пики сходных идей» в праве). Дальше пошёл ХХ век и можно также найти много интересного: у Харта находим нотки Витгенштейна (в какой степени Харт их взял осознано, а в какой набрёл на них совершенно автономно – вопрос не в этом; главное их сходство – «упёртость» в язык); известно влияние на О.У.Холмса-мл (поистине легендарной фигуры в пантеоне судей США) философа и семиотика Ч.С. Пирса. Думаю, если «поскрести» теоретические построения многих правоведов можно наткнуться на такого рода «подкладки».
Повторю, что м.б. прямого заимствования нет, а имеет место хождение параллельными путями.

Хорошо, положим, наступил кризис, приближается «конец света» «классического» правоведения… Но Вы покажите нам, юристам, в чем именно кризис, почему это именно так высоко нужно называть именно кризисом.
Соглашусь, что крики о «конце света» отчасти носят характер «пугала». Но не в этом суть. Суть в том, что те же сторонники постклассики (из теоретиков наиболее яркий пример, пожалуй, И.Л. Честнов; из отраслевиков – К.И. Скловский, А.С. Александров) пытаются показать, что какие-то правовые умопостроения из прошлого «не тянут» в современных условиях (а вообще говоря, они «не тянули» и когда-то в прошлом, просто это было не так заметно, а сейчас «выпирает»).
Право – это сконструированная действительность, и поэтому, в частности, у правоведения и есть свой предмет. Юристы работают не с объектом в многообразии его конкретно-эмпирических представлений, юристы работают со сконструированными ими абстракциями, т.е. довольно грубыми моделями, которые являют собой либо результат абстрагирования, либо спекуляции, идеализации.
И здесь соглашусь. Но, в конечном счёте, любая правовая абстракция «завязана» на решение при помощи этой абстракции некой задачки (правоприменительной, образовательной etc). Давай вспомним мой текст про оппозицию деятельностного и натуралистического в уголовно-процессуальном познании. Его главная идея – что натурализм «не видит» субъекта и «программирует» соответствующее наполнение сегодняшнего юр.образования, а значит – завтрашнее развитие практик. Вот то же и с «абстракциями». Ведь смотри, тот же Г.П. Щедровицкий (ни в коем случае не равняю себя с Г.П.!) с коллегами строил СМД-подход, отталкиваясь, в т.ч. и от того, что мы видим объект через «прицел» предмета. Да и вообще абстракций в ММК до фига))) Тем не менее, получилась вполне себе прикладная штука (как пример использования наработок ММК – сын Г.П. занимался выстраиванием «РосАтома» и проч. экономических проектов).
Добавлю, что у нас как раз не хватает работ, излагающих (назовём их по Мёртону) «теории среднего уровня», следовательно, не демонстрирующих связку абстракций с живой жизнью, не показывающих, как правовой «конфигуратор» переводит живую жизнь в юридическую (и обратно).
изменение правовой действительности как некоторой объективности не схватывает основные методологические принципы неклассической научной рациональности.
Если полагать, что правовая действительность – постоянно находящийся в процессе становления/распада/становления конструкт человеческий/общественный (а не существующий до, вне и помимо человека «сферический объект в вакууме»), то вполне себе в неклассику возможно «вписаться». Or not?
поэтому когда, с одной стороны, исповедуют свою принадлежность к неклассическому философскому дискурсу, а, с другой стороны, постоянно кивают в сторону объективной действительности – получается лукавая позиция.
Абсолютно согласен. Оговорюсь, что «кивание на объективную действительность» в таком контексте — это утверждение, что право — объект, уже лежащий в мире до и вне человека, а не объект, который человек кладёт в некоторое место сам.
И как нормативный регулятор оно вынуждено для выполнения своих социальных целей брать людей в качестве лиц, персон, юридически значимых слепков с человека. Все юридические конструкции работают не в антропологическом мире, а в мире абстракций.
Конечно. Но это не отменяет того, что доля «человеческого, слишком человеческого» в праве неискоренима в принципе (несмотря на то, что, например, люди попадают в судебный процесс в качестве процессуальных субъектов, предметы – как вещдоки, слова людей – как показания и проч.). Те же американские правовые реалисты (вне зависимости от располагания их на той или иной философской «полке») писали об этом.
Невозможно создать действенное правовое регулирование на основе исследования плывущей динамики индивидуального мира каждой личности.
По-моему, столь радикальных взглядов у нас никто и не высказывал (хотя я мог просто не уследить, м.б. кто-то и говорил об этом). Сторонники антропологического поворота (тот же Честнов) пишут-то совсем о другом. Если коротко: о том, что правовая ситуация складывается в общественном диалоге. У И.Л. как раз идёт отказ от объективизма права в сторону лингвистического, антропологического, прагматического. Другое дело, что показать на конкретных примерах, как изменение «настройки» мышления условно с «классики» на «неклассику» меняет само решение не очень-то получается, т.к. существующее оформление в специфическом юр. языке юр. документов скрывает «механику» под «кожухом юридического словаря».
Профессиональной юриспруденции в целом и не требуется понятие субъекта…
Антон, юристу-практику понятие субъекта в таком «глобальном» смысле действительно за ненадобностью. Кроме одного случая: для осознания того, что он сам субъект, чья мыследеятельность так или иначе работает с правом – совершенствует его, углубляет, затуманивает или просто работает на ещё большее «устаканивание» некоторых правовых смыслов. И вот для этого видения «человеческого измерения» права и нужна постклассика, т.к. классика видит только объект, а субъект у ней сродни эдакому «абстрактному субъекту в вакууме», он у ней на 125ом месте вообще)))

p.s. Всё сказанное крайне субъективно и не претендует на объективную истину;0)))
==========
С уважением, М.Н.
0
Антон Михайлов
Думаю, если «поскрести» теоретические построения многих правоведов можно наткнуться на такого рода «подкладки». Повторю, что м.б. прямого заимствования нет, а имеет место хождение параллельными путями.
Отрицать влияние философских идей на профессиональную юриспруденцию глупо. Вместе с тем я пишу о позиции некоторых современных ученых-юристов, которые приводят цитаты из 3-5 авторитетных (для тех или иных кругов) философов XX века и на основании предполагаемого communis opinio философов делают глобальные выводы о необходимости тектонических сдвигов в методологии и понятийном аппарате правоведения. Так не поступали ни средневековые юристы, ни Савиньи и Пухта, ни Иеринг. Так поступали советские юристы 20-30-х гг. прошлого столетия по отношению к буржуазным правовым понятиям, идеям, концепциям. Но ведь это делалось либо в силу идеологического диктата, либо в силу собственной мыслительной импотенции. Когда же это делается в современном правоведении мне всегда хочется спросить, а что мешает юристам осваивать философские учения и традиции и формировать более глубокие учения о праве с культурной проработкой предмета той или иной области правоведения, наведением «мостов» между философским и юридическим знанием. Почему юристы должны «брать под козырек» и плестись вслед за мыслями Хайдеггера, Фуко, Хабермаса, Лумана или еще кого-то? Свою голову лишь ссылками и цитатами не организуешь ведь.

какие-то правовые умопостроения из прошлого «не тянут» в современных условиях...
«Современные условия» — это что? Фрагмент объективной действительности?.. Для профессионального юриста нужно сформулировать проблемы, показать противоречия на том материале и теми способами, которые ему понятны. Декларации здесь ничего не дадут.

Тем не менее, получилась вполне себе прикладная штука (как пример использования наработок ММК – сын Г.П. занимался выстраиванием «РосАтома» и проч. экономических проектов).
Вообще это проблема — доказать, что «на практике» «сработало» именно это, а не то или вообще пятое-десятое., пятидесятое и пр. Текстов П.Г. Щедровицкого не читал, хотя встречался с позицией, что то, чем занимается и о чем пишет Щедровицкий-сын — совсем не то, чему посвятил жизнь Щедровицкий-отец. Так что я не в курсе, что и куда «приложил» Щедровицкий-сын.

… у нас как раз не хватает работ, /.../ демонстрирующих связку абстракций с живой жизнью, показывающих, как правовой «конфигуратор» переводит живую жизнь в юридическую (и обратно).
А есть ли место «живой жизни» в постклассической научной рациональности? Есть ли место «реалистическим» представлениям в постклассической концептуализации?

Если полагать, что правовая действительность – постоянно находящийся в процессе становления/распада/становления конструкт человеческий/общественный (а не существующий до, вне и помимо человека «сферический объект в вакууме»), то вполне себе в неклассику возможно «вписаться?
«Вписаться» в постклассику можно, а вот «прописаться» по адресу догматической романо-германской традиции, думаю, гораздо сложнее.

… это не отменяет того, что доля «человеческого, слишком человеческого» в праве неискоренима в принципе...
Юридическое мышление всегда и везде стремится формализовать свой объект. Формализация является основанием формирования юридической догмы. Пока что считаю, что средства формализации индивидуальных психических проявлений и цивилизационно-культурных особенностей у нас отсутствуют. Так что эти области много столетий находятся на периферии юридического мышления. К их актуализации нередко прибегали интеллектуальные течения, работающие на слом юридической традиции.

По-моему, столь радикальных взглядов у нас никто и не высказывал
Такую или весьма близкую к ней цель ставит наш белорусский коллега В.И. Павлов. Применительно к концепции К. Ллевеллина И. Грязин писал, что изучение правовых текстов на основании концепции Ллевеллина ничего не скажет о действующем праве и обществе в его настоящем («Текст права», с. 41 — 42), а, значит, здесь юридическая догматика никогда не достигнет своих целей.

Сторонники антропологического поворота (тот же Честнов)...
Кстати, вышла новая книга, одним из авторов которой является Илья Львович. «Актуальные проблемы конституционного права». (http://www.ozon.ru/context/detail/id/18865120/) Правда, после быстрого просмотра первых 30-40 страниц у меня сложилось впечатление, что я это уже читал.

… показать на конкретных примерах, как изменение «настройки» мышления условно с «классики» на «неклассику» меняет само решение не очень-то получается...
А именно это и требуется сделать, чтобы «достучаться» до профессиональных юристов-догматиков. Нужно показывать все на их материале, использовать присвоенные ими способы аргументации и пр.

… юристу-практику понятие субъекта в таком «глобальном» смысле действительно за ненадобностью.
Хорошо написал М.В. Антонов: "… отраслевым дисциплинам не нужны такие синтез и обобщение, которые приводят к утрате возможности ухватить специфику отраслевой проблематики..." Я бы, конечно, поправил, что речь здесь идет не о специальных отраслевых теориях, а об отраслевой догме, которая всегда конструируется целевым образом, и поэтому уровень ее обобщения всегда целесообразен образцам, работающим в юридической «практике», т.е. соразмерен организации профессионального правосознания большинства сообщества.

… Кроме одного случая: для осознания того, что он сам субъект, чья мыследеятельность так или иначе работает с правом – совершенствует его, углубляет, затуманивает или просто работает на ещё большее «устаканивание» некоторых правовых смыслов. И вот для этого видения «человеческого измерения» права и нужна постклассика
А может, нужен И. Кант? С натурализацией первым начал бороться он, а не постклассика, и «классический» юснатурализм похоронил не Савиньи, а Кант… «Человеческое измерение» имеет несколько очень различных коннотаций… Либеральная традиция, кантианство, марксизм, феноменология, экзистенциализм и «постклассика», которая тоже пока пребывает на уровне облака смыслов…
0
Максим Никонов
«Современные условия» — это что? Фрагмент объективной действительности?..
Нет. Современные условия — это современные социокультурные условия (коротко: мысли, ценности, состояние умов, существующие в обществе практики). Можно их определять через дискурсивные практики(см. Фуко М. «Слова и вещи», «Археология знания»). Можно (если говорить именно о юриспруденции, а не «вообще») вспомнить Г.Дж.Бермана. Вот сейчас, как мне кажется, нужен «свой условный Г.Дж.Берман», могущий описать современную социокультурную ситуацию хотя бы на уровне одной страны (причём не на уровне лозунгов «православие-самодержавие-народность», а по существу).
Приведу здесь цитату Г.Павловского, которая, возможно, поможет понять, к чему я клоню:
«Идет усложнение общества, и, видимо, уже давно. Его не замечают, потому что заметить его просто не готовы.
Наш политический язык, то есть тот, на котором мы конфликтуем, – убогий. Он не годится для описания даже более простых вещей, чем современное общество, например — конфликтов в Сагре или станице Кущевской. Мы оказываемся в глупом положении людей, которые просто не знают, что делают. Не знают, потому что не обсуждают, а не обсуждают, потому что обсуждения бесполезны. Во всяком случае, мы так решили.

— То есть мы сейчас пытаемся обсуждать то, что не в состоянии осмыслить?

Обсуждаем то, что не можем назвать правильно. Естественно, мы ведем взвинченные речи. Количество необсуждаемых изменений далеко превысило способность с ними справляться. Они накапливаются и в качестве подсознания давят на поведение. Поведение невротика, причем тяжелого невротика-социопата, который отвечает на конфликты выдумками и обвиняет в личных трудностях окружающих. Он придумывает врагов и приписывает им планы себя уничтожить. А мы живем на этой свалке фантазий, и пробиваться сквозь весь этот риторический мусор – трудное дело. Поэтому мы просто перебираем одну фантазию за другой».
А есть ли место «живой жизни» в постклассической научной рациональности? Есть ли место «реалистическим» представлениям в постклассической концептуализации?
Если считать, что посклассика работает только с симулякрами, то, наверное, такого места нет. Но если так не считать?))
«Вписаться» в постклассику можно, а вот «прописаться» по адресу догматической романо-германской традиции, думаю, гораздо сложнее.
Догматическая романо-германская традиция — это (в т.ч.) один из «способов» объяснения/описания/конструирования происходящего в праве. Можем ли мы его считать «законсервированным», не способным к «принятию» «вкраплений»? Или существованию «наряду с...»?

Юридическое мышление всегда и везде стремится формализовать свой объект. Формализация является основанием формирования юридической догмы.
Конечно. Только юридически мыслят-то живые люди, а не «сферические беспримесные роботы в вакууме»))

А именно это и требуется сделать, чтобы «достучаться» до профессиональных юристов-догматиков. Нужно показывать все на их материале, использовать присвоенные ими способы аргументации и пр.
Как мне думается, в «книжном формате» это чрезвычайно трудно сделать. М.б. сработал бы формат ОДИ…

А может, нужен И. Кант?… «Человеческое измерение» имеет несколько очень различных коннотаций…
Вполне м.б. нужен И.Кант. Или кто-то второй. Или кто-то третий. Нащупывать надо, пробовать на зуб…
0
Пользователь № 85163
Может быть, ответ на вопрос кроется в том, что рациональность является постнеклассичнской, а не постклассической? И развитие этого направления — следствие развития неклассической научной рацтональности? и не является ли категорическое постулирование о предмете и объекте преждевременным при отсутствии ответа на вопрос о том, что составляет предмет и объект юридической науки, одновременно отвечая на вопрос: а могут быть хотя бы гипотетически схожи объект и предмет теории права и отраслевых наук, особенно тех из них, которые суть социальное порождение, например. трудовое право или право социального обеспечения? Разве теоретики методологии, в том числе Н.Н. Тарасов, дают ответ на эти вопросы?
0
ljucash ljucash
Уважаемый г-н Михайлов! Во- первых позвольте вас поблагодарить за великолепный цикл статей, читать которые доставляет искренне удовольствие. Прежде всего за тот провокационный — в хорошем смысле слова — метод изложения.… И во вторый прошу заметить, что Вы то и есть тот самый ярый постмодернист, который нападает на классическое правоведение… которое как известно появилось благодаря глоссаторам, пересказавшим римское право языком Ветхого и Нового завета… опуская ряд логических звеньев, скажу, что отделять право от философии (любви к мудрости, ну и опять пропуская пистис софия и иже с ним) ну просто неприлично. Провокатор, вы, батенька )))
0
Николай Лишанков
Уважаемый Антон (без иронии).
Искренне приятно читать сочинения, изложенные в классическом научном стиле.
Сам используемый терминологический набор вызывает светлое, доброе умонастроение:
«описывать антропологическую действительность», «оппозиции натуралистического и деятельностного подходов», «для «постклассики» существует интерсубъективный мир, и этот мир – единственная действительность социогуманитаристики» etc. НУ СУПЕР, просто над каждой фразой можно неделю размышлять…

И тем не менее, уважаемый Антон, поймите меня правильно, я не ёрничаю, но но если можно, в чем смысл Вашей статьи и какие выводы должны сделать из её содержания к напримеру депутаты Государственной Думы Федерального собрания РФ планируя законотворческую деятельность на 2013 год или, например, сотрудники какого-нибудь правового управления какого-нибудь департамента Правительства РФ, участвующего в подготовке проектов правительственных нормативно-правовых актов.
К примеру я готовлю изменения в законодательство о Конституционном Суде, какая часть Вашей блестящей статьи должна быть мной изучена наиболее внимательно.
Или даже так сформулируем вопрос: «Внесения каких практических изменений в российское законодательство предполагают те результаты к которым Вы пришли в вышеизложенном исследовании?»
Возможно этому будет посвещено Ваше очередное исследование и я просто забегаю вперед. Тогда извините…
0
Вадим Павлов
Антон Михайлович!

Приглашаю к дискуссии. См. мой блог: blog.pravo.ru/blog/6537.html
0